Перемена - Лейла Элораби Салем

вас?

— Если бы только. Но что сказать Михаилу Григорьевичу, коль он спустится с минуты на минуту?

— На сей счёт не беспокойтесь: я всё беру на себя.

Они не договорили: в холле раздались шаги — сначала глухие, затем становясь всё торопливее и торопливее — в гостинную проследовал Вишевский и Иммануил поспешил ему навстречу. Мужчины по-дружески обнялись-расцеловались и после коротких расспросов о здоровье-делах, ни к чему необязывающих, Иммануил сказал:

— Я встретил вашу супругу в зале; сперва поздоровался с ней на почтительном расстоянии, но синьора хранила молчание. Я опешил, подумав, что быть может, обидел её ненароком, а потом приблизился и заметил, что синьора отчего-то бледна и невесела. Я поинтересовался без каких-либо мыслей о причине столь странного положения и госпожа Вишевская пожаловалась, что ещё с вечера у неё сильно болит голова и ей тяжко ходить куда-либо, — искусно соврал он.

— Это правда? — воскликнул Михаил Григорьевич, глянув на жену.

— Да, — тихо проговорила та, стыдливо отворачивая от него взор.

— Почему же вы мне не сказали?

— Не желала беспокоить вас по пустякам, ибо не хочу ставить вас в дурацкое положение.

— Голова — это не пустяк, моя дорогая, — сказал Вишевский, вдруг вспомнив, как его мать всю жизнь мучается с мигренями, — сегодня оставайтесь на квартире, отдыхайте, да и пошлите Петронеллу в аптеку за лекарством.

— Хорошо, спасибо вам.

Комок застрял у неё в горле, горячее чувство постыдного поступка и лжи обожгло её сердце и, скрывая смущение, ненароком ставшее ей укором, она проводила Вишевского до выхода и стояла до тех пор, пока его экипаж не скрылся за поворотом.

— Ну вот, мы остались одни, — тихо сказал подошедший сзади Иммануил и склонился над ушком Елизаветы Андреевны, любуясь поблескивающим на солнце её русого оттенка волос, — весь парк в нашем распоряжении и более никто не смеет помешать нам наслаждаться обществом друг друга.

— А как же Александр, Мигель, Иван, Виктор и остальные? А как на счёт Петронеллы? — смущённо удивилась она, хотя чувства тревоги уже не было.

— Служанку отошлите в аптеку за лекарством — так вы не вызовите подозрений, а на счёт моих соотечественников не беспокойтесь: они даже под пытками не выдадут нас. Ну так что же? Встречаемся за фонтаном через четверть часа?

— Да, — тихо, почти шёпотом сказала она, чувствуя дрожь в руках и коленях.

XXI ГЛАВА

Они вошли обратно во дворец. Елизавета Андреевна осторожно ступала по мраморному полу, шелестя нижними шёлковыми юбками, а Иммануил, чуть поотстав на полшага, следовал за ней. У начала лестницы она остановилась: потоки противоречивых чувств боролись в её хрупком теле, но, решительно ступив на первую ступень, Вишевская обернулась назад, её взгляд встретился со взглядом Иммануила. Тот, решительно сделав шаг навстречу, схватил её руку, крепко сжал в своей ладони.

— Как вы смеете, сударь? — воскликнула она на испанском, опасаясь, что кто-либо увидит их здесь вдвоём.

— Ничего не бойтесь, сударыня, ибо я не желаю скомпрометировать вас. Я буду ждать вас у фонтана.

— Вы думаете, всё обойдётся?

— Я уверен в том. На счёт вашей служанки не беспокойтесь: она обычная крестьянская баба, необразованная, но преданная всем сердцем — это редкая черта, свойственная итальянкам, — он слегка выдохнул, всё ещё сжимая её руку, любуясь ею, — у вас такой красивый ридикюль, — прибавил он, желая как можно дольше растянуть блаженство этой милой минуты.

— Этот ридикюль подарил мне отец — до того, как покинул бренный мир, вот почему сий маленький предмет дорог моему сердцу.

— О, должно быть, ваш отец был прекрасным человеком, знающим толк в дамских вещах, ибо ридикюль подходит под цвет ваших глаз — зелёных, словно молодая трава на солнечном лугу.

— Я не смею говорить ничего об отце, тем более почившем: люди о нём твердят разное, но он был хорошим, добрым, заботливым для домашних своих, а ещё мне часто говорят, будто характером я пошла в него; но правда то или нет, этого я не знаю.

— Уже то, что у него такая дочь, даёт мне право думать о нём только лучшее.

— Спасибо вам… за приятные слова.

— И вам спасибо, что согласились остаться… ради меня… — он помедлил, произнёс, — ну так, встречаемся у фонтана.

— Да.

Елизавета Андреевна быстро поднялась к себе. Выпроводив Петронеллу по обычным поручениям, повелев ей идти в аптеку за лекарством от головной боли, она тут же достала из шкафа своё повседневное голубое платье с пышными белоснежными рюшами, переоделась, удивляясь, как ловко у неё получается завязывать платье и, надев на голову простую соломенную шляпку, украшенную атласными лентами, спустилась в парк, густо освещенного ярким палящим солнцем.

Иммануил ждал, притаившись за мраморным фонтаном, чьё дно было выложено искусной мозаикой на древнеримский манер. В небе светило южное солнце, лучи его ярко играли-поблескивали бликами на прохладной водной глади; струя, бившая из фонтана, умиротворяла своим равномерным бегом, и лёгкие брызги охлаждали раскрасневшееся лицо. Он увидел Елизавету Андреевну, идущую ему навстречу по ровной широкой тропе, её стройная фигура, облачённая в нежно- голубое воздушное платье, выделялась на фоне тёмно-зелёной зелени, буйством разросшееся длинным рядом. Иммануил поднялся ей навстречу, сердце его пламенно забилось в груди и весь привычный мир будто бы перевернул страницу в сказочное, яркое начало чего-то нового, незнакомого. Елизавета Андреевна испытывала нечто подобное: вот она стоит напротив малознакомого мужчины, а вокруг них лишь удивительной красоты сад и ни единой живой души — только маленькие пташки с тонким чириканьем перелетают с ветки на ветку. Они не могли говорить что-либо, но взгляды их оказались много красноречивее слов. Красивый Иммануил жгучими глазами глядел на Елизавету сверху вниз, он хотел и в то же время опасался сделать хоть одно неловкое движение, дотронуться до её тонкой руки.

Так стояли они какое-то время, не желая нарушать молчание сей блаженной минуты. В фонтан, под струю, села птица, омыла свои крылья и улетела. Иммануил как завороженный глядел на эту птичку, но, очнувшись словно ото сна, всё ещё находясь во власти сладостных чар, протянул руку к Елизавете Андреевне, тихо, почти шёпотом проговорил:

— Ну что же, может, прогуляемся по саду?