Перемена - Лейла Элораби Салем

— С удовольствием, — ответила она, беря его под локоть.

Более часа они просто ходили по тропинкам, между кипарисами, кустами азалии, магнолии и бегонии. Солнце палило нещадно, но в тени было заметно прохладнее, свежее. Иммануил коротко поведал о себе, своей семье и откуда он родом.

— Моего отца зовут Юзеф Адам Велез, его прадед Хосе Игнатио Велез прибыл из Испании в Новый свет и, будучи дворянином по крови с изрядным состоянием, женился на дочери одного из потомков первых конкистадоров. Течёт ли в моих жилах хоть капля индейской крови, того не знаю, но однажды бабушка по материнской линии рассказала мне, будто мой предок, обосновавшись в Мексике, взял в жёны одну из дочерей местного вождя, которая покорила его своей дивной красотой, но правда то или нет, того никто не может знать наверняка. Мать мою звали Мария Людвига Велез, урождённая Руиз, её дядя — бездетный вдовец, некогда отписал ей всё своё наследство и мать считалась завидной невестой.

— Ваши родители живут в Мексике?

— Отец живёт в своём поместье, под его присмотром остались незамужняя сестра м стареющая мать — моя бабушка, ей по меньшей мере более восьмидесяти лет и она уже не в силах самостоятельно передвигаться. Мать моя давно умерла от чахотки — этот страшный недуг съел её изнутри и мне, мальцу, не дозволили даже попрощаться с ней, ибо внешне то была уже не она. Мать я помню смутно: лишь обрывками из жизни да её портрет на стене — вот и всё, что осталось от неё.

— Сколько детей есть у ваших родителей?

— Всего родилось пятеро, но двое — брат и сестра умерли во младенчестве, осталось трое: я да две сестры — старшая и младшая. Младшая сестра, красавица Евангелина ныне счастлива замужем и у неё самой есть дети. Старшая же с детства была хворая и, балансируя между жизнью и смертью, выжила только благодаря изрядным стараниям матери. Недуг остался с ней навсегда, а сейчас сестрица помогает ухаживать за бабушкой, но чаще задумывается о том, чтобы уйти в монастырь — за пределы греховного мира.

— И ваш отец не пытался выдать её замуж?

— Пытался, много раз сватал дочь, но все претенденты обращали внимание на младшую Евангелину, что всегда затемняла старшую своей красотой. Евангелина — любимица в семье, избалованная и капризная, а старшую сестру Катарину мне очень жаль: ежели не найду я ей супруга, то попытаюсь сделать всё, дабы утешить её безрадостное существование.

— Как грустно и в то же время несправедливо осознавать, что одним даётся всё, а другим ничего. Что касается меня, то у родителей нас трое: я, старший и младший братья.

— О, это совпадение! Вы так не думаете?

— Может, и совпадение — я тоже об этом подумала.

— И как ваши братья?

— Они оба женаты, живут тихой жизнью: один в Москве, другой в Санкт-Петербурге, служат с государственных палатах, имеют хороший доход и дома у них полная чаша, жены благородные и верные, дети послушные. Вот и всё, что я знаю о них, ибо редко встречаюсь с ними.

Далее Елизавета Андреевна рассказала о своей семье, о том, как повстречалась впервые с Михаилом Григорьевичем и что было далее. Иммануил внимал каждому её слову и всякий раз, когда она упоминала о супруге, в его душе зарождалась непонятная-зловещая ревность.

— И вы, столь прекрасная и разумная, согласились выйти замуж за первого, кто предложил вам руку и сердце? — не удержался, чуть ли ни выкрикнул гневный вопрос Иммануил.

— К сожалению, вы правы, но я тогда была столь юна, почти девочка, а Михаил Григорьевич из богатого княжеского рода — от такой выгодной партии мой отец вряд ли бы смел отказаться, тем самым решив мою судьбу. Но мне грех жаловаться: Михаил Григорьевич добр и щедр, он без всяких сомнений любит меня и исполняет любое моё желание.

— А вы… вы любите мужа? — с замиранием сердца, растягивая слова, спросил он.

Этот вопрос поставил Вишевскую в тупик. Ответить "да" — означало бы солгать, а ответить "нет" — значит, поставить саму себя под удар. Какое-то время она колебалась, собираясь с мыслями, наконец, проговорила, стараясь держаться при этом куда спокойнее и ровнее:

— Я благодарна ему за всё, более ничего не могу сказать.

А Иммануил глядел на неё полными радости глазами, былая уверенность стремительным потоком вливалась в его душу. "Она не любит мужа, она не любит мужа!" — пронеслась внутри светлая, счастливая мысль.

После прогулки Елизавета Андреевна вернулась на квартиру, где её поджидала взволнованная Петронелла.

— Господи, сеньорита, где вы пропадали? Я вас повсюду искала! — всплеснула полными руками служанка.

— Я вышла в парк немного прогуляться, надеясь, что голова пройдёт, — она уселась в глубокое кресло, наигранно опрокинув голову, приложила ладонь на горячий лоб, — после прогулки голова только сильнее разболелась. Это всё из-за солнца. И как вы можете жить в таком зное?

— Мы с рождения привычны. Вам дать лекарство?

— Да, да, а после я пойду отдыхать.

Когда Вишевская уснула или сделала вид, что спит, Петронелла бесшумно прикрыла двери спальни, а сама пошла заниматься домашними делами. То, что у её госпожи вовсе не болела голова, она поняла сразу, но сделала вид, будто поверила в мнимый недуг. И то, что в этом всём замешан кто-то третий, Петронелла также догадалась своим хитрым женским умом, но говорить о том Михаилу Григорьевичу не решалась, ибо, она рассудила, у неё нет вещественных доказательств, а во-вторых, то не её забота.

Поздно вечером от вице-губернатора вернулся Михаил Григорьевич. Уставший, задумчивый, он нашёл Елизавету Андреевну за чтением книги, справившись об её самочувствии, поведал о сегодняшнем обеде:

— Вам повезло, что вы не присутствовали в резиденции вице-губернатора. Это было поистине скучнейший приём из всех, что мне доводилось видеть. Окружённый господами весьма почтенного возраста, вице-губернатор на протяжении длительного времени говорил, как любил ездить в молодости на охоту, сколько денег платил за щенка английской борзой и как собирается проводить время, когда оставит службу…

Михаил Григорьевич ходил по комнате взад-вперёд, говорил и говорил, Елизавета Андреевна сделала вид, будто с искренним вниманием слушает его, участливо кивая головой, а на