Наваждение Монгола - Анна Гур

мама укладывала меня рядом и рассказывала сказки, а я до сих пор помню ее запах. Она пахла малиной и имбирем, а может, это из-за того, что она пила чай с домашним вареньем, которое сама летом и готовила.

По мере того, как рассказываю, маленькие капельки падают на руки, и механически протерев кожу, я понимаю, что плачу.

– Но лучше ей не становилось, а однажды меня перестали к ней пускать.

Беру нож в руки, рассматриваю, как поблескивает столовое серебро, сжимаю прибор в пальцах до побелевших костяшек.

– Мама угасла быстро, на глазах.

Поднимаю глаза на Монгола, который снисходительно смотрит на оружие в моей руке. Для него это зубочистка и как бы я ни хотела воспользоваться этим ножом, я все же трусиха и не смогу. Мы оба это знаем.

– Это был не грипп. В наш дом зачастили люди, разные, это были врачи, затем отец возил маму по клиникам, но никто не понимал что с ней, а потом сказали, что ей осталось недолго.

– Прекрати, – бескомпромиссный голос и желтые глаза вспыхивают, а мои наполняются слезами.

Смотрю на протянутую ладонь Гуна, изучаю линии, резкие, рваные. Говорят, по ладони человека можно сказать о нем многое, вплоть до предсказания его будущего, но у меня четкое ощущение, что этот мужчина сам кует свою судьбу.

– Отдай мне нож.

Опять приказывает, а я небрежно выполняю, тяну руку и у меня дух захватывает, когда сильные пальцы обхватывают мое запястье, столовый прибор со звоном падает на тарелку, а Монгол дергает меня к себе, заставляет слететь со стула и упасть на его крепкое тело…

– Ох…

Слетает с губ, и я чувствую под рукой мощную грудную клетку мужчины, сердце, что отбивает тяжелый ровный ритм.

Он весь словно резонирует непоколебимостью, силой и я цепенею в его руках, натягиваюсь струной, готовой лопнуть в любую секунду.

Смотрю в тигриные раскосые глаза и словно перестаю существовать на мгновения, окунаясь в его дикую необузданную энергетику.

Проводит пальцем по моей щеке, стирает влагу и запускает руку в мои волосы, тянет за прядку.

– Алаайа…

Выдохом и я спрашиваю робко:

– Что это означает? Это ведь обращение?

Растягивает губы в улыбке. И в этот раз это не оскал и не скупая ухмылка, а в Монголе чувствуется что-то мягкое. И в то же время он словно присматривается ко мне, пытается понять до конца кто перед ним.

– Ты слишком любопытна, невеста. Это просто слово.

– И почему мне кажется, что ты утаиваешь что-то, недоговариваешь? Оно что-то значит, Гун?

– Ничего.

Сужает глаза, а мне кажется, что я тону. Воздух в легких заканчивается, ощущаю, как подпадаю под власть всесильной стихии. Только этому мужчине решать мою судьбу. Никто не спасет. Никто не придет. А такие, как Монгол, не отпускают, пока вдоволь не насладятся агонией.

– Было приятно наблюдать агонию твоего несостоявшегося муженька, когда он получил презент в виде простынки с багровыми пятнами…

– О чем ты?!

– Всего лишь о том, что Айдарову доставлено послание. Мой враг прилюдно был оскорблен.

Кажется, что я действительно вишу на волоске от смерти и эта смерть имеет неимоверно красивые черты, которые я впитываю широко раскрытыми глазами.

Монгол привлекателен ровно так, как может быть красива ядовитая тварь. В природе все яркое является таким – словно несет предупреждение не приближаться, не трогать.

Но ирония в том, что я цепляюсь за широкие плечи, пока его сильная ладонь застыла на моей спине и пальцы прожигают сквозь материю, ласкают и посылают искры по всему телу.

– Маленькая невеста врага. Что же мне с тобой делать, Ярослава?

Вдруг становится жутко от того, как вспыхивают его глаза, как расширяются зрачки и накрывают желтоватый ободок.

Решаюсь, наконец, разомкнуть пересохшие губы и задать вопрос, который гложет:

– Зачем я тебе нужна, Монгол? Зачем держишь, если уже отправил простыню Айдарову?

 

Глава 18

Застываю в его руках в ожидании ответа. Находиться рядом с этим восточным мужчиной невероятно сложно. Он вызывает смятение. Дезориентирует.

И да. Парадокс. Но он чем-то напоминает Айдарова. Своего врага, которого так рьяно ненавидит. Не могу уловить, чем именно, но если Мурата я боюсь до дрожи, то здесь все иначе и дрожу я совсем по другой причине.

Сложно не поддаться дикой необузданности мужчины, который не переставая буравит меня взглядом.

– Мы сейчас о тебе говорим. Ты почему-то начала рассказывать мне про детство, а меня интересует твое настоящее, Ярослава. Скажем, то, почему невеста Айдарова в ночь перед свадьбой отжигала в клубах как последняя…

Цокает языком и пальцы впиваются в мои позвонки. Монгол обманчиво спокоен. Он напоминает магму, которая кипит в недрах. На поверхности тишь да гладь, а внутри вулкан.

– Я хочу услышать твою версию, Алаайа, продолжай рассказ и не забудь пояснить, почему ушла с левым мужиком в приват-рум.

Дергаюсь. Он ранит словами, оскорбляет, но информация у него верная.

Следил, значит. Пока ждет ответа, вскинув бровь, его пальцы медленно ползут к кромке моего свитера, проскальзывают и ощущаются ожогом на незащищенной коже.

– Я не обязана тебе ничего прояснять!

Рявкаю зло, скрывая, насколько для меня непереносимо видеть осуждение в его глазах. Он считает меня золотоискательницей, каждым своим жестом и взглядом демонстрирует, как именно относится к продавшейся девице, которая, не успев выйти замуж за старика, мчит в клуб, чтобы повеселиться.

К горлу поднимается ком.

– Я сама согласилась стать невестой Айдарова, взамен того, что проблемы семьи решатся. Ты можешь меня за это ненавидеть. Да. Я продалась. Ты это хотел услышать?!

Кажется, что моя фраза режет пространство ножом, заставляет Монгола потерять контроль. Он резко подается вперед, выцепив мое признание.

Рука вцепляется в мои волосы, натягивает до предела, заставляет изогнуться, пока сильные губы сминают мои больно, невыносимо, до помутнения, которое накрывает лавиной.

Его пальцы скользят по моей коже вверх, царапают, накрывают грудь и в мозгу щелкает понимание, что я дала повод считать себя ветреной, а с такими Гун не раскачивается. И внутри обжигающей болью проскальзывает осознание, что я не хочу быть разовой для него, не хочу, чтобы использовал и выкинул.

С силой отталкиваю его и кричу сквозь слезы:

– Я убежала в этот проклятый клуб, чтобы стать грязной, чтобы лишиться того, что так было важно для Айдарова! Я просто сломалась. Поняла, что не смогу лечь с этим боровом в постель, что умру, и решилась убежать. Я хотела стать женщиной с любым мало-мальски симпатичным парнем. Тогда Мурат бы на мне не женился. Вот почему я сбежала, Гун!

Вскидывает покалеченную бровь нагло и надменно.

– Человек способен на глупости, когда его загоняют в угол. Я мчалась в этот чертов гадюшник свято надеясь, что буду спасена.

– Интересная логика. Самоубийственная, я бы сказал.

– Когда рядом