Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Гарри Трумэн, не собиравшийся переизбираться в 1952 году, отложил до появления преемника вопрос о возможной встрече на высшем уровне. Этим преемником стал Дуайт Эйзенхауэр. Новогоднее путешествие Черчилля через Атлантику в 1952 году стало первым из четырех поездок в Вашингтон и на Бермудские острова, которые он предпринял в ближайшие три года. Каждая из этих поездок служила его долгожданной цели – встрече в верхах. Черчилль не ушел в отставку через год или около того, как обещал коллегам. Он оставался премьер-министром еще четыре года, преследуя свою вожделенную цель, которая в конечном итоге от него ускользнула. Он не оставлял попыток добиться этой цели, даже заболев пневмонией, за которой последовал тяжелейший инсульт, даже когда его коллеги, движимые отчасти заботой о его здоровье, отчасти руководствуясь собственными амбициями, старались выжить его с Даунинг-стрит, даже когда ему отказал Сталин, а после смерти людоеда в 1953 году его преемники. Так же действовал президент Эйзенхауэр.

Трумэн часто говорил Дину Ачесону, что Черчилль был величайшим общественным деятелем их времени. Ачесон считал это преуменьшением. Величие Черчилля, написал он, «проистекало не только из удивительных качеств его сердца и ума, его неукротимой смелости, энергии, великодушия и здравомыслия, но от несравненного мастерства и взвешенной политики». Эти составляющие, считал Ачесон, соединялись в стиле руководства, который позволял «подвигнуть народы свободных стран на то, чего нельзя добиться приказом». Ачесон был убежден, что найти равного Черчиллю можно было, только вернувшись почти на 400 лет назад, во времена королевы Елизаветы I. Он так же упорно на восьмом десятке вел решающий бой, чтобы усадить американцев, британцев и русских за стол переговоров, как и все свои сражения.

Позже Джок Колвилл написал, что возращение Черчилля к власти «показалось многим предвестником возрождения надежд, потускневших от мрачных отзвуков войны». За три с половиной года последнего пребывания Черчилля во власти эти надежды не сбылись полностью, но за это время был отменен режим строгой экономии и нормирование продуктов, уровень жизни улучшился, пусть и незначительно, и Европа жила в мире, пусть и непрочном. Первый год под руководством Черчилля был мрачным: нормирование продуктов было жестким, а угля по-прежнему не хватало. 6 февраля 1952 года умер король Георг VI. В то утро Колвилл застал Черчилля в слезах; он смотрел прямо перед собой, не читал ни документов, ни газет. Старик боялся, что не сможет работать с новой королевой, поскольку он не знал ее и «она была всего лишь ребенком». Но он обещал остаться премьер-министром до ее коронации в середине 1953 года.

Это была первая задержка в обещанном уходе. Подобную тактику он использовал, когда откладывал открытие второго фронта во время войны, обещая поддержку, но продолжая отодвигать сроки. Если бы он объявил в начале 1952 года, что собирается остаться до 1955 года, он бы вызвал дворцовый мятеж со стороны Идена, Батлера, Макмиллана и наверняка Клементины, которая хотела, чтобы он уехал с Даунинг-стрит и вернулся домой в Кент[2404].

24 апреля 1953 года королева вызвала Черчилля в Виндзорский замок и наградила орденом Подвязки. В 1945 году он отказался принять этот орден от ее отца. В то время действовал закон, согласно которому для вручения ордена было необходимо одобрение премьер-министра. Черчилль, будучи премьер-министром, отказал самому себе в рыцарском звании. Но с тех пор закон изменился: теперь решение королева принимала единолично. И Черчилль стал сэром Уинстоном Черчиллем, кавалером ордена Подвязки.

Молодая королева возвестила о новой эре юношеского оптимизма, а старый порядок и былые войны остались в прошлом, в коллективной памяти британского народа. В начале июня 1953 года 20 миллионов британцев наблюдали за коронацией королевы Елизаветы в прямом эфире, в основном в пабах, хотя новые возможности телевещания привели к удвоению продаж телевизоров в Британии. Американцы тоже смотрели коронацию. Молодых манило счастливое будущее, сулившее счастье.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но не старых. За несколько недель до коронации королевы Черчиллю снова, как во время войны, пришлось взять на себя обязанности министра иностранных дел, поскольку Энтони Иден был вынужден лечь на третью операцию по поводу язвы желудка. В качестве действующего министра иностранных дел премьер-министр решил, что советское правительство изменило взгляды после смерти Сталина в марте, от инсульта, хотя из Москвы доносились слухи, что его отравил кровожадный глава НКВД Лаврентий Берия, на котором лежала ответственность за массовые убийства в Катынском лесу. Действительно, в июне Берия был арестован. Черчилль отправил дружеский привет вероятному преемнику Сталина, Георгию Маленкову, который ответил тем же. Все это были дипломатические танцы в темноте, но Черчилль верил, что пришел момент «схватить за лапу русского медведя». С 1950 года он говорил британцам, что конечной целью переговоров с Россией было заключение договора о ядерном разоружении, и постоянно подчеркивал, что любое соглашение подобного рода должно включать условия международной инспекции и контроля за исполнением обязательств. Сейчас, полагая, что момент настал, он отправил к Эйзенхауэру делегацию, чтобы предварительно прозондировать почву, предложив встретиться для планирования встречи в верхах. Эйзенхауэр дал предварительное согласие. Встречу было решено провести на Бермудских островах, дата пока не уточнялась.

Затем, 23 июня, всего через две недели после коронации королевы, Черчилль, вставая из-за обеденного стола в «номере 10», упал в кресло, не в силах встать, и его речь стала неразборчивой. Поначалу Колвилл решил, что премьер-министр слишком много выпил. Колвилл, Кристофер Сомс и Клементина уложили Черчилля в постель и вызвали лорда Морана, которому понадобилось всего несколько минут, чтобы заключить, что у его пациента случился инсульт. Когда на следующее утро Черчилль, бледный, но восстановивший подвижность, проводил заседание кабинета, никто из присутствующих не заметил ничего необычного. В тот день Моран отвез премьер-министра в Чартвелл. На следующий день его состояние настолько ухудшилось и продолжало ухудшаться, что врачи решили, что ему осталось жить несколько дней. У него отнялась левая сторона тела, и он потерял способность сжимать руку в кулак. Моран заключил, что «тромбоз, очевидно, распространяется», но не стал прямо говорить об этом Черчиллю. Доктор назначил постельный режим – никаких совещаний кабинета, никаких ответов на вопросы в палате общин, никакой встречи на Бермудских островах. Моран составил врачебное заключение, указав диагноз «нарушение мозгового кровообращения». Рэб Батлер и Черчилль вычеркнули эту фразу. В опубликованном бюллетене состояния здоровья было просто сказано, что премьер-министру требуется передышка от тяжелых обязанностей. Так начался почти двухмесячный период замалчивания, который был бы невозможен с нынешним развитием средств массовой информации. За эти месяцы здоровье Черчилля постепенно поправилось. В особо тяжелый момент он сказал Колвиллу, что сложит полномочия в октябре, поскольку потерял «вкус» к работе и считает, что мир находится в «отвратительном состоянии». Он сказал, что его угнетают мысли о водородной бомбе[2405].

Но затем он передумал уходить в отставку. Руководствуясь логикой, понятной только ему одному, сказал всем, кто считал, что он должен уйти в отставку по состоянию здоровья – Клементине, коллегам по кабинету министров, лорду Морану, – что уходить надо не тогда, когда он болен, а когда выздоровеет. Он сказал Морану, что для ускорения процесса выздоровления отказался от бренди, заменив его «Куантро»[2406], и перешел на более легкие сигары.

Он много читал. Среди прочитанных им в этот период книг были «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте, «Финеас Финн» Троллопа, «Кандид» Вольтера, «Грозовой перевал» Эмили Бронте, «1984» Оруэлла, книги С.С. Форестера. Он редактировал свою «Историю англоязычных народов». Он гонял по лужайке крокетные шары – больше от досады на свое состояние, чем из любви к игре[2407].