Лавка древностей. Часть 2 - Чарльз Диккенс

— Вы мнѣ говорили, что занимаетесь также и садоводствомъ; а здѣсь вы сажаете деревья?

— Гдѣ, на кладбищѣ? Нѣтъ, здѣсь я ничего не сажаю.

— Я вцдѣла тутъ много цвѣтовъ и кустарниковъ, вонъ тамъ, напримѣръ. Я думала, что это вы ихъ посадили, хотя, надо правду сказать, они плохо идутъ.

— Они растутъ, какъ Богъ велитъ, а Богъ велитъ, чтобы они плохо росли, произнесъ старикъ.

— Не понимаю, что вы хотите сказать.

— А вотъ что. Эти кусты посажены на могилахъ преданными друзьями умершихъ.

— Я такъ и думала, воскликнула дввочка. — Какъ хорошо люди дѣлаютъ, что сажаютъ цвѣты на могилахъ!

— Подойдите, послушайте, что я вамъ дальше скажу. Посмотрите-ка на эти цвѣты. Видите, какъ они опустили головки: у нихъ совсѣмъ нѣтъ силы, они завяли. А почему это, какъ вы думаете?

— Не знаю, отвѣчала дѣвочка въ недоумѣніи.

— Потому что объ умершемъ очень скоро забываютъ Въ первое время друзья чуть не по три раза въ день приходятъ на могилку. Но этого усердія хватаеть не надолго: посѣщенія становятся все рѣже и рѣже: вмѣсто одного раза въ день, они уже навѣщають могилу разъ въ мѣсяцъ, затѣмъ разъ въ годь и наконецъ совсѣмъ не являются. Поэтому-то и цвѣты здись такъ плохо растутъ; бываетъ такъ, что самый нѣжный лѣтній цвѣтокъ ихъ переживаетъ.

— Какъ это грустно, однако, замѣтила дѣвочка.

— Вотъ то же самое говорятъ и господа, что пріѣзжаютъ осматривать нашу церковь и кладбище. «У васъ, говорятъ, хорошій обычай сажать растенія на могилкахъ, только жаль, что всѣ они такія несчастныя, — либо завяли, либо посохли», а я на это имъ обыкновенно говорю:- извините, молъ, господа, а мнѣ кажется, что это хорошій признакъ; значитъ, молъ, люди живутъ счастливо и думаютъ только о весельѣ. Да оно дѣйствительно такъ и есть. Это въ натурѣ человѣка.

— А, можетъ быть, друзья или родные, оплакивающіе умершихъ, днемъ смотрять на голубое небо, а ночью на звѣзды, и думаютъ, что ихъ дорогой покойникъ находится тамъ, а не въ могилѣ, промолвйла дѣвочка своимъ серьезнымъ голосомъ.

— А можетъ быть, кто его знаетъ? съ волненіемъ произнесъ старикъ.

— Ну все равно, дѣйствительно ли это такъ, или нѣтъ, а я займусь этими растеніями, подумала дѣвочка, — это будетъ мой садъ. Ничего дурного не выйдетъ, если я стану ихъ поливать каждый день; мнѣ же это доставигь удовольствіе.

Могильщикъ, конечно, не замѣтилъ, какъ зардѣлись на минуту ея щеки и отуманились глаза. Онъ опять окликнулъ Давида. Ясно было, что вопросъ о лѣтахъ Бэкки Морганъ очень его безпокоилъ. Для Нелли это безпокойство было непонятно.

Три раза надо было окликнуть глухого старика, чтобы онъ услышалъ. Но вотъ онъ облокотился на заступъ и приставилъ руку къ уху:

— Ты меня звалъ? спросилъ онъ.

— Я все думаю о ней, Дэви, и онъ указалъ на могилу. — Мнѣ кажется, что она была старше насъ обоихъ.

— 79. И старикъ съ грустью покачалъ головой. — Я тебѣ говорю, что видѣлъ собственными глазами цифру 79.

— Видѣлъ! повторилъ тотъ. — Да развѣ ты не знаешь, Дэви, что женщины никогда не говорятъ своихъ настоящихъ лѣтъ.

— Это правда, согласился старикъ и глаза его внезапно сверкнули;- можетъ быть, она и старше насъ.

— А я такъ увѣренъ, что старше. Вспомни только, какой старухой она выглядывала: мы съ тобой казались мальчиками передъ ней.

— Это правда, это правда. Она выглядывала совсѣмъ старухой, повторялъ тотъ.

— Ты только вспомни, съ которыхъ поръ она выглядывала такой старухой! такъ можетъ ли быть, чтобы ей было всего 79 лѣтъ, столько же сколько и намъ. съ тобой.

— Да; она, по крайней мѣрѣ, лѣтъ на пять была старше насъ, кричалъ глухой.

— Лѣтъ на пять! Что ты, что ты! На десять, вотъ это вѣрно. Ей было добрыхъ 89 лѣтъ! Теперь я припоминаю, когда умерла ея дочь. Такъ, такъ! Ей навѣрно 89, а все-таки хотѣлось, чтобы ее считали десятью годами моложе насъ. О, суета суетъ!

Глухой старикъ не отставалъ отъ своего товарища и оба они еще долго распространялись на эту благодарную тему и приводили массу доказательствъ — по ихъ мнѣнію вѣскихъ, но въ сущности весьма сомнительныхъ, что старухѣ ужъ не 89 лѣтъ, какъ они было утверждали, а чуть не всѣ сто. Когда они, наконецъ, къ обоюдному удовольствію рѣшили этотъ вопросъ, могильщикъ съ помощью товарища поднялся съ своего мѣста.

— Здѣсь сидѣть сыро, а мнѣ надо беречься до лѣта, сказалъ онъ, собираясь уходогь.

— Что такое? спросилъ Давидъ.

— Ну да и глухъ же онъ, бѣдняга! До свиданія, сказалъ онъ дѣвочкѣ и заковылялъ домой.

— Ахъ, Боже мой! Какъ онъ сдался! Совсѣмъ становится старикомъ, замѣтилъ глухой, глядя ему вслѣдъ.

И они разстались, каждый при своемъ мйѣніи: товарищъ-де куда какъ слабѣе и хилѣе его самого, и вполнѣ успокоенные своей выдумкой относительно возраста Бэкки Морганъ, смерть которой уже не должна была ихъ пугать. «У нихъ, молъ, еще цѣлыхъ 10 лѣтъ впереди!»

Дѣвочка постояла еще немного, поглядѣла на глухого старика, — тотъ, выбрасывая землю лопатой и поминутно останавливаясь, чтобы откашляться или перевести духъ, не переставалъ бормотать про себя съ видимымъ самодовольствомъ, что «могильщикъ крѣпко, крѣпко постарѣлъ», — и пошла, задумавшись, прочь. Проходя по кладбищу, она совершенно неожиданно набрела на учителя, грѣвшагося на солнышкѣ — онъ сидѣлъ на зеленой могилкѣ съ книгой въ рукахъ.

— Вы здѣсь, Нелли! обрадовался онъ и закрылъ книгу, — Какъ хорошо, что вы вышли на чистый воздухъ, а то я ужъ боялся, что вы опять сидите въ церкви.

— Почему же вы боитесь? Развѣ тамъ не хорошо? спрашивала дѣвочка, садясь подлѣ него.

— Нѣтъ, нѣтъ; я этого не говорю. Мнѣ только хотѣлось бы, чтобъ вы иной разъ были повеселѣе. Отчего вы качаете головой и такъ грустно улыбаетесь?

— Вовсе не грустно. Если бы вы знали, какъ у меня легко на сердцѣ, вы бы этого не говорили. Не глядите же на меня съ такимъ состраданіемъ, какъ будто у меня и въ самомъ дѣлѣ горе на душѣ. Нѣтъ, кажется, въ мірѣ человѣка, который былъ бы счастливѣе меня въ настоящее время.

И она съ чувствомъ нѣжной, глубокой признательности ваяла его руку и сжала ее своими обѣими маленькими ручками.

— Все отъ Бога! промолвила она послѣ нѣкотораго молчанія.

— Что такое все?

— Все, что вокругъ насъ, отвѣчала она. — Ну, а теперь, кто изъ насъ груститъ? Вы или я? Я, какъ видите, улыбаюсь.

— И я улыбаюсь, молвилъ учитель;- вотъ посмотрите, какъ часто мы будемъ улыбаться на этомъ самомъ мѣстѣ. Нелли, вы съ кѣмъ нибудь сейчасъ разговаривали?

— Да, разговаривала.

— И, вѣроятно, о чемъ нибудь такомъ, что навѣяло на васъ грусть?

Дѣвочка молчала.

— Скажите мнѣ, милая Нелли, о чемъ шла рѣчь? нѣжно допытывался учитель.

— Мнѣ, просто, больно видѣть, да мнѣ больно видѣть, какъ мало заботятся объ умершихъ, какъ скоро о нихъ забываютъ, проговорила дѣвочка, заливаясь слезами.

— Такъ вы думаете, — учителъ замѣтилъ, какимъ взглядомъ она окинула сосѣднія могилки, — что если могилу никто не навѣщаетъ, если посаженное около нея деревцо засохло, цвѣты завяли, такъ это значитъ, что о покойномъ никто не думаетъ, что о немъ забыли? A развѣ нѣтъ иного, болѣе благотворнаго способа поддерживать память о покойникѣ? Кто знаетъ, можетъ бытъ эти самыя могилы, какъ ни кажутся онѣ заброшенными, были главнымъ стимуломъ гдѣ нибудь нынѣ совершающихся великихъ и прекрасныхъ подвиговъ, источникомъ, давшимъ жизнь гуманнѣйшимъ воззрѣніямъ.

— Не говорите больше, не говорите, торопливо перебила его дѣвочка. — Я все знаю, я все понимаю. И какъ могла я это думать, имѣя такой примѣръ на глазахъ?

— Ничто истинно прекрасное, безгрѣшное не умираетъ безслѣдно и не забывается, продолжалъ учитель. — Мы должны или этому вѣрить, или ничему не вѣрить. Младенецъ, умирающій въ колыбелькѣ, продолжаеть жить въ душѣ оставшихся на землѣ, обожающихъ его родителей и наводитъ ихъ на лучшія, возвышеннѣйшія мысли, и такимъ образомъ онъ также участвуетъ въ искупленіи міра, хотя бы прахъ его былъ сожженъ на кострѣ или опущенъ на дно морское. Нѣтъ ангела въ сонмѣ небесномъ, который не имѣлъ бы божественнаго вліянія на близкихъ ему людей, остающихся на землѣ. Если бы можно было прослѣдить благороднѣйшіе человѣческіе поступки до источника, ихъ породившаго, сама смерть представилась бы намъ прекрасной. Сколько подвиговъ милосердія и самоотверженія, сколько чистыхъ, святыхъ привязанностей было внушено дорогими сердцу могилами!

— Да, да, это истина, и никто не въ состояніи проникнуться ею до такой степени, какъ я, воскресившая собою для васъ вашего умершаго любимца, промолвила дѣвочка. — Если бы вы знали, милый, дорогой другъ мой, какъ вы меня утѣшили!

Учитель не могъ ничего отвѣтить, такъ переполнено было его сердце. Онъ сидѣлъ молча, любовно наклонившись надъ Нелли, когда къ нимъ подошелъ дѣдушка.

Не успѣли они обмѣняться нѣсколькими фразами, какъ зазвенѣлъ колоколъ, призывавшій мальчиковъ въ школу, и учитель ушелъ на урокъ.