Четыре сезона - Андрей Шарый

Уличный фонарь принципиально новой конструкции, с круглой горелкой, позволявшей воздуху попадать «внутрь» пламени, отчего огонь становился устойчивее, изобрел незадолго до Наполеоновских войн швейцарский физик Жак-Эйме Арган. Но до провинциальной, пусть и элегантной, Праги новшество добралось с опозданием, император уже томился в изгнании на острове Святой Елены. Когда у Сословного театра и по соседству, на Рыцарской улице, установили первые в городе «лампы Аргана» работы жестянщика Роучека, главные европейские столицы, и Париж, и Лондон, вовсю щеголяли шикарным газовым освещением. Прага не попала в такт; жадноватый городской совет долго не решался совершить еще один прыжок в будущее, только-только крупно потратившись на «лампы Аргана». Пытались экономить, как могли, разработали правила освещения, принимавшие во внимание множество природных факторов: график восхода и захода солнца, фазы Луны, время года, облачность, силу ветра. За соблюдением правил следила сначала полиция, затем для контроля над «инспекторами иллюминации» создали специальную городскую комиссию. Магистрат попытался взимать с домовладельцев налог за освещение улиц, но те сопротивлялись, как могли, старались найти отговорку: то зданию нужен ремонт, не до фонарей, то квартиранты не платят, то — «у моего дома и так светло».

Свет мало-помалу побеждал тьму. В 1847 году в пражском районе Карлин построили первую газовую станцию, и на улицах Праги вспыхнули 200 газовых фонарей. Производство луцерн стало массовым, над осветительными проектами работали лучшие пражские архитекторы — Никлас, Шульце, Зитек, Фанта. Счет фонарикам, фонарям и фонарным столбам пошел на многие тысячи; из диковинки они становились повседневностью, к ним привыкли, на них перестали обращать внимание. Именно с той поры уличный фонарь, «фонарный контур на асфальте» — из числа немногих, так приятных сердцу жизненных констант. В 1881 году прогресс одержал очередную победу: Гибернскую улицу по случаю прибытия в Прагу кронпринца Рудольфа расцветили электрическими лампами. Но в укромных городских уголках, где-нибудь вдалеке от шумных проспектов, еще почти полвека разгоняли ночную тьму подслеповатые масляные фонари, которые аккуратно, по лунным часам, зажигали, гасили и чистили лампаржи. А последние газовые луцерны исчезли с улиц города только в шестидесятые годы прошлого столетия.

Человечество так долго прозябало в темноте, что теперь транжирит свет, убеждая природу в том, что изобретения инженеров сильнее ее законов. На ночном пражском небе не разглядишь звезд, и даже в ясную ночь Луна — всего лишь один из многих осветительных приборов. Луна сияет ничуть не ярче уличного фонаря у входа в пассаж «Луцерна».

На донышке мира

«Пещера была настоящим лабиринтом извилистых, перекрещивающихся между собой коридоров, откуда не было выхода. Говорили, что можно целыми днями и ночами блуждать по запутанной сети расщелин и провалов; что можно спускаться все ниже и ниже в самую глубь земли и там встретить все то же — лабиринт под лабиринтом, и так без конца. Никто не знал всей пещеры, это было немыслимое дело». Том Сойер ориентировался в пещере Мак-Дугала не лучше, чем другие, поэтому мальчик и его спутница Бекки Тэтчер быстро заблудились в подземном лабиринте. Не знаю, существует ли близ городка Сент-Питерсбурга такая пещера, или Марк Твен ее выдумал, как и другие приключения Тома Сойера. Но вот забавное совпадение: в том самом 1884 году, когда американский писатель закончил работу над знаменитой повестью, герои которой едва не погибли в подземелье без света и пропитания, на юге Европы, за многие тысячи километров от Миссисипи, провели электрическое освещение в огромную Постойнскую пещеру, и она перестала быть царством тьмы. Многочисленные посетители избавились от необходимости пользоваться свечами или факелами. Уже в ту пору Постойнская пещера считалась самым привлекательным природным памятником Австро-Венгрии — ежегодно в ее лабиринты спускались почти 10 тысяч человек.

Одним из первых, и самым высокопоставленным туристом, стал престолонаследник Фердинанд, посетивший Постойну через полтора года после того, как в апреле 1818 года словенский пастух Лука Чеч обнаружил в глубине известнякового грота бездонный лаз. Эти пещеры были известны давно, наскальные росписи свидетельствовали, что люди здесь обитали чуть ли не с каменного века, но в подземелье-то чего им соваться? Другое дело — если во славу династии Габсбургов. Любознательность пастуха окупилась сторицей: в заброшенной деревушке на полпути между побережьем Адриатики и городом Лайбахом (теперь — Любляна) расцвели и наука, и туризм. Словенцы до сих пор ужасно гордятся тем, что именно они дали международное название этому природному явлению — карсту, ведь плато Крас (или Карст) находится на территории Словении, а описание Постойнских пещер 1854 года считается первой в мире спелеологической монографией.

Но ни один спелеолог не скажет наверняка, какая подземная пещера самая длинная, никто этого не может знать. Так и пишут в исследованиях и путеводителях: «одна из самых обширных карстовых систем». С мировыми рекордсменами — пещерами Флит-Ридж в Америке и Хеллох в Швейцарии — Постойне с ее 27-километровыми коридорами в любом случае не сравниться, но ее лабиринт соединен с другими каскадами пещер, вымытыми за миллионы лет подземной рекой. Несколько столетий назад эту реку назвали Пивка, о чем река и не подозревает, не прекращая медленное дело: мгновение за мгновением, век за веком в подземной темноте каждой своей каплей она точит, точит камень. Потом вдруг меняет русло, и на месте буйного потока остаются пустоты. Когда-то река впадала в праисторическое Паннонское море. Море давным-давно ушло под землю, теперь «посередине суши» находят окаменевших морских гадов; равнина была ложем морским. А подземную известковую толщу река использует для своих странных художеств.

Сталактит — известковая сосулька, свисающая с потолка пещеры; сталагмит — известняк, растущий из пещерного пола. Под землей время ничего не значит, чтобы сталактит и сталагмит соединились в столп из известковых солей, требуется вечность. Исследователи не поленились посчитать: самым старым сталактитам и сталагмитам Постойнской пещеры — около 300 тысяч лет. Определить возраст (рискуя промахнуться лишь на десяток-другой тысячелетий) несложно: известно, что за 100 лет сталагмит прибавляет в росте от одного до десяти миллиметров. А вот проверить эти вычисления труднее, спелеологии от роду меньше двух веков. Значит, даже первый из научно измеренных каменных леденцов не мог с начала спелеологических времен вырасти больше чем на пару сантиметров. В Постойнской пещере я видел восьмиметровый белый сталагмит, похожий на огромный стакан мороженого. Знатоки объяснили: это молодой сталактит, потому и белый, а старые великаны — ржаво-красноватого цвета. Кап, кап — вода реки Пивка оставляет известняковые следы на головах сталагмитов. Словенцы нашли правильное славянское слово для обозначения подземных столбов и подвесок: kapnik. Кап, кап, капник.

«Поблизости от входа поднимался над землей сталагмит, выросший в течение веков из капель воды, которые падали с висевшего над ним сталактита. Узник отломил верхушку сталагмита и положил на него камень. В этом камне он выдолбил неглубокую ямку, чтобы собирать драгоценные капли, падавшие через каждые три минуты с тоскливой размеренностью маятника — по десертной ложке каждые двадцать четыре часа». Злой индеец Джо так и умер в пещере Мак-Дугал от голода, умер в полной темноте, сожрав десяток свечных огарков и нескольких летучих мышей, которых ухитрился поймать. Марк Твен пугает Тома и Бекки в лабиринте только кромешной тьмой, одиночеством да маленькими летучими зверьками, которые, сцепившись в клубок, висят под сводами пещеры. Твен никогда не бывал в Постойне, наверное, и не слышал о ее подземных обитателях, а то бы придумал своим героям новые увлекательные развлечения.

…У этого существа нет глаз, зато есть рот. У существа крохотные скорее не лапки, даже не плавники, а ручки и ножки, верткий чуть расклешенный хвост и гибкое тулово червяка. Существо бесцветно, и оно не знает, что такое свет. Оно безгласно, ему не к чему издавать звуки. У него нет панциря, чешуи, шкуры, когтей — не от кого обороняться. Оно — не рыба, не саламандра, не маленький дракон, хотя люди в страхе и думали так, если существо волей случая, когда поднимался уровень грунтовых вод, попадало к ним из подземелья. Зачем его, такого, родила природа? Не у кого спросить.

Или объяснение — в другом: пока Господь не додумался создать солнце, он творил мир в темноте, и первым делом, наверное, шутки ради, придумал эту Божью тварь. Двести лет назад ее выловил из реки с жидким именем Пивка естествознатель с рыбьей фамилией Ершинович. Существо назвали proteus anguinus, «человеческая рыбка». А как, скажите, его еще назвать, этого хвостатого слепого червячину, иногда размером в 30 сантиметров, да еще с ручками и ножками? Подводным кротом?