i 77d6616899b694e2 - Unknown

- Нет!

Мы услышали вопль кирина, он мчался по лесу, и далекие крики ворона, что

возвращался.

- Сато, - сказал Томо. – Он все еще там!

Молния расколола небо, земля задрожала. Ветер разносил тающие чернильные перья,

они летели в город мимо нас. Ворон закричал вдали, поднялся в небо, от него разлетались

перья. Томо вытащил из сумки блокнот, вооружился ручкой и открыл страницу с кирином.

Существо лежало на боку со вспоротым животом, из-за чешуи напоминая выброшенную

на берег рыбу.

Томо отвел взгляд и зачеркнул рисунок. Кирин издал ужасающий вопль в лесу, мои

глаза застилали слезы. Хлопанье крыльев стало тише, ворон вернулся в храм, а потом

тоже исчез, вычеркнутый загадочным Ками.

Смерть подстерегала за каждым углом. Я устала от этого.

Этому нужно положить конец.

Мы сидели в тишине в номере гостиницы, бумажная квадратная лампа на столе

отбрасывала свет на наши лица. Мы сидели на футонах и думали о произошедшем.

Ишикава все еще не вернулся, но написал нам, что с ним все в порядке. Он увидел, как в

храм Наику идут священники, но мы не услышали его предупреждения, ведь были

охвачены воспоминанием Аматэрасу. Крик, что мы слышали, должен был отвлечь

священников от нас, и он сказал, что где-то в горах смог уйти от них. Он взобрался на

дерево, чтобы осмотреться, и ждал, пока все успокоится, чтобы вернуться в город. Я

вскинула брови, Томо провел рукой по волосам и улыбнулся.

- Сато всегда хорошо удавалось уйти от слежки, - сказал он. Видимо, образ жизни

преступника давал свое. – Кстати, - добавил он. – Спасибо.

Я уставилась на него.

- За что?

Он прижал ладони к татами и придвинулся ко мне.

- За напоминание в храми, - сказал он. – Что я не Тсукиѐми. Что я – это я.

Я попыталась рассмеяться.

- Конечно, ты – это ты. Не глупи.

- Ои, - он притворился, что обиделся. Но мы все еще не пришли в себя после

случившегося, после правды, что случилась давным-давно. Тсукиѐми выпустил в мир

монстра, а Сусаноо и Аматэрасу пришлось его остановить.

- Я слышал об Орочи раньше, - сказал Томо.

Я поежилась от имени.

- Что это вообще такое? Он настоящий?

- Судя по зеркалу, был таким. Огромный змей. У него было восемь голов и восемь

хвостов, он пожирал людей.

Восемь голов и восемь хвостов… Я замерла.

- Как у гидры? – теперь смутился Томо. – Это монстр с множеством голов. Стоит

одну отрезать, на ее месте вырастают две.

- Не думаю, что с Орочи все так же. И восьми голов хватит.

- Если он когда-то был, но давно уже убит, зачем нам рассказывать о нем?

- Кусанаги, - сказал Томо.

- Что?

- Последнее императорское сокровище. Меч был вырезан из хвоста Орочи.

- Тогда нужно ехать в Нагоя и найти Кусанаги, чтобы получить последнюю часть

истории, - сказала я. – О том, что случилось, когда Сусаноо убил гидру.

- Все очевидно, - сказал Томо, склонившись и проведя рукой по краю лампы. Его

пальцы отбрасывали тени на стены, когда он двигал ими на свету. – Сусаноо мечом

остановил Тсукиѐми. Мы знали об этом. Так можно усыпить силу Ками.

- Но разве не Аматэрасу остановила Тсукиѐми? Тогда в этом нет смысла.

- Может, они сделали это вместе?

Желудок сжался. Это звучало неправильно. Мне хватало слышать, как Аматэрасу

говорит, что я предам Томо. Но на сторону Джуна я точно не перейду.

- Как это поможет остановить Такахаши?

Рука Томо замерла на лампе, тень застыла на миг.

- Я думал об этом. Может, Такахаши не может захватить мир без моей помощи.

Потому он все еще не убил меня, потому помогает с сокровищами. Может, остановить его

так же просто, как и меня. А если все, что он знает, это то, что Тсукиѐми был убит

Кусанаги? Он сказал, что не может убить меня рисунком, как остальных. Может, он не

знает, что меч может вырезать Ками из человека, что мы можем остановить и его этим.

- Возможно, - секрет Кусанаги должны были хорошо охранять. С угрозой Ками-

самураев взять верх способность удалять из врагов чернила могла стать лучшим

сокровищем из тех, что дала императору Джимму Аматэрасу.

Хотелось бы, чтобы адреналин во мне успокоился. Я устала, но сердце все еще

колотилось. Я обхватила руками колени и скривилась, внезапно в правом плече

вспыхнула боль.

- Ои, - сказал Томо с тревогой в голосе. – Ты в порядке?

- Ударилась, когда упала с кирина, - сказала я, пытаясь дотянуться до мышцы. Я

скривилась от движения, боль пульсировала во мне.

- Ну-ка, - сказал Томо, нежно коснувшись меня и развернув спиной к себе. Я

смотрела на тени, что лампа отбрасывала на стену, а он осторожно прижал ладонь к моему

плечу. – Кость вроде бы не сломана, - сказал он, - но здесь пятно на рубашке. Могу я…? –

он прочистил горло. – Могу я поднять ее, чтобы проверить?

Сердце колотилось о ребра.

- Хорошо.

- Ты не должна, - сказал он, щекоча дыханием шею. Наши тени двигались на стене.

- Знаю.

Его пальцы прижались к моей коже, и каждый из них зажигал пламя на коже у

воротника. Он замер и закатал рукав до плеча. Он держал мою руку в своей, но осторожно,

словно я могла разбиться.

- Кровь идет, - сказал он, попытавшись отцепить от раны ткань. – Скажешь, если

будет больно? – я хотела быть смелой, но болело ужасно. Он медленно освобождал рану,

поглядывая на меня. Я зажмурилась, но не остановила его. Он помог мне снять рубашку

вытащить руку из рукава.

Я смотрела на тени на стене, колени прижимала к груди, где колотилось сердце. Я не

знала, что сказать, стоит ли оборачиваться.

- Погоди, - сказал Томо, я замерла, а он прошел по татами к ванную. Я слышала

плеск воды в рукомойнике, он вернулся и принялся протирать мое плечо теплым мокрым

платком.

- Все так плохо? – спросила я.

- Не совсем, - сказал он, держа себя в руках. Мы собирались притворяться и дальше,

что моя рубашка не снята, что я не сижу в одном бюстгальтере? Но я была рада, что он не

придает этому значения. Это было из-за раны. Но тогда почему я так сильно хотела

обернуться и обнять его?

- Рана неглубокая, но царапин очень много. Будто ты проехалась по камням, - я

поежилась, влажная ткань сдвинулась с плеча. – Наверное, будет большой синяк.

Я простонала.

- Так и ощущалось.

- Просто не напрягай руку, - сказал он. – И пару недель стоит пропустить тренировки

кендо, или станет хуже, - он провел по одной из царапин кончиками пальцев, я задрожала.

– Теперь мы похожи, - сказал он. – Метки Ками. Их можно и так назвать.

Мы сидели минуту, не говоря, кончики его пальцев прижимались к моей коже. Я

слышала его дыхание, чувствовала спиной его жар.

И в сердце бушевала буря. Я не могла дышать.

- Я дам тебе футболку, - сказал он, тепло пропитывало каждое слово. – Я брал

запасную, - его пальцы скользнули по моей спине и поднялись, оставив пустоту.

Я развернулась и поймала его руку, пока он вставал, притягивая его к себе. Я

устроилась у его груди, желая слышать его сердце, желая ощущать вокруг его тепло.

Он крепко обвил меня руками, стараясь не задевать больное плечо. Я вдыхала его

аромат, свет лампы он закрывал собой. Я хотела забыть огромного ворона, кирина,

императорские сокровища. Хотела забыть демона, что прятался в нем. Я хотела лишь

быть с Томо, чтобы были лишь мы с ним, обычные люди, и это напомнило мне его слова,

что он сказал мне в школе: «Если у меня осталось мало времени, я хочу провести его с

тобой».

Он ослабил хватку, и я отклонилась, заглядывая в его глаза. Они сверкали в свете

лампы, пряди челки вуалью прикрывали их.

- Ты прекрасна, - сказал он, слова заставили меня задрожать, все было как во сне. Я

осторожно убрала пальцами пряди его челки, что напоминали кисти на ощупь. Он

прикрыл глаза, когда я коснулась его кожи, и мое сердце исполнилось уверенности. Я

скользнула пальцами по его щеке, к шее, кожа его была теплой и на пару оттенков

отличалась от моей.

Я прижалась губами к его губам, и он прижимал меня к себе так, словно тонул и

нуждался в воздухе. Его руки притягивали меня, пока мы целовались, отпустив всю свою

неуверенность, что держали внутри, поддавшись адреналину.

Я потянулась к краю его футболки, ладони скользнули под нее, жар его кожи

волнами проникал в меня. Он отпустил меня и помог снять с него футболку, подняв руки,

я бросила футболку на пол. Свет лампы танцевал на бесчисленных шрамах на его руках,

следы ран от рисунков, что выходили из себя, пересекались. Я скользила по ним пальцами,