Замри - Нина Лакур

Я этого не хочу и тебе не советую.

Я опускаюсь на тротуар рядом с ней. Она смотрит на меня так, как умеет только она: пристально, открыто, выжидающе.

– Я этого не хочу, – говорю я. Дилан молчит. Мне придется постараться, чтобы ее убедить. – Помнишь тот день, когда я показала тебе кинотеатр? – спрашиваю я.

– Да.

– Ты еще сказала, что рада, что решила со мной подружиться.

– Так, – говорит она настороженно и немного смущенно.

– Так вот, – говорю я. – Теперь моя очередь. Я решила, что хочу дружить с тобой.

– Чего?

– Я тебя выбрала. Отныне ты моя подруга. Если мне придется ловить тебя у шкафчика, умолять тебя пойти пообедать со мной после школы и караулить тебя во дворе, я буду это делать.

Дилан закатывает глаза, но потом улыбается, и ее напряженный взгляд теплеет.

– Ладно.

– Значит, завтра обедаем вместе. Желательно не в туалете. Там, конечно, здорово, но мне бы хотелось сменить обстановку.

– Минуточку. – Дилан саркастично улыбается. – Если мне не изменяет память, я обожаю проводить время в школьных туалетах.

– Если когда-нибудь к нам приедет Мэдди, можете там уединиться, но я бы хотела пообедать на футбольном поле.

– Заметано, – кивает Дилан.

– А в пятницу мы пойдем в театр.

– Хорошо, но тебе придется позвать Тейлора, потому что мы с Мэдди собираемся оттянуться после представления.

– Оттянуться. – Я многозначительно киваю. – Понимаю.

– Возможно, тебе придется поискать себе компанию.

– Понимаю.

– Хорошо. – Она кивает. – Отлично.

16

После ужина дома звонит телефон.

– Алло. Это Кейтлин? – спрашивает женский голос.

– Да.

– Кейтлин, это Вена.

Трубка вдруг тяжелеет в моей руке.

– Вена Дилейни.

– А-а, – с трудом выговариваю я. – Здрасьте.

– Я бы хотела встретиться с тобой в понедельник. Перед уроком или на перемене. Я хочу кое-что с тобой обсудить.

– Простите, что залезла в лабораторию, – говорю я. – Этого больше не повторится.

– Я хочу встретиться не поэтому.

– Да? Тогда… мне не хотелось видеть себя такой.

– Прости, что?

– Именно поэтому я не сдала автопортрет.

– Да, я заметила, – говорит она. – Сказать по правде, меня беспокоит твоя позиция в целом.

Я не знаю, что на это ответить, поэтому предпочитаю молчать.

– Ну что? Когда ты сможешь подойти?

– Наверное, перед уроком.

– В семь тридцать?

– Хорошо.

Я кладу трубку. Я стою в своей комнате и оглядываю стены, снимок Ингрид у пруда, рекламные картинки из журналов, которые я вырезала, потому что считала, что фотография – это здорово.

17

Когда рано утром в понедельник я захожу в кабинет фотографии, мисс Дилейни поднимает голову и улыбается – по-настоящему, искренне.

Мне хочется сказать: «Давайте поскорее с этим покончим. Скажите, что я не сдам фотографию, и я пойду».

Она указывает на стул напротив ее стола. Я сажусь.

– Начало года у нас не задалось, правда, Кейтлин?

Я пожимаю плечами. Она терпеливо смотрит на меня. Не понимаю, к чему она ведет.

– Честно говоря, я надеялась, что ты не станешь продолжать курс фотографии в этом году. – Ее глаза сосредоточенно смотрят на меня из-за очков в тонкой красной оправе, и, когда до меня доходит смысл ее слов, я холодею, словно у меня замерзла в жилах кровь. Мне нечего на это ответить. Я хочу просто исчезнуть.

– Тебе когда-нибудь хотелось стать учителем? – спрашивает она буднично, словно не вырвала мне только что сердце.

Я с трудом качаю головой. Не уверена, что когда-нибудь ко мне вернется дар речи.

Она откидывается на спинку стула. Я хочу, чтобы она перестала на меня смотреть. Хочу провалиться сквозь пол, найти темный холодный угол и никогда его не покидать.

– Любой учитель мечтает найти идеального ученика. Самого перспективного ученика.

Я киваю, не поднимая глаз.

– Отчасти это желание продиктовано эгоизмом. Нам, учителям, нравится считать, что мы вносим важный вклад в развитие своих подопечных. Мы мечтаем стать учителями, которых они будут вспоминать всю жизнь, – теми, кто вдохновил их на великие достижения.

Я продолжаю кивать.

– Для меня такой ученицей была Ингрид.

Я замираю.

– А потом я ее потеряла.

Я чувствую себя полным ничтожеством. У меня пылает лицо.

– Я уйду, если хотите. Я могу перевестись на курс самоподготовки.

Она качает головой.

– Позволь мне закончить. Мне повезло. Я нашла двух таких учениц. – Она подается вперед. – Второй была ты.

– Ага, конечно, – говорю я. – Вы считаете меня бездарностью.

– С чего ты это взяла?

– Сами посмотрите, – говорю я. – Вы повесили мою фотографию в самый угол, дальше некуда.

– Вижу, мои уроки о том, как наш глаз воспринимает произведение искусства, прошли мимо тебя, – говорит она. – Когда мы смотрим на что-то, в первую секунду наше зрение обращается в левый верхний угол. Три фотографии Ингрид висят в центре, потому что они самые сложные и выразительные. Мне хотелось, чтобы на них задерживали взгляд. Твоя же фотография вызывает мгновенный отклик, поэтому я повесила ее в левый угол: я хотела, чтобы люди, входя в кабинет, первым делом видели именно ее.

Я припоминаю что-то подобное, но я все равно не убеждена, что верю ей.

– Природный дар у Ингрид был сильнее, чем у всех, кого я учила. Она почти каждый день приносила мне фотографии, даже те, что я не задавала. Она обладала страстью, честолюбием. Я была уверена, что она сделает себе имя в мире искусства.

Мне хочется сказать: «Я тоже была в этом уверена», но она, не давая мне вставить ни слова, продолжает:

– Но ты… ты так сильно выросла. Хотя и пытаешься это скрыть. Я вернулась в лабораторию в субботу, когда ты ушла. Я видела снимок, который ты оставила сушиться. Это прекрасная работа, Кейтлин. Не только в техническом плане – тебе удалось запечатлеть дом ночью, показать