Лавка древностей. Часть 2 - Чарльз Диккенс

Всякій разъ, какъ этой милой парочкѣ подвергывалось какое нибудь хорошенькое дѣльцо и они за скуднымъ завтракомъ держали совѣтъ, какъ бы половчѣе его обдѣлать, они возвращались въ контору получасомъ позже и въ самомъ веселомъ расположеніи духа; славно придуманныя ими каверзы имѣли свойство облегчать ихъ души и освѣщали яркимъ свѣтомъ ихъ мрачный трудовой путь. Въ этотъ день они были особенно веселы: миссъ Сэлли нѣжно улыбалась и говорила сладкимъ голосомъ, а братецъ все потпралъ руки отъ удовольствія.

— А, м-ръ Ричардъ, какъ живете-можете? привѣтствовалъ онъ Дика, войдя въ комнату. Мы бодры и тѣломъ, и духомъ, не такъ ли?

— Благодарю васъ, сударь. Я совершенно здоровъ, отвѣчалъ Дикъ.

— И прекрасно, ха, ха, ха! Мы должны быть веселые, какъ птички, неправда ли, м-ръ Ричардъ? А почему бы и нѣтъ? Міръ Божій такъ прекрасенъ! Правда, попадаются въ немъ и дурные люди, но если бы не было дурныхъ людей, не было бы и хорошихъ адвокатовъ. Ха, ха! Писемъ не приносили, м-ръ Ричардъ?

Дикъ отвѣчалъ, что нѣтъ.

— Ничего, успокаивалъ себя Брассъ. — Сегодня мало дѣлъ, завтра, Богъ дастъ, набѣжитъ. Довольство своимъ положеніемъ есть первое необходимое условіе счастья, м-ръ Ричардъ! Былъ кто нибудь въ конторѣ?

— Ко мнѣ заходилъ пріятель. «Дай Богъ намъ, имѣть всегда!..» началъ декламировать Дикъ.

— «Пріятеля и водку для его угощенія», поспѣшилъ добавить Брассъ. — Ха, ха! Кажется, такъ сказано въ пѣснѣ? Отличная пѣсня, м-ръ Ричардъ, отличная! Я ужасно ее люблю. Вашъ пріятель, если не ошибаюсь, служитъ у нотаріуса Визердена? Да, «дай Богъ намъ имѣть всегда». А кромѣ него рѣшительно никого не было въ конторѣ, м-ръ Ричардъ!

— Приходили къ жильцу.

— Вотъ какъ! къ жильцу приходили! Ха, ха! «Дай Богъ намъ всегда имѣть пріятеля или…» Такъ вы говорили, м-ръ Ричардъ, что кто-то приходилъ къ жильцу.

— Онъ и теперь тамъ у него, отвѣчалъ Дикъ, нѣсколько озадаченный этой необыкновенной игривостью патрона.

— У него? Въ самомъ дѣлѣ? ха, ха! И пускай они себѣ тамъ веселятся, тра-ла, ла. Не правда ли, м-ръ Ричардь?

— Разумѣется, отвѣчалъ Дикъ.

— А скажите, пожалуйста, кто это могъ придти къ нашему жильцу? спрашивалъ Брассъ, роясь въ какихъ-то бумагахъ. — Надѣюсь, не дама! Вы знаете, м-ръ Ричардъ, какъ на это смотрять у насъ, въ Бевисъ-Марксѣ. «Когда прелестная дѣва, какъ ея праматерь Ева…» Такъ вы говорите, м-ръ Ричардъ?

— Къ нему пришелъ молодой человѣкъ, который тоже имѣетъ нѣкоторое отношеніе къ конторѣ Визердена, или что-то тамъ въ родѣ этого, отвѣчалъ Дикъ. — Его зовуть Китомъ.

— Китъ! скажите, пожалуйста, какое странное имя! Такъ называется карманная скрипка, которую танцовальные учителя обыкновенно носятъ съ собой. Ха, ха! Такъ этотъ Китъ здѣсь, вы говорите?

Дикъ посмотрѣлъ на миссъ Сэлли: дескатъ, что это она не уйметъ расходившагося братца; но та даже не моргнула, напротивъ, она какъ будто поощряла его, изъ чего Дикъ заключилъ, что имъ удалось въ этотъ день знатно надуть кого нибудь и уже получить денежки.

— Будьте такъ любезны, м-ръ Ричардъ, свезите это письмо въ Пекгамъ-Рай. Отвѣта не будетъ. Письмо такого содержанія, что я желалъ бы, чтобы оно было передано вами лично. Можете взять мѣсто въ омнибусѣ, на счетъ конторы, разумѣется. Не жалѣть конторы, стараться высосать изъ нея все, что только можно, вотъ девизъ всякаго писца, неправда ли, м-ръ Ричардъ, ха, ха!

Дикъ торжественно стянулъ съ себя куртку, надѣлъ сюртукъ, снялъ съ гвоздика шляпу, взялъ письмо и вышелъ изъ конторы. Не успѣлъ онъ скрыться за дверью, какъ миссъ Брассъ поднялась съ своего мѣста и тоже удалилась, сладко улыбаясь братцу, а тотъ въ отвѣть закивалъ головой, стуча себя по носу.

Оставшись одинъ, Самсонъ Брассъ растворилъ настежь дверь и, усѣвшись за своимъ столомъ какъ разъ противъ нея, чтобы ему было видно всякаго, кто пройдетъ по лѣстницѣ, принялся писать съ большимъ усердіемъ, весело напѣвая своимъ далеко не музыкальнымъ голосомъ какіе-то вокальные отрывки, гдѣ говорилось о соединеніи церкви съ государствомъ; словомъ, не то — вечерній псаломъ, не то національный гимнъ.

И долго писалъ стряпчій Бевисъ-Маркса, напѣвая все ту же галиматью, и чѣмъ дальше, тѣмъ громче и громче звучалъ его голосъ и тѣмъ медленнѣе водилъ онъ перомъ. Повременамъ онъ прерывалъ и то, и другое и прислушивался, и тогда лицо его принимало лукавое выраженіе. Но тишина кругомъ была невозмутимая. Въ одну изъ такихъ паузъ дверь наверху отворилась, потомъ захлопнулась и на лѣстницѣ послышались шаги. Тутъ Брассъ окончательно пересталъ писать, но запѣлъ еще громче прежняго. Держа перо въ рукѣ, онъ въ такъ покачивалъ головой и ангельски улыбался, словно весь ушелъ въ музыку.

На эти-то сладкіе звуки и подвигался Китъ, спускаясь съ лѣстницы. Когда онъ поровнялся съ дверью конторы, Брассъ оборвалъ голосъ, но, все еще улыбаясь, любезно кивнулъ ему головой, и сдѣлалъ знакъ перомъ, чтобы онъ подошелъ къ нему.

— Какъ твое здоровье, Китъ? спросилъ онъ самымъ вкрадчивымъ голосомъ.

Не очень-то довѣряя этому доброжелателю, Китъ отвѣчалъ сдержанно и уже взялся за ручку выходной двери, какъ тотъ снова ласково его окликнулъ.

— Подожди, Китъ, войди сюда на минуточку, заговорилъ онъ таинственнымъ шопотомъ, точно у него къ нему было дѣло. — Ахъ, Китъ, какъ посмотрю я на тебя, такъ мнѣ и припоминается прелестная дѣвочка, какой я и въ жизни не видывалъ. — Онъ поднялся съ своего мѣста и сталъ спиной къ камину. — Помню, ты раза два или три приходилъ къ намъ, когда мы съ Квильпомъ водворились въ домѣ старика. Если бы ты зналъ, Китъ, какую тяжелую обязанность несемъ подчасъ мы, адвокаты, ты бы намъ не позавидовалъ.

— Да я, сударь, и не завидую, хотя, признаться, не нашему брату объ этомъ судить.

— Единственное наше утѣшеніе въ томъ, что если мы и не въ силахъ измѣнить направленіе вѣтра, мы можемъ нѣсколько смягчитъ, такъ сказать, умѣрить его силу, столь пагубную для стриженыхъ овецъ.

— Вотъ ужъ истинно, что стриженыя, да еще какъ гладко-то! подумалъ про себя Китъ.

— Боже! сколько стычекъ у меня было съ Квильпомъ по этому самому дѣлу! Онъ-таки суровый человѣкъ, этотъ Квильпъ, и я чуть было не потерялъ его практику, потому что вступился за несчастныхъ. Но меня поддерживала мысль, что я защищаю угнетенную добродѣтель, и я побѣдилъ.

Онъ смиренно сложилъ губы, стараясь будто бы подавить нахлынувшія чувства. «Однако, онъ совсѣмъ ужъ не такой дурной человѣкъ», думалось Киту.

— Я уважаю тебя, Китъ, говорилъ Брассъ въ волненіи. — Я былъ свидѣтелемъ, какъ ты себя велъ въ отношеніи къ старому хозяину, и, повторяю, я уважаю тебя, не смотря на твое скромное положеніе и на твою бѣдность. Не по платью сужу я о человѣкѣ, а по его сердцу. Что платье? По-моему полосатый жилетъ — та же проволочная клѣтка, въ которой сидитъ птичка — сердце человѣческое. И сколько такихъ птичекъ томятся въ своихъ клѣткахъ и, просовывая голову черезъ рѣшетку, стараются приласкаться ко всякому человѣку!

Эта поэтическая метаѳора — Китъ былъ увѣренъ, что намекъ относился къ его собственному полосатому жилету — совершенно его покорила. Этой побѣдѣ не мало способствовалъ также сладкій голосъ и отеческое обращеніе Брасса, который напустилъ на себя такую святость, что, право, недоставало только толстаго вервія вокругъ его пояса да черепа на каминѣ, чтобы принять его за настоящаго отшельника.

— Ну, да что объ этомъ говорить, прибавилъ онъ, улыбаясь, какъ улыбается добрякъ, съ сожалѣніемъ вспоминая о своей мягкости и слабохарактерности. — Ты лучше возьми-ка вонъ то — и онъ указалъ Киту на двѣ серебряныя монеты, лежавшія на столѣ.

Китъ посмотрѣлъ на деньги, потомъ на Брасса, не рѣшаясь взять.

— Возьми ихъ себѣ, настаивалъ Брассъ.

— Отъ кого это? началъ было Китъ.

— Не все ли тебѣ равно отъ кого? Ну хоть бы отъ меня, перебилъ его Брассъ. — У насъ надъ головой живетъ такой эксцентричный господинъ, что намъ нѣтъ надобности много распространяться объ этомъ вопросѣ. Ты, конечно, меня понимаешь, Китъ! Возьми ихъ, и дѣлу конецъ. Между нами будь сказано, Китъ, тебѣ не разъ еще придется получать подарки изъ того же источника; такъ мнѣ кажется по крайней мѣрѣ. Прощай, Китъ, прощай!

Поблагодаривъ нѣсколько разъ адвоката за подарокъ, Китъ взялъ деньги и поспѣшилъ домой, упрекая себя въ душѣ за неосновательную подозрительность относительно человѣка, оказавшагося такимъ славнымъ послѣ перваго же разговора.

Брассъ снова запѣлъ своимъ чуднымъ голосомъ, грѣясь у камина, и снова ангельская улыбка осѣнила его лицо.

— Можно войти? спросила миссъ Сэлли, заглядывая въ дверь.

— Конечно, можно, отвѣчалъ братецъ.

— Гм? вопросительно кашлянула сестрица.

— Да, могу сказать, дѣло уже сдѣлано.

XX

Чекстеръ недаромъ сердился, разсказывая о дружбѣ, установившейся между постояльцемъ Брасса и семействомъ Гарланда. Дружба эта не только не охладѣвала, но, повидимому, росла. Старикъ Гарландъ имѣлъ съ нимъ постоянныя сношенія. Какъ нарочно, жилецъ Брасса, вѣроятно вслѣдствіе волненій и разочарованій, испытанныхъ имъ въ послѣднюю поѣздку, немножко прихворнулъ. Это сблизило ихъ еще больше: не проходило дня, чтобы кто нибудь изъ семьи Гарландъ не посѣтилъ больного.