Авиатор: назад в СССР 10 (СИ) - Дорин Михаил

— А как же сбитый транспортный самолёт и удары по мирному населению, господин гуманист? — спросил я, но голубоглазый явно не собирался раскаиваться.

— Мы с вами прекрасно понимаем, что это другое. Сопутствующие потери и нечего больше, — ответил он, продолжая держать руку передо мной.

Ох, и где-то я уже подобное слышал! Оказывается, и в этом времени всё так же, как и в будущем.

— Вы правы, господин капитан. У вас ещё есть надежда на возвращение домой, — ответил я и, не пожимая руку южноафриканцу, пошёл дальше.

Правильно ли я сделал? Сам же говорил, что противника нужно уважать. Но рукопожатие — слишком, для этого человека, считающего ангольцев «нелюдями».

Сняв всё обмундирование и переодевшись в камуфляж, я зашёл в класс, где уже проводилась серьёзная беседа с моими товарищами.

За трибуной стоял один из двух гостей, которые беседовали с Совенко на стоянке. Его коллега раздавал моим товарищам какие-то ведомости и показывал, где расписываться.

— А вот и Сергей Сергеевич! Проходите, дорогой вы наш. Вас только и ждём, — улыбался плотного телосложения военный, быстро моргая своими «поросячьими» глазами.

Видно было, что для него тяжело переносить сегодняшний жаркий день. Пока я занял место рядом с Бардиным, он несколько раз протёр свою блестящую лысину.

— Это кто? — шёпотом спросил я у Кости.

— Главный замполит из Луанды. Точнее советник политкомиссара правительственной армии. Примерно так он представился, — ответил Костя.

— Итак, все собрались. Первое и главное, что вы должны сегодня запомнить — каждый из вас отличный учитель, — улыбнулся замполит. — Вы прекрасно справились с подготовкой ангольских лётчиков и с наставлениями братскому народу Кубы.

Теперь всё ясно, для чего нужна эта беседа. С одной стороны ничего удивительного в том, что сегодняшняя победа будет обставлена, как успех ангольских и кубинских лётчиков. В первую очередь, конечно, именно ангольских. Вряд ли хоть слово кто-нибудь скажет о нас. Такова позиция высшего руководства Советского Союза — нас тут, как бы нет.

— Надеюсь, все сидящие здесь понимают, насколько строго нужно соблюдать «легенду» о нахождении в Анголе? — спросил замполит, и все хором ответили «так точно».

— Товарищ член Военного Совета, — поднял руку Штыков. — Разрешите вас так называть?

— На Родине я член Военного Совета 34й гвардейской ракетной армии, начальник политотдела. Так, что разрешаю, товарищ Штыков, — ответил улыбчивый замполит.

— Если вы говорите о том, что нас тут не было, и мы сегодня не сбивали ЮАРовские истребители… — сказал Валентин Николаевич, и при этих словах ходивший между рядами второй гость раздававший ведомости напрягся и недовольно на него посмотрел.

— Вам же сказали, никого вы не сбивали, и вас здесь не было. Забудьте и перестаньте здесь кичиться своими… кхм… успехами, — выговорился этот мужчина лет 35и.

Совенко медленно встал со своего места, но его тут же остановил замполит.

— Тимур Борисович, не утруждайтесь, — сказал советник политкомиссара и обратился к своему коллеге: — выйдите отсюда, товарищ начфин.

— Я ещё…

— Я что, тихо сказал⁈ — громогласно произнёс замполит и, слегка скрючившийся начфин, побрёл на выход. — К самолёту и ждите меня там!

— Есть, товарищ полковник, — тихо ответил провинившийся и легонько закрыл дверь с обратной стороны.

Замполит протёр лысину и глубоко вздохнул.

— Мужики, я всё понимаю. Да, вы… вы молодцы, чего уж тут ходить вокруг да около. Но по-другому никак. Каждый из вас знал, на что шёл, — сказал замполит. — Теперь второй момент нашего разговора. Раз начфин вышел, доведу я вам следующую информацию.

Дальше состоялась минутка финансовой грамотности. В ходе подобного информирования я узнал, что есть рубль простой, а есть инвалютный.

— Ваши оклады здесь фиксированные, но они конвертируются в Москве в доллары по годовому курсу и переводятся в Анголу. Из этой суммы… ух, самому бы разобраться, — устало произнёс советник политкомиссара. — Ладно, будем считать, что вы поняли в очередной раз, как осуществляется ваше финансовое обеспечение здесь.

— После боевого вылета — не самое лучшее время для ознакомления с такими схемами, — сказал Совенко.

— Согласен. Что ж, молодцы! Генерал Варенников в курсе вашего успеха и уже дал команду поощрить вас. Сделаю со своей стороны всё возможное, чтобы по возвращении домой заслуженные награды вас ожидали, — сказал замполит и, собрав все документы, положил их в портфель.

Совенко пошёл провожать советника политкомиссара, а в классе начались бурные обсуждения. Выходка начфина забылась, а вот подсчёт денежных средств, которые здесь зарабатывались, начался с удвоенной силой.

И как-то быстро позабылись те самые 6 минут группового воздушного боя. Я сам стал забывать, насколько было сложно всё это провернуть. Когда вернулся Совенко, он ещё раз поблагодарил всех за работу и предложил на выбор варианты проведения досуга.

— Тимур Борисович, а сухой закон ещё действует? — спросил Гусько, для которого этот момент был очень важным.

Оказалось, что пока Совенко ходил с гостями, Штыков и Савельевич смогли разжиться целым ящиком кубинского рома. Даже представить себе не могу, что им пришлось сделать за такую награду!

— Совсем немного, командир, — улыбнулся Штыков.

— Один пузырёк на всех. Ничего ж не будет, — добавил Гусько.

— Евгений Савельевич, ваш ящик «Гавана клуб» уже находится в другом месте, — сказал полковник. — Идея спрятать его под сидение в автобусе — хорошая, но не самая лучшая.

Гусько злобно посмотрел на Марка и пригрозил ему кулаком, пока Совенко отвернулся к окну. Кажется, это была идея Барсова спрятать ром под сиденье.

— Ладно. Предлагаю вам завтра устроить себе экскурсию. С собой возьмёте одного из переводчиков и осмотрите местные достопримечательности, — сказал Совенко. — Я через некоторое время убываю в Луанду. Если есть вопросы, подходите сейчас.

Ни у кого вопросов не возникло. Кроме как у Савелича к Марку. На месте Барсова я уже бы бежал в сторону границы с Намибией. Там у него больше шансов выжить, поскольку лишить ящика рома советских лётчиков после победного боя — это вынести себе смертный приговор.

Пока все подкалывали Марка и сочувствовали потере целого ящика отличного алкогольного продукта, меня подозвал Совенко. Он ещё раз поблагодарил меня теперь уже лично.

— Странное дело, Сергей. Как тебе подобный план в голову пришёл? — спросил Тимур Борисович.

— Мы уже попадали в подобную уловку южноафриканцев здесь, — ответил я. — Решил сыграть на их самоуверенности.

Не говорить же ему, что когда-то израильтяне подобное применили в Египте, тем самым сбив несколько наших лётчиков.

— Просто, я участвовал в бою с подобными манёврами в Египте. 30 июля 1970 года навсегда останется в моей памяти, — с некой грустью в голосе произнёс Тимур Борисович. — Нас тоже тогда подловили на самоуверенности, наших запретах, ограничениях и прочем буквоедстве.

Совенко по-отечески приобнял меня и пошёл в сторону Ан-26.

— Тимур Борисович, а может, ящик вернём? На сухую и правда как-то не очень будет личному составу отмечать. Буду следить за ними, — улыбнулся я.

— А кто мне ручался, что больше никаких попоек? — возмутился Совенко.

— Так… я же только про спирт говорил. Ни грамма спирта не будет выпито. Про ром разговора не было.

Полковник попытался что-то сказать, а потом вспомнил наш с ним разговор в курилке. Я правда там про ром, вино и другой алкоголь ему не говорил.

— Родин, ты слишком хитрожопый для старлея. Ну, если только что-нибудь опять выкинете мне, пешком в Москву отправлю. Пошли со мной. Отдам тебе реквизированное имущество.

Настроение у всех улучшилось моментально. Когда мы добрались до гостиницы, на часах было только 11.00. Целый день впереди.

В течение часа был накрыт стол, охлаждён ром. Все собрались отпраздновать победу. Ещё по прошествии получаса, начались песни под гитару. Ренатов где-то нашёл гармошку, которую отдал мне.