Поцелуй у ног богини - Александра Нарин

же проулке, не понимая, с чего начинать.

– Горничные-далиты убирают с утра до ночи сразу во многих домах за жалкие гроши. Если работать в одном особняке, в семье побогаче, нужны документы, рекомендации. Устроиться можно через агентство. Ты иностранка. С горничными спят хозяева. Хозяин, конечно, захочет спать с тобой, – грустно объяснял Амир. – Кто-то должен смотреть за даади. Нет-нет, всё это невозможно. Подожди, подожди немного. Высокие деревья рубят маленькими топорами, будем терпеливыми.

Амир, к её и своему изумлению, проходил дальше и дальше через решето проб. Вместе с ним, к ещё большему удивлению всех вокруг, шёл Гоувинд. Они учили одинаковые реплики, часами ожидали прослушивания. Сердца их работали яростно, как металлургический завод в Асансоле.

В те дни Амира приметила Паола, приезжая мулатка, по чьим венам неслась страстная африканская кровь. Она была помощницей одного парня из иностранцев, который придумывал для кино чехарду спецэффектов. Паола ничего не решала, вертелась на «Кастико», подавала кофе, заказывала обеды и выполняла поручения.

Амир, сторонившийся женщин в другие времена, теперь был напитан уверенностью. Преданность Марии вскормила в нём храбреца. В нём вспыхнул кураж, он поехал с Паолой на такси в её гостиницу.

Он не ослеп и не опьянел. Паола не так уж ему и нравилась – та же рыбачка коли, только гладкая, чистая, с блестящими длинными бёдрами под пышным и очень коротким платьем. Он устал от вины за разрушенную жизнь Марии, тревоги за одинокий шанс выбраться из бедности. Его истачивал страх не получить роль – мечту мальчика, что раскачивал телевизионную антенну под бенгальским небом. Паола стала чем-то вроде алкоголя, который дарит недолгое забытьё. Пить по-настоящему Амир не хотел, боялся потерять ясность, забыть важное о пешве, испортить лицо, без того измождённое трущобой.

Вечером, когда он вернулся, Мария мгновенно почувствовала, как лачугу наполнил тонкий аромат другой женщины. Аромат гибкой, сильной красоты неутомимого тела. Молекулы влаги блестели на его коже, невидимые частички пудры, которой Паола осветляла тёмное лицо. Мария не сказала ни слова: всё на земле, каждый атом в мире обязан был работать на Амира, на его успех.

Он встречался с Паолой ещё дважды, сам толком не зная, зачем продолжает это. Мария вдыхала её жасминовый запах, особенно чувствуя частицы дорогой пудры, осыпавшейся на его одежду, пока Паола сдирала её зубами. Мария чувствовала благоухание благополучия, ухоженности, запах красивой кафельной ванны, человеческой чистоты. Она терпела боль. Когда становилось непереносимо, уходила на пляж. Там, между облупленных лодок и сетей, беззвучно плакала, кусая руки.

Вы спрашиваете, почему она не писала домой о своём крушении? Почему не просила помощи? Да, и потому, что унижение, о котором знают другие, беспощадней в тысячи раз, но и потому, что не хотела ранить близких. Страдание было творением её рук, и она несла его в одиночестве. К мужу обратиться было нельзя, он сразу дал бы ход бумагам, навсегда лишив её детей, а в её беспомощной семье начались бы пустые метания. Нет, никто не должен был знать, никто. И потом она уже была моей частью, она стала мумбайкаром.

Вскоре парень по спецэффектам передал разработки мастерам кино и улетел с Паолой на свой континент. Всё закончилось, только песчинки пудры ещё долго плавали в воздухе лачуги вместе с пылью.

Ракшас

Как фигура на обочине автострады,

Ослеплённая птица,

Что крадёт драгоценные камни.

ТАИЛ ДЖИТ, «ПРИЗРАК»

Мария стирала на камне у входа линялое сари бабушки. Нарин, завёрнутая в простынь, сидела на картонке у распахнутой двери. Голые детишки копошились в пыли, как насекомые. Залив Малед-крик в конце улочки сверкал золотом. Горячий день набирал обороты. Улицы неистово гудели, этот звук блуждал и у шиферного подножия.

На пустыре появился человек, прошёл по тропинке, проложенной в свалке, мимо отощавших псов, которые стучали хвостами по мусору.

В сиянии лучей Мария узнала осторожную походку хищника. Человек приближался, и внутри неё поднялась суета, пересекающиеся течения. Мария подумала, что выглядит жалко: она только помылась в холодной воде и обмотала волосы куском простыни в мелких незабудках. Выцветшее платье, которое когда-то облегало её фигуру, болталось свободно, как одежда на маленьких дочках рыбаков.

Азиф подошёл, с недоумением оглядел шиферные стены, приподнял бровь, заметив старушку.

– Здравствуйте, даади, – сказал он.

– Здравствуй, ракшас[39], демон, – сказала бабуля. – Ты рановато явился за мной, подожди ещё несколько дней, дай как следует наглядеться на белый свет.

Мария кивнула. Она стыдилась бреда бабули, убожества вокруг, словно была виновата в этом. Азиф присел на корточки у входа.

– Ну что, поедешь со мной жить на Джуу? – спросил он с усмешкой, и она поняла, что больше не нравится ему, как тогда во Дворце Ашриты. – Шучу. Мы все уважаем вашу с Амиром великую любовь. Я и пришёл, чтобы помочь вам.

Он посмотрел на пыльных засаленных ребятишек, на бабулю, чьё сознание поплыло за горизонт, а глаза остекленели.

– Конечно, потом и вам нужно будет помочь мне, но Амир мой друг, я готов подождать.

– Как ты можешь помочь нам? – грустно спросила Мария. Бахрома от простыни смешно торчала над её лбом. Азиф вздохнул:

– Ну, ты должна знать, как это бывает. Актёр оказывается хорош, он приглянулся на пробах, но этого мало, ведь каждый по-своему хорош. Нужно гораздо больше для такого фильма, такой эпопеи об истории маратхов. Здесь недостаточно таланта. Ты знаешь, что весь Мумбай от юнцов до седых стариков хотят сняться в этом кино, хотя бы в массовке. Все артисты в последнее время считают, что явились из той эпохи. В каждой чайной разговоры об этих пробах.

– Что мы можем сделать? У нас есть только талант Амира, – она опустила голову над стиркой по манере соседок и с силой начала шоркать хозяйственным мылом по расстеленной на камне ткани.

– Неужели ты не понимаешь, что у вас есть и ещё кое-что? – тихо спросил Азиф, поглядывая на бабулю.

– Наше богатство – это лачуга, за аренду которой мы платим старосте рыбаков коли, да чужая старуха, которую мы подобрали у мечети Махим Дарга.

– О, мой бог, ты же взрослая женщина, – зашептал Азиф. – Ты ходишь по вечерам на «Кастико», мужчины смотрят на тебя. Тебя нельзя не заметить в коричневой толпе, в нашем коричневом городе все только и пялятся на тебя. Я был на вечеринке, встретил помощника кастинг-директора, он индиец, я говорил с ним. Туда было сложно попасть, но я попал, Мария. А как иначе? Столько людей