Убийство номер двадцать - Сэм Холланд

и вовсе никакой. Он воспитывал ее в одиночку – единственный частный врач на всю округу, в приемной которого всегда толклись люди. Она ездила с ним на домашние вызовы, ждала в машине с книжкой или раскраской. Сидела за стойкой администратора, а дамы в подсобном помещении были ее неофициальными няньками. Он старался как мог. Они ходили в парк, в бассейн, на пляж… Ничего такого особенного. Обеды иногда бывали подгоревшими или совершенно несъедобными, а иногда и самыми классными, потому что они покупали рыбу с жареной картошкой, жирную и вкусную, и лакомились ею, положив газеты с ней на колени и сидя на низкой кирпичной стене, окружающей парк. И до сих пор, уловив этот упоительный запах соли и уксуса, Ромилли не может не подумать о нем.

Было трудно отделить этого мужчину – отца, которого она любила, – от дьявола, убившего всех этих женщин. И даже когда Ромилли вдруг увидела ключи от флигеля, случайно оставленные на кухонном столе, и спустилась в сад, и открыла дверь, и почувствовала запах экскрементов и смерти, и увидела всю эту боль и ужас, то лишь замерла в нерешительности.

Полиция поначалу ей не поверила. Это было больше похоже на розыгрыш. Констебли в форме стояли перед их дверью со снисходительным выражением на лицах, разговаривая с ее отцом.

– Простите, доктор Коул… Но вы не возражаете, если мы осмотрим ваш дом? Мы уверены, что все это выеденного яйца не стоит… Да, в том числе и флигель.

Они даже шутили, прогуливаясь по верхнему этажу, кухне и гостиной. Они видели то, что видели все: нормальность, благопристойный фасад. Стоит ли удивляться, что Ромилли скучала по своему отцу? Стоит ли удивляться, что она любила его?

Но затем их улыбки сменились ужасом, когда Элайджа отпер дверь флигеля и распахнул ее настежь. Он не колебался. Посмотрел на Ромилли, стоявшую в саду и наблюдавшую за происходящим, и подмигнул, когда полицейские повернулись, надели на отца наручники и, панически запинаясь, зачитали ему его права. Приехали машины «скорой помощи», по саду забегали собаки-ищейки.

И тела были найдены.

…Ромилли решительно вытаскивает ключ из замка зажигания. Ну вот она и здесь. И увидит своего отца впервые с тех пор, как его арестовали. Ради Джейми. Ради Пиппы.

* * *

Посещение было одобрено на удивление быстро – стоило ей только подать заявку.

«Он ожидает, что ты придешь», – сказал тогда Адам, озабоченно сдвинув брови.

«Все со мной будет нормально, – ответила она. – Обещаю».

Но теперь Ромилли уже далеко не так в этом уверена.

Она входит в помещение центра для посетителей, предъявляет удостоверение личности, оставляет свои вещи в камере хранения, расписывается… Все происходит стремительно, в ускоренном темпе.

Тюремный охранник улыбается. Она замечает кофейное пятно на его униформе, рубашка помята.

– Значит, приехали повидаться с доктором… – произносит он. – Он вас уже заждался.

Ее проводят в маленькую комнату с металлическим столом, привинченным к полу, по бокам которого стоят скрипучие стульчики с пластиковыми сиденьями и спинками. Она садится лицом к двери. Берет предложенный одноразовый стаканчик с водой и делает глоток, смачивая пересохший рот.

Кладет руки на стол ладонями вниз, пытаясь унять их дрожь, затем скрещивает на груди, но при этом засовывает ладони под мышки. Ей жарко, она вся вспотела от нервов, сердце так и трепыхается в груди.

Дверь с лязгом открывается, отчего Ромилли вздрагивает, и вот она уже смотрит в почти черные глаза своего отца.

– Ромилли! Я так рад, что ты пришла! – произносит он с теплой улыбкой. Ведет себя так, будто беспечно прогуливается по парку. На нем джинсы и темно-зеленая клетчатая рубашка. На ногах кроссовки – ярко-белые, не знающие земли и грязи за пределами тюремных стен. Руки у него свободны, наручников нет.

Он садится перед ней, а охранник встает на другой стороне комнаты, скрестив руки на своей широкой груди, и смотрит только на Коула, не обращая на нее никакого внимания. Ромилли чувствует себя скорее испуганной, чем успокоенной его присутствием.

Она поворачивается лицом к отцу. Впервые за двадцать шесть лет.

– Я здесь не ради тебя, – говорит Ромилли. Выходит это хрипло, и она прокашливается. – Расскажи мне все, что ты знаешь о Пиппе Хокстон. Об этом убийце.

Коул ухмыляется.

– Меня заинтересовал тот факт, что ты замешана в этом деле. И хорошо, что ты не стала менять имя, Ромилли. Так назвала тебя твоя мать.

– Я сохранила его не ради тебя!

Ромилли уже столько раз подумывала о смене имени, что теперь уж и не сосчитать. Каждый год, в годовщину его ареста, когда газеты просили комментариев. Всякий раз, когда какой-нибудь особо упертый фанат сериалов про реальные преступления выслеживал ее, желая задать какие-то вопросы. Но она не хочет прятаться. Она не сделала ничего плохого – за эту мысль Ромилли цеплялась всю свою жизнь.

Она делает вторую попытку:

– Так что ты знаешь о Пиппе Хокстон?

Он склоняет голову набок.

– Ты с ней знакома? Похоже, это что-то личное?

– Хватит уже валять дурака, – резко говорит Ромилли. – Или ты рассказываешь мне все, что знаешь, или же я прямо сейчас ухожу отсюда.

Коул с довольной улыбкой на лице откидывается на спинку стула.

– Я всегда знал, что ты сильная. Что что-то в тебе есть, Ромилли. Это подтвердилось, когда ты позвонила в полицию. Мне следовало этого ожидать. Это была моя ошибка.

Ромилли молчит, не зная, что сказать.

– Я прощаю тебя, – продолжает он.

– Ты прощаешь меня?

– Да. За то, что вызвала полицию. Я-то думал, что мы с тобой одна команда… Ты и я против всего остального мира. После смерти твоей матери.

– Ты убил четырех женщин! – кричит она, но тут слышит голос доктора Джонс у себя в голове. «Не позволяйте ему взять бразды правления в свои руки. Это вам решать, как реагировать на него. Только вам».

– Я не хотел их убивать, – тихо произносит Коул. – Но зашел слишком уж далеко. Они не смогли этого вынести. В конце концов.

Он ненадолго умолкает.

– И я продолжал бы и дальше. Если б ты меня не остановила. Я знал, что тебе придется остановить меня, Ромилли.

Она пристально смотрит на него. Коул поднимает голову и встречается с ней взглядом; Ромилли отказывается отводить глаза.

– Это был экзамен. Который ты с блеском сдала.

– Ты намеренно оставил там эти ключи… – Ромилли всегда задавалась вопросом: что произошло бы, если б она не заметила их на столе в тот день? Если б позже вернулась домой из школы. Если б отец заметил их и