Четвертая масть - Игорь Черемис

точно не закрывались кооперативные ларьки. В первый путч у меня ещё не было машины, и я не знал, с чем столкнулись автолюбители, а вот во второй я три дня просто провозился со своей «трешкой» в гараже, который выпросил у знакомых — воспользовался случаем, чтобы немного привести эту развалюху в чувство. Впрочем, по слухам, и тогда по Москве можно было передвигаться относительно свободно — если держаться окраин и не лезть в центр.

Эта мешанина воспоминаний немного пугала меня, поэтому я настоял на том, что Алла со мной не поедет — и смело вышел в большой и страшный внешний мир.

* * *

У метро я в недоумении остановился, чтобы перекурить — и констатировать, что Москва как жила, так и продолжала жить. Гуляли с колясками и малышами окрестные женщины, шли по своим делам парочки, в закутке я увидел, как соображали на троих трое сумрачного вида мужиков. Не было никаких танков на стратегических точках, не было и блокпостов, перегораживающих Проспект Мира, по которому спокойно катались туда и сюда обычные грузовые и легковые автомобили. Я было подумал о том, чтобы вернуться к своему гаражу и по-быстрому доехать до нужного места на «Победе», но решил не менять планы.

Единственное, что изменилось в нашем районе — это поведение милиционеров. Стражи порядка наконец-то опомнились и начали контролировать общественный порядок на вверенной территории, что выражалось в наличии целого наряда на УАЗике у станции метро. Ещё у каждого постового имелась неприятно выпирающая кобура, но, кажется, они и раньше выходили на такие задания вооруженными. Впрочем, судя по всему, никаких инструкций милиционерам не дали, и они смотрели на проходящих мимо граждан с каким-то странным испугом.

Возможно, также они посмотрели и на меня, но я этого не увидел — и не стал специально оглядываться, чтобы не привлекать лишнее внимание. Законопослушно швырнул потушенный окурок в урну — и нырнул в двери станции.

Ну а первый признак нового порядка я увидел только на Рижском вокзале — у самого здания стояла темно-зеленая БМП на больших колесах и с маленькой круглой башенкой; из башенки торчал короткий ствол пушки или пулемета. Люки у боевой машины были полностью открыты, а на башенке сидел и курил весьма взрослый прапорщик в полевом х/б и с роскошными усами — скорее всего, глубокий сверхсрочник, которому сильно покласть на весь устав сразу. Остальной экипаж, видимо, находился внутри — и всеми силами пытался создать в отсеке некое подобие сквознячка. Впрочем, в последние дни в Москве было весьма прохладно, температура выше двадцати градусов не поднималась, и метеорологи в телевизоре били тревогу, поскольку такой климат оказывался сильно ниже нормы.

БМП привлекало внимание детворы, которые активно тащили матерей посмотреть на грозную машину поближе, но отпугивало обычные автомобили — те старались припарковаться как можно дальше, чтобы в случае чего не попасть под колеса.

Ну и непременные милиционеры, которые несли службу поодаль от БМП, но смотрели на неё значительно чаще, чем на прохожих.

Внутри вокзала милицейских патрулей было уже целых два, а ещё один обнаружился на пригородной платформе. Никаких задержек или отмен поездов, судя по всему, не планировалось — табло прибытия и отправления обновлялось исправно, да и из потенциальных пассажиров никто не суетился бестолково, хотя сутолоки на вокзале хватало, но она была понятной — выходной день многие старались провести на природе. Впрочем, в свою электричку я забрался без особых проблем и доехал сидя. И вскоре уже выходил на нужной остановке.

* * *

В будущем зажатый между Ленинградкой и Волоколамкой парк Покровское-Стрешнево оказался вне сферы моих интересов — пассажиров туда или оттуда мне не попадалось, а самому лезть в эти заросли особого желания не было. Да и в студенчестве он как-то прошел мимо, я и был-то внутри лишь раз, когда только начал встречаться с первой женой. Впечатления от того посещения смазались прожитыми годами, но освежать их меня не тянуло совершенно. На радиорынок мы попадали со стороны Волоколамского шоссе, куда нас привозил трамвай, и вглубь не заходили. Сейчас я тоже приехал прямо на место — от платформы открывался вид на лес, но, в принципе, деревья были с обеих сторон железной дороги; я увидел старый вокзал, кажется, ещё царской постройки — и узнал его. Правда, к нему были пристроены какие-то деревянные крылья, а их я уже не помнил[11].

Здесь милиции не было совсем, только если под прикрытием — несколько граждан обоего пола в гражданской одежде спокойно ждали электричек. Я никого не заинтересовал, спокойно спустился с платформы, прошел по знакомой тропке глубже в лес и выяснил, что Аллу надо было слушать.

Радиорынки середины восьмидесятых серьезно отличались от того беспредела, который в конце десятилетия устроили на бывшем аэродроме в Тушино. Я знал их два — здесь и в Царицыно, куда тащиться мне было обычно лениво. Ещё народ, озабоченный поиском всяких редких деталюшек, тусовался на Тверской, у магазина «Пионер» — но я вспомнил, как мне рассказывали, что туда без серьезной рекомендации лучше не ехать — мол, даже разговаривать не станут. Конечно, мне могли и соврать, но в первой жизни я туда так и не попал и на своей шкуре необходимость протекции не проверил.

Ну а Покровское-Стрешнево всегда было явлением очень демократичным, причем в большинстве своем люди тут были не про деньги, а про энтузиазм. Но опять же — так было чуть позже, году в 88-м или 89-м, когда мы с Жасымом впервые прикоснулись к этой области человеческой деятельности. Я плохо представлял, что тут творится сейчас — и в первый визит хотел просто разведать обстановку. Вот только разведывать было нечего.

На месте я обнаружил всего три человека. Двое общались друг с другом — тихонько, вполголоса, — а третий стоял поодаль от них и, кажется, думал о том, что пора валить. Влезать в чужой разговор я не стал — пошлют и будут правы, а направился к воину-одиночке.

— Привет, — доброжелательно поздоровался я. — Толкучку ищу, сегодня её не будет?

На меня посмотрели с какой-то смесью презрительности и подозрительности, но удостоили ответа:

— Не будет.

— Здесь не будет или вообще?

Паренек был немногим старше меня, но чуть более субтильным — возможно, поэтому он решил не борзеть.

— Вообще.

— А почему? — я умел быть настойчивым.

Кажется, мне попался нужный товарищ — он по каким-то причинам не стал просто посылать меня и вынужден был поддерживать разговор.

— По кочану. Газеты почитай, может, поймешь, —