Чернь и золото - Адриан Чайковски

Солдаты Тальрика вскоре присоединились к другим, ведущим на веревке десятка полтора пленных. Добавив к веренице еще двоих, все вместе бодро двинулись через пустоши к востоку от Геллерона. Разговаривать запрещалось под угрозой побоев, да и говорить-то, собственно, было не о чем. Среди невольников были муравины из какого-то незнакомого города, жуканы (похоже, не геллеронцы), мушиды и одно хилое существо трудноопределимого вида. Большинство составляли мужчины, но имелась и пара женщин. Все они выглядели еще хуже, чем Чи себя чувствовала, и воспринимали плен как неизбежное зло.

Вечером их поместили в загородку из кольев. Часовые не расставались с арбалетами, хотя вполне могли обойтись и собственным врожденным оружием. Тальрик сидел на камне чуть поодаль, ел и читал какой-то пергаментный свиток.

Чи несколько удивляло, что с ней обращаются как с самой обычной рабыней — ведь осоиды приложили немало трудов, чтобы их с Сальмой поймать.

В полночь ее разбудило прибытие другой партии; невольники были точно такие же, но осоиды-стражники заметно отличались от солдат Тальрика. Поджарые и мускулистые, они были одеты в туники без швов по бокам и шлемы с Т-образными прорезями. Вооружены они были как надсмотрщики — дубинками и бичами.

Солдаты, судя по их реакции, не слишком одобряли этих новых осоидов, а пленники из партии Чи при виде их содрогнулись от ужаса.

— Зажгите фонарь, — распорядился, подойдя, Тальрик.

Солдат послушно высек огонь, но свет не прибавил уюта невольничьему привалу.

— Последний урожай, капитан Тальрик, — скупо кивнул главный конвоир.

Тальрик окинул взглядом новую связку, около двадцати человек.

— Они все беглые, Брутан?

— Ну да.

— Вы уверены, что ничего не преувеличили? — прищурился офицер.

— Да кому до этого дело. Раб он и есть раб, в конечном счете никакой разницы.

— Полагаю, вы знаете свое ремесло, — пожал плечами Тальрик. — Прибавьте к своему счету еще девятнадцать голов, и я позабочусь, чтобы вы получили вознаграждение.

— Мы пойдем с вами, капитан, и я получу его сам.

Тальрик одним взглядом пресек недовольный ропот своих солдат.

— Как вам будет угодно. Все пленные поступают в полное ваше распоряжение — вы, как я уже говорил, знаете свое ремесло.

В новой партии было несколько полукровок, а один человек даже походил на осоида. Чи заметила также, что двое подчиненных Брутана — явные муравины, светлые уроженцы Тарка. Перегонщики рабов то ли жили по своим собственным законам, то ли вообще никаких законов не соблюдали.

Солдаты, охотно сбыв пленных с рук, расположились вокруг костра. Загородку расширили, но с прибытием новых рабов там едва можно было сесть. Теперь их стерегли люди Брутана, и невольники, пользуясь сменой режима, стали потихоньку переговариваться. «Где тебя взяли? Далеко удалось уйти?» — слышалось в темноте.

— Сальма, я боюсь, — прошептала Чи.

— Я тебя понимаю, — согласился он, сжав ее руку. — Главное — не терять спокойствия. Будь спокойна и жди.

Она попыталась успокоиться, но это было так же, как с медитацией — ей просто не удавалось сосредоточиться.

— Откуда будешь? — устало спросил жукан рядом с ней.

— Нас взяли близ Геллерона.

— Я не о том. Раз ты здесь, значит, сбежала откуда-то? Далеко ли ушла?

— Со мной это впервые. Раньше я никогда не была… рабыней.

Жукан, похожий на исхудавшего Стенвольда, понимающе кивнул.

— Жалко мне тебя, девочка.

— А других что, не жалко?

Жукан покачал головой, и разговор продолжил его желтый, высоколобый, неопределенной расы сосед:

— Мы-то беглые. За побег в Империи полагается суровая кара, а ты попала к нам без всякой вины — потому мы тебя и жалеем.

— Вы тоже не виноваты. Нельзя осуждать раба за то, что он хочет освободиться.

— Очень даже можно. Нас и не за то судят.

Чи попыталась рассмотреть в темноте лицо человека, в которого, видимо, долго вбивали эту покорность.

— Я никогда не буду рабыней — по крайней мере вот здесь, — упрямо заявила она, постучав себя по лбу. — Что бы со мной ни делали. — Оглядев тех, кто был к ней ближе всего, Чи обратилась к меднокожей муравинке: — Все муравины, насколько я знаю, воины — что думаешь на этот счет ты?

— Я участвовала в Майнесском восстании, — ответила женщина. — Мы держались две недели, пока их армия не вернулась с фронта. Они распяли на городских стенах четыреста человек, не только повстанцев — всех, кто попадался им под руку. Угнали в рабство сотни наших детей. Заклеймили всех, кто воевал против них. Я бежала и была поймана. Я больше не воин, но меня все равно казнят на глазах всего города.

— Почему бы тогда не попытаться бежать еще раз? Что вам терять?

— Ты не понимаешь, — безжизненно проронила женщина.

Человек неопределенной расы предостерегающе зашипел: мимо ограды шел один из охотников за рабами. Когда он удалился, высоколобый сказал Чи:

— Завтра ты — если доживешь — узнаешь, что такое рабская доля.

— Если доживу? Мы, жуканы, очень выносливы — ты разве не слышал?

— Завтра кто-то из нас определенно умрет, — объяснил раб. — Таков имперский порядок.

* * *

Многие рабы по давней привычке проснулись с первыми проблесками рассвета. Щелканье бичей служило побудкой тем, кто еще спал — если и это не помогало, бич опускался.

Сальма растолкал Чи, избавив ее от применения этого средства. Невольников опять связали в одну вереницу. Побег не представлялся возможным: слишком много надсмотрщиков стояло вокруг. Будь Сальма один, он еще попытался бы выхватить у кого-то нож, перерезать веревку и взвиться в воздух, но с ним была Чи.

Княжич Сальма всегда относился к жизни легко, избегая ответственности за что бы то ни было. У себя на родине он играл в придворные игры, волочился за дамами, фехтовал с приятелями. Даже войну, опустошавшую восточные княжества, он принимал не слишком всерьез.

Потом его послали в Коллегиум, где он стал учеником Стенвольда. Но и там Империя привлекала его внимание лишь изредка, в промежутках между занятиями и случайными связями. Осоиды, будучи, конечно, его врагами, существовали где-то далеко от него.

В Нижних Землях, однако, напридумывали столько чудес, что это самое «далеко» очень быстро к нему приблизилось — и обещало наконец показать, что такое ответственность.

Он помог Чи подняться. В Коллегиуме она, суетливая и крайне серьезная, ужасно его забавляла. Он добродушно подсмеивался над ее принципами, ее попытками обрести Наследие Предков и кризисами, которые она ежедневно переживала, — как, впрочем, и над всем жуканским укладом.

Теперь, когда она брела на одной с ним веревке, он чувствовал себя таким ответственным за нее, что готов был убить любого осоида, который на нее хотя бы посмотрит. С чего бы это? Он никогда не пытался внести Чи в список своих легких побед, не брал на себя роль защитника племянницы Стенвольда. Чувство, совершенно новое для него, проистекало из сознания, что на всем свете у него осталась только она.

Кроме того, забота о ней позволяла хоть немного забыть о своем позоре — ведь он позволил взять себя в плен.

Построенные в шеренгу рабы явно чего-то ждали. Один из конвоиров снял черный с золотом шлем, открыв миру тяжелую челюсть и бритую голову.

— Рабы! — гаркнул он. По голосу Сальма опознал в нем Брутана. Чи оглянулась на Тальрика с его воинством — те старательно делали вид, что это их не касается. Рядом с ней немедленно щелкнул бич, и она повалилась на Сальму. — На меня смотреть, сука! Рабы должны смотреть на своих хозяев, когда те обращаются к ним. Да не в глаза, ты! — Он снова щелкнул кнутом. — Вы не просто рабы — вы еще и беглые, а значит, дважды рабы. — Брутан говорил с такой ненавистью, что у него выкатывались глаза и пульсировали жилы на лбу. — Я вынужден тратить свое драгоценное для Империи время, чтобы ловить таких подонков, как вы! Будь у нас чуть больше рабов, я попросту перебил бы вас всех — но я все же преподам вам урок, чтобы навсегда отучить вас бегать.

Он двинулся вдоль линии, всматриваясь в лица невольников.

— Кого бы выбрать? Сейчас, сейчас… — Он шел мучительно медленно, с частыми остановками. Рабы не поднимали глаз от земли. Многих сотрясала дрожь, кто-то один рыдал, не в силах сдержаться.

Брутан, задержавшись перед высоколобым, перешел к жукану, мятежнице-муравинке и, наконец, к Сальме.

— Стрекозид… рабство не для вашего брата придумано, так ведь?

Сальма молчал, глядя себе под ноги.

— У меня есть вилла в Драс-Хеше. Знаешь, где это? — Сальма молчал. — Отвечай, раб, если хозяин спрашивает! Знаешь, где это?

— Да, хозяин, — тихо ответил Сальма.

— У меня там хорошо укомплектованный штат — есть даже стрекозидка, по виду твоя сестра. — Брутан ждал малейшего проблеска бунта, но гордость Сальмы расступилась, подобно водам реки, и поглотила оскорбительные слова. Он отвечал за Чи и не мог подчиняться велениям гордости.