Правда и другая ложь - Саша Аранго

– Генри, где ты?

XVIII

Йенссен любил статистику. Естественно, как большинство его коллег, он знал ежегодную криминальную статистику и мог на память приводить ее данные. Особенно если их можно было сопоставить. Например, в 2009 году в Германии лазерному облучению лица подверглись 38 117 женщин и 42 623 мужчин. О чем это говорит? – вопрошал Йенссен, выкладывая эти цифры коллегам в столовой.

В категории умышленных и неумышленных убийств показатели по сравнению с предыдущим годом немного снизились – на 2,2 процента. Процент раскрытых преступлений достиг 95,9, что говорило о хорошей работе следователей и плохо влияло на душевное состояние лиц, склонных к насильственным преступлениям. Почти стопроцентная вероятность того, что убийство будет раскрыто и строго наказано, считается большинством преступников вполне приемлемой. Вероятно, так происходит потому, что статистика касается не их лично, а всегда кого-то другого, и, кроме того, она почти стопроцентная. К тому же дело еще и в том, что криминалистика позволяет раскрывать «известные» убийства.

Неизвестные или, лучше сказать, удачные убийства не удается раскрыть криминалистическими методами, и они скрываются в тени оставшегося процента нераскрытых преступлений. Так что следует ожидать, что в текущем году будет совершено больше убийств и актов мести. Это знание будило зловещие предчувствия.

Смерть Марты от утопления была для Йенссена классическим несчастным случаем, так как не имелось никаких мотивов убийства, как и указаний на его совершение. Йенссена убедила находка велосипеда на месте несчастья. Эта находка убедила всех. И все же «смерть во время купания» была лишь гипотезой, основанной на обнаружении велосипеда; причем, как нарочно, нашел его сам муж. Чисто гипотетически обнаружение брошенного велосипеда могло говорить и о том, что его владелицу похитили инопланетяне и сейчас она находится на борту их корабля, удовлетворяясь обществом инопланетных недомерков. Почему, собственно, нет?

Исчезновение тридцатичетырехлетнего редактора издательского дома Мореани Бетти Хансен не было следствием несчастного случая или самоубийства. Пилот вертолета береговой охраны во время рутинного облета территории около двадцати двух часов сообщил, что видит горящий автомобиль. По прибытии на место пожарного расчета в 22.45 тлевший к тому времени автомобиль удалось окончательно потушить с помощью пены. Пена уничтожила улики, которые, возможно, находились возле машины. Останков человеческого тела пожарные не обнаружили.

Через час после начала вечернего дежурства Йенссен приехал на территорию заброшенного рыбозавода. Завод не работал уже добрый десяток лет и превратился в некое апокалипсическое подобие пляжа на Коста-Брава. Мышцы Йенссена нестерпимо болели, так как вчера он после трехнедельного перерыва посетил фитнес-зал. Несмотря на принятые полтора грамма ибупрофена, все тело нестерпимо болело, особенно при наклонах. При этом руки непроизвольно дергались, как у орангутанга.

Тонкая нежная пена, застыв, превратилась в грязную серовато-белую кашу. Коллеги из отдела криминалистической экспертизы ползали на коленях, копались в пене, стараясь добыть оттуда образцы крови, волос, остатков человеческого жира или костной золы. Сейчас Йенссен благодарил свою дальновидность за то, что, выбирая служебную карьеру, не пошел на службу в криминалистическую лабораторию. Нет, не потому, что считал эту работу неинтересной или бессмысленной, а потому, что ее находки зачастую являлись настолько микроскопическими, что обнаруженный волос казался чуть ли не древесным стволом. Эта микроскопичность лишала работу криминалиста необходимой для Йенссена осязательной чувственности.

Йенссен пробежал расстояние от машины до моря и насчитал сорок два шага. Все старые следы автомобильных шин вели по полого спускавшейся бетонной трассе к морю, где до сих пор ржавели остовы старых направляющих, по которым груз с куттеров перевозили на берег. Это было в те благословенные добрые старые времена, когда здесь еще была рыба.

Служебных собак после бесплодной попытки обнаружить какой-то след грузили в машины. Двое кинологов до сих пор обходили бетонированную набережную. Вскоре должны были прибыть водолазы военно-морского флота. Они тоже ничего не найдут – в этом Йенссен был уверен. Он сосредоточился на одном следе легкового автомобиля, уже обработанном криминалистами, и при этом незаметно делал упражнения на растяжку, чтобы хоть как-то восстановить контроль над своими верхними конечностями. Йенссен был убежден, что не удастся найти ни труп, ни следы преступников, ни что-то еще, полезное для расследования. Он еще раз вытащил из кармана смятый лист бумаги с распечаткой протокола экстренного вызова.

В двадцать один час шестнадцать минут Генри Хайден набрал номер экстренного вызова полиции со своего мобильного телефона. Первым делом он спросил, не получала ли полиция сведений о дорожно-транспортном происшествии. После этого Хайден сообщил, что Беттина Хансен, редактор его издательства, не явилась на назначенную встречу, на которой они должны были обсудить рукопись его последнего романа, которую Беттина должна была привезти на встречу. Редактор дважды звонила ему с дороги. Один раз для того, чтобы уточнить маршрут, а второй раз – чтобы предупредить об опоздании. С тех пор в течение нескольких часов он не мог ей дозвониться, потому что ее телефон был недоступен. Дежурный сказал Генри, что никаких дорожно-транспортных происшествий за это время не случалось и что для начала экстренных поисков еще не прошло достаточно времени. Формально это был совершенно корректный ответ. Йенссен полагал, что проверка времени и места телефонных переговоров Хайдена полностью подтвердит его слова.

* * *

Такое сходство не могло не привлечь внимания. С интервалом меньше месяца пропадают две женщины, близко связанные с Хайденом, – на одной из них он был женат, с другой тесно сотрудничал. «Ну разве не каждый подумал бы об этом на моем месте?» – спрашивал себя Йенссен. Кроме того, бросалось в глаза, что обе женщины исчезли «целиком», не оставив никаких следов, – не было найдено ни волос, ни частиц одежды или кожи. Марта Хайден считалась опытной пловчихой, но ее смерть была правдоподобно объяснимой. Ни один человек не может справиться с морским течением. Но как могла такая здоровая, умная и рассудительная женщина, как эта редактор, столь бездарно заблудиться? От прибрежного шоссе до этого места ей пришлось ехать пять километров по песчаной проселочной дороге. В этом глухом месте нет ни щитов, ни дорожных указателей, никаких данных о ресторане, которые можно было бы ввести в навигатор. И, самое главное, куда мог деться ее труп?

Йенссен выпрямился и вразвалку прошел мимо коллег к ангару. Войдя в него, он в темноте сделал пять шагов, повернулся и крикнул:

– Помогите!

Все встрепенулись и принялись искать его глазами, но никто не увидел. Всего каких-то пять шагов, и ты превращаешься в невидимку, понял Йенссен. Вероятно, убийца вышел именно из ангара.

* * *

После пятого напрасного звонка Гонория Айзендрат вызвала такси и поехала из издательства на виллу Мореани. Она вошла в старый парк через садовые ворота, приблизилась к дому и держала нажатой кнопку звонка до тех пор, пока ей не свело указательный палец. Отпустив кнопку, она обогнула дом и через открытую дверь веранды вошла в библиотеку. В страшной тревоге она осмотрела дом. Бесчисленные комнаты были либо пусты, либо заставлены книгами и ящиками. Гонория позвала Мореани по имени и прислушалась.

Наконец она нашла его в спальне второго этажа. Он лежал на боку в огромной кровати. Лицо его было покрыто потом. Дышал он редко – с интервалами в несколько секунд. Гонория обнаружила в складках простыней вскрытую упаковку морфантона. В ней не хватало трех таблеток по десять миллиграммов. Айзендрат с трудом перевернула Мореани на спину. Он открыл глаза, узнал ее и слабо улыбнулся. Она осторожно напоила его водой, помогла встать и отвела в туалет. Мореани с трудом держался на ногах. Было видно, что ему очень больно. Он был так слаб, что Гонории пришлось держать его, пока он стоял, склонившись над унитазом. После трех чашек кофе ему стало легче. Он внимательно всмотрелся в озабоченное лицо Гонории.

– Я уже все знаю. Генри позвонил мне ночью и сказал, что роман потерян.

– Потерян? – Гонория в ужасе прижала руки к губам.

– Рукопись была у Бетти в машине.

– Нет, этого не может быть! Неужели нет копии? Он же должен был сделать копию!

Мореани покачал головой:

– Он всегда пишет на машинке. Я видел эту рукопись. Это конец, Гонория. Если тебе хочется поплакать, то будь так любезна, дай мне английское сливочное печенье.

Гонория нашла описанную Мореани жестянку с английскими печеньями в кладовке, заполненной испорченными деликатесами. Все они были покрыты тонкой кисеей отложенных насекомыми яиц. Испанская ветчина поросла зеленовато-синей плесенью, колбасы окаменели, фрукты высохли, консервные банки вздулись, полки были просверлены древоточцами во всех мыслимых направлениях. Несомненно, в этом доме очень давно не было женщины. Гонория долго не отваживалась открыть жестянку, но, к ее удивлению, печенье хорошо сохранилось.