Эхолетие - Андрей Сеченых

Паршин всё моментально запомнил – привычка, выработанная за годы службы. Сомнений не было, только уточняющие вопросы:

– Виктор Иванович, сколько бригад ставить и на какой срок?

– Степан, здесь всё аккуратно сделать надо, – Крутов с сожалением затушил столичную сигарету с желтым ободком возле фильтра. – Бригаду поставь пока одну. Кто у тебя самый толковый и главное, кто меньше задает вопросов, Оганесян? Вот его ребят и ставь. Нам засветиться никак нельзя. Пусть поработают до выходных, а там видно будет. Перерабатывать им ни в коем случае не надо. Отвели вечером в адрес, отписались и сами по домам. Да, главное, им не надо сообщать, что это тренировка, а то я знаю, какие результаты тогда мы с тобой получим. На самом деле риск нулевой. Даже если случись что и если будет протечка наверх, в интервале между началом несанкционированной работы и до момента получения приказа из управления, а это самое тонкое место, отбодаемся. Мало ли на свете случайностей… Согласен? – он перевел задумчивый взгляд с пепельницы на лицо своего заместителя.

– Так точно, – прозвучало немедленно в ответ.

Лицо Паршина выражало целую гамму чувств, начиная от благодарности за доверие в щепетильном деле и кончая детским нетерпением побыстрее начать выполнение задания шефа. Не было одного, банального чувства сомнения в деле, за которое он получал от государства свою зарплату. Это и радовало Крутова – преданный человек у него, ничего не скажешь, и огорчало одновременно – наивное и доверчивое поколение растет, не чета тому, которое скоро выйдет в тираж.

– Повтори для моего спокойствия, Стёпа, – по-отечески мягко попросил Иваныч.

Паршин, не вставая из– за стола, выпрямил по-военному спину и отчеканил, глядя прямо перед собой:

– Поль Дюваль, француз, преподаватель, двадцать шесть, легенда – внутренний учет иностранных граждан, задача – установить контакты объекта, места его пребывания. Начало задания сегодня, ориентировочно в четырнадцать – пятнадцать часов. В течение рабочего дня предоставить план учебной тренировки. – Стёпа выдохнул и внимательно посмотрел на руководителя.

Крутов улыбнулся и молча кивнул:

– Давай, не задерживайся, время дорого.

Паршина не следовало уговаривать. Через секунду Иваныч уже был в одиночестве в опустевшем кабинете, и если бы не покачивающаяся по инерции спинка кресла его заместителя, то могло показаться, что здесь вообще никого не было. Крутов еще раз насладился этим моментом, когда чувствуешь, как по щелчку твоих пальцев начинает мгновенно раскручиваться громоздкий маховик секретной службы, и вся огромная машина от рядового до генерала подчинена решению только твоих задач. Он никогда не был властолюбцем, но идея – быть частью великого целого – всегда приятно волновала его. Крутов посмотрел на часы, стрелки показывали начало одиннадцатого – время заняться рутинными делами, и, вздохнув, он отправился к себе в соседний кабинет. Однако, выйдя в коридор, он обнаружил приближающийся силуэт в белой блузке с воротником апаш и в черной юбке, строго по колено, но такой узкой, что зубы непроизвольно начинали отстукивать азбуку Морзе. В правой руке силуэт изящно держал электрочайник, и по мере приближения к начальнику явно обозначил два ряда белых зубов в приветственной улыбке. Силуэт с электрочайником, равно как и юбка, равно как и зубки, принадлежали недавно прибывшей в подразделение лейтенанту Маше Скворцовой, двадцати девяти лет от роду. Золотое колечко матово мерцало на безымянном пальце её правой руки, но его присутствие превращали в полное отсутствие эта безукоризненная фигура, юбка, блузка, улыбка и даже чайник.

– Мария Игнатьевна, чайком пенсионера побалуете? – Крутов попытался вальяжно улыбнуться, но голос предательски дрогнул, и «Мария» прозвучало с петушиным фальцетом. Пришлось спешно откашливаться, намекая на простуду и крайне пренеприятную погоду.

– Виктор Иванович, – Скворцова насмешливо вскинула брови, – это вы-то пенсионер? Не смешите меня. Три десятка таких пенсионеров обеспечат демографический взрыв в любом городе СССР. Вы этот, – она щелкнула пальцами свободной руки, – юный пенсионер. – И звонко рассмеялась.

Крутов стоял на одном месте, как вкопанный. Он пытался понять, где сидел дьявол – в юбке, в словах или в этом волшебном смехе?

Мария зашла к себе в кабинет и обернулась:

– Ну, вы чай идете пить? Проходите, – она пропустила бочком проскользнувшего в дверь начальника, – сейчас заварю, пять минут, – и подошла к невысокому столику, на котором стояла вазочка с конфетами и початая пачка печенья.

Крутов сел в кресло и немного успокоился. «Черт знает, что, ну как пацан, ей-богу», – подумал он. Надо срочно взять себя в руки. Но это было решительно невозможно, поскольку молодая женщина в данный момент стояла к нему немного наклонившись спиной , расставляя чашки и раскладывая нехитрый десерт по тарелочкам на маленьком столике. Неожиданно Скворцова обернулась:

– Вам покрепче заварить?

Крутов растерялся окончательно, поскольку именно в тот момент он разглядывал то, что джентльменам рассматривать совсем уж неприлично. От неожиданности, скосив левый глаз на дверь, а правым одновременно изучая трещинки в потолке, он промямлил «пожалуй». Мария внимательно на него посмотрела и продолжила манипуляции с заваркой. Крутов представил себе, каким полудурком-маньяком он выглядел последние пять минут. Виктор Иванович вытянул ноги, достал из пачки сигарету и начал её разминать. Волнение понемногу отступило. Когда Скворцова закончила процесс приготовления чая и понесла в его сторону маленький поднос с напитком и конфетами, Крутов положил сигарету на тыльную сторону ладони левой руки и небрежно ударил по ней пальцами правой. Трюк был отработан и отшлифован за последние тридцать лет. Обычно сигарета, совершив сальто в воздухе, залетала точно в рот к всеобщему восторгу зрителей, особенно женского пола, но сегодня метательный снаряд пролетел мимо рта, мимо уха и угодил в один из пары женских сапог хозяйки кабинета, стоявших в углу под вешалкой. Благо, Мария смотрела исключительно на поднос и этого кошмара не видела.

– Угощайтесь, – улыбнулась она приветливо.

– Спасибо большое, – он вымученно улыбнулся, глядя себе под ноги. По-хорошему, надо было быстро прикончить чай и перейти к делам на своем рабочем месте, но две коленки, пристроившиеся в кресле напротив, очевидно являлись конечностями гомеровской Горгоны, поскольку полностью парализовали волю майора КГБ…

Октябрь 1937, г. Лисецк

За окном наполовину облетевшие деревья судачили между собой о приближающейся зиме, воробьи добавляли суеты, стайками перелетая с ветки на ветку, по-осеннему тяжелые облака замерли на одном месте и радости на душе не добавляли. Дождь, моросящий с утра, время от времени угрожал подрасти до ливня, поэтому в одиннадцать утра было по-вечернему темно.

Начальник лисецкого НКВД сидел на своем рабочем месте и просматривал стопку документов, лежащих перед ним на рабочем столе. Его лицо было непривычно озабочено, и на то была причина. Двадцать пять приговоров, двадцать пять высших мер наказания в один день. Честный служака всю сознательную жизнь боролся с врагами народа, выковыривал их из любых щелей, да и в гражданскую никогда не кланялся пулям. Но последний год странные сомнения стали часто его одолевать. Иногда он присутствовал на допросах, производимых его сотрудниками, и встречал арестованных, которые не должны были там находиться. Иногда изучая отдельные дела, он интуитивно понимал, какими способами были добыты показания. Якименко никоим образом не оправдывал задержанных, дыма, как известно, без огня не бывает, но что-то ему подсказывало, что возмездие не всегда было адекватным совершенным проступкам. Вот и сегодня, двадцать пять расстрелов – многовато для одного провинциального города. А может, всё было правильно, просто он стареть начал? Из раздумий его выдернул стук в дверь.

– Разрешите? – на пороге стоял Исполнитель, подтянутый, но с одутловатым лицом.

– Проходи, садись, – Якименко кивнул на ряд стульев, стоящих у длинного стола. Дождавшись, когда младший лейтенант присел, он передал ему для ознакомления пачку приговоров.

Тот без единой эмоции перелистал их в течение минуты и, вернув документы начальнику, безразличным голосом спросил:

– Во сколько начинать?

Мат едва не сорвался с губ Якименко. «Сучонок, тебе дай волю – стрелял бы, наверное, всех с утра до вечера». С Исполнителем ему, конечно, повезло, он работал не хуже Антонова, но Антонов был человеком, а этот был просто машиной для расстрелов. Памятуя о не простой обстановке в системе НКВД, о чистках, которые вспыхивали то тут то там, Якименко сдержанно пояснил:

– Сегодня всё пройдет немного иначе. У нас в гараже имеется спецмашина на такой случай. Обычный ГАЗ АА, только немного переделан. Кузов оцинкован изнутри и в нём имеется раструб, куда вставляется шланг, присоединенный к выхлопной трубе. Место исполнения приговора – поселок Дубовка, порядка двадцати километров на северо-восток от города. Время в пути около часа. Поэтому работы у тебя почти никакой – к месту прибудут трупы. Твоя задача – проверить и уничтожить оставшихся в живых, но, судя по опыту, это маловероятно. Ты в кабине с водителем, на месте команда из четырех бойцов. Их задача – подготовить захоронение и уничтожить следы казни. Совершишь два рейса, в первом четырнадцать приговоренных, во втором одиннадцать. Первый выезд ровно в двенадцать. Да, главное проверь, чтобы руки были связаны и чтобы кляпы были забиты до упора.