Четыре сезона - Андрей Шарый

Все, что продается на рынке, — это только торговая марка, это всего лишь стиль Христиании, игрушки взрослых детей, подсказки, как справедливо и легко устроить трудную и несправедливую жизнь. Ну и доход для торговцев и бюджета коммуны, конечно. Идеология хиппи гласит: семья, государство, обязательный труд ради приобретения материальных ценностей есть формы порабощения человека. Так вот в чем смысл существования вольной общины: власть здесь заменена самоуправлением, парламент и правительство — прямой демократией, закон — здравым смыслом. Христиания не считает себя собственностью большого мира, один из входов в коммуну даже устроен в виде бревенчатой арки, на перекладине которой красуется надпись: «Вы покидаете территорию Европейского Союза». Конституцию из ста страниц сменил набор из пяти запретов: нет — оружию, нет — насилию, нет — частным автомобилям, нет — торговле жилплощадью, нет — тяжелым наркотикам. Все остальное — восточные дудочки, тамтамы, гашиш — не возбраняется. И любовь — сколько хватит души и сердца.

Пятнадцать «микрорайонов» Христиании выставляют против буржуазной сытости Копенгагена, как пушки с бастионов морских казарм, аккуратную штопаную бедность. Освобождение от излишеств автоматически означает проигрыш в удобстве: не пышный розовый цветник у мраморного парадного подъезда, а луковая грядка рядом с деревянным крылечком. Диоген был счастлив тем, что не имел ничего, кроме бочки для ночлега. Датские сквоттеры, поначалу устроившись лишь чуть комфортнее древнего философа, в конце концов сделали уступки цивилизации: нарожали детей, завели пусть и незарегистрированные, но семьи, прикупили сателлитные антенны, бензопилы, газовые плиты. Кто, несмотря на запреты, ширялся белой дурью, давно помер от передозировки; кто жег печень алкоголем, давно насмерть спился; кто не выдержал невзгод полуполевой и полупоходной жизни, давно уехал. К проверенным ветеранам движения свободы присоединились люди, выброшенные (или выбросившиеся) из общества. Одни мечтали обрести безделье, другие хотели безбоязненно курить марихуану, третьи следовали заповеди Михаила Бакунина: «Свобода других продлевает мою собственную до бесконечности». В конце семидесятых идеологию хиппи разбавили панки, в конце девяностых — антиглобалисты. Теперь с мировоззренческой точки зрения Христиания — огромная неправительственная организация, борющаяся за всяческие свободы и права, вступающаяся за всех угнетенных и обиженных подряд еще и потому, что сама уязвима.

В Дании запрещены любые наркотики, не только тяжелые, а с политической точки зрения, что бы там ни бренчали гитары, Христиания — это все же часть королевства. Если в коммуне кого поймают с героином или ЛСД, выгонят обратно «в большую жизнь», вот и все наказание, а в «остальной» Дании законы, конечно, куда более суровые. Тридцать лет противостояния власти и группы свободных граждан уродились хрупким компромиссом: датское и городское правительство много раз намеревались закрыть коммуну, да так и не решились. Подчеркнутая чистота и аккуратность территории, зеленые насаждения, ни гадкого запаха, ни гниющей мусорной кучи — это еще и знаки отпора возможным претензиям: мы способны навести порядок без постороннего вмешательства. Христиания — социальный эксперимент, охраняемый и на Пушерстрит, и на базаре, и вообще повсюду полицейскими патрулями. Полицейские вполне добродушные, но на всякий случай хорошо вооружены и экипированы: пистолеты-дубинки, бронежилеты, ранцы, шлемы как у мотоциклистов.

Компания за спасение самих себя — это акция нон-стоп в Христиании, хотя эмиграция, как известно, не географическое понятие, а состояние души. В коммуне создана инициативная группа, разрабатывающая альтернативный вариант выживания: если власти нарушат перемирие, Христиания переместится из Копенгагена на датские выселки, на пустынный остров Борнхольм. Но это как из квартиры в тихом центре переехать в далекий спальный район. За пару часов у кафе «Немоленд» я успел подписать две петиции в защиту коммуны. «Христианию хотят уничтожить, чтобы понастроить здесь домов для богатых», — пояснил мне вполне накуренный активист кампании гражданского неповиновения. Живет еще наивная идея о всеобщем равенстве, которое можно защитить одной только силой своего хотения.

Поборники лозунга личной свободы и чувствуют себя свободно. За три десятилетия они создали небольшую экономику вольной Христиании: магазины, торгующие семенами и экологически чистыми продуктами, свечной заводик, кустарная фабрика природной косметики, типография, конюшня, пекарня «Солнечный свет», десятки разных ремесленных мастерских, студия звукозаписи, овощные лавки. В Христиании — один из лучших в Европе скейтпарков, несколько дешевых кафе, ресторанчиков и музыкальных клубов, главный из которых смешно называется «Музыкальная блоха». Есть своя ФМ-радиостанция, своя прачечная, три детских сада, почтовое отделение, где можно получить письмо, но откуда нельзя письмо отправить. В Христиании странные адреса, дома здесь без номеров, зато с вывесками, поэтому и на конвертах положено писать просто: «Ричарду из Дома на дереве», «Матильде из Дома башмаков», «Францу из Дома оперы». Дом на дереве — это строительный вагончик у большого вяза над гладью канала; Дом башмаков — крыло старой казармы, где устроили обувную мастерскую; «Опера» — музыкальный клуб, видавший не только выступления Боба Дилана и Аланис Морисетт, но даже концерты русского альтернативного рока. Самый старый жилой дом Христианин расположен в бывшем пороховом складе постройки 1688 года и, кстати, как и другие «казарменные» здания, принадлежит министерству обороны.

Коммуна, как ни свободолюбива, все же сделала несколько шагов в сторону общества потребления: в поселок провели электричество и водопровод (приходится платить за коммунальные услуги), здесь открыли аптеку и небольшую больницу, даже общественную баню, куда, правда, «с улицы» не попасть («Только для жителей Христианин и их друзей»). Вывозом мусора и уборкой территории заняты специальные «зеленые бригады». Говорят, зарплаты здесь повыше, чем в Копенгагене, поэтому устроиться официантом в кафе на Пушерстрит или продавцом в велосипедный магазин не против и «обычные» жители датской столицы. Те, кто предпочитают не работать (примерно половина из тысячи постоянных обитателей Христиании существуют на социальные пособия) или просто сегодня не заняты ничем другим, возят или пилят дрова, копаются в огородах или палисадниках, рисуют наивные картинки или скручивают специальные сигаретки. Как и все вольные художники, они выглядят почти счастливыми и немного чокнутыми.

Настроения этому дачному празднику добавляют разноцветные граффити — везде, где найдется квадратный метр площади. Эти полотна рисуют мастера с незамутненным условностями художественной школы сознанием. Главные источники их творчества — сочный куст марихуаны, сломанный и перечеркнутый шприц с героином («Скажи „Нет!“ тяжелым наркотикам!») и флаг Христиании, три последовательных желтых круга-солнышка на густо-красном полотнище. Кажется, в буддизме этот знак — я видел похожий в монгольских дацанах — называется «колесом жизни». Колесо фантазии никто и не собирается останавливать, лишь бы получалось красиво и ярко: изображения фараонов, русалок, чертей, чудо-юдо-рыб и чудо-юдо-птиц, диких и ядовитых цветов невероятных цветов, улыбка Мерилин Монро и усмешка Бьорк соседствуют здесь столь же причудливо и столь же мирно, как разноплеменные товары на базарных прилавках. А самое впечатляющее настенное полотно — огромная композиция кисти (вернее, флакона со спреем) Марианны Ридваль, посвященная 30-летнему юбилею коммуны: яркокрасочные символы Христиании утопают друг в друге.

Идею надоедливой поденной работы, концепцию промышленной цивилизации Христиания отменяет, культивируя взамен полеты духа и необременительный кайф на лоне природы: ты малюешь рисунок или машешь топориком, пока дети бегают по лужайке босиком. Глядя на добропорядочных толстоватых мамаш, на их супругов, деловито выравнивающих поленницы у околицы, как-то не верится, что эти люди способны коротать часы в наркотическом дурмане. От агрессии датского (в данном случае, не важно какого — любого!) государства они обороняются арт-акциями, от полицейских рейдов — художественными выставками, самая знаменитая из которых, еще конца семидесятых, гостила в королевском дворце Шарлоттенбург, даром что называлась «Любовь и хаос». Может, не случайно это царство равенства возникло именно в Дании, либеральном и терпеливом к чужим причудам тридевятом царстве, явившем свету образец организованного буржуазного достатка, в стране стопроцентно положительной, стопроцентно пресной, для которой самая сильная пощечина общественному вкусу — лишняя бутылка пива или ночной поход на стриптиз?