Плата кровью - Александр Анатольевич Пересвет

его на стороне. «Усыновлю, — твердила она. — Будет у меня хотя кровиночка дочечкина…»

Согласилась лишь на то, чтобы ближе к весне («Вот сорок дней справим, провожу душеньку её в рай — тогда и говорить можно») поехать с Макаркой в Крым, посмотреть там на варианты устройства. Варианты крымчанин Митридат обещал приискать. Пристроить их при каком-нибудь пансионате — будет тут и заработок, и жильё, и кормление. И ребёнку хорошо. А здешнюю квартиру можно вон под комендатуру сдать. Будет командированных офицеров селить. Всё какая-никакая, а денежка.

Словом, без Мишки было бы совсем плохо. Это Алексей понимал. Как и то, что иметь такого друга — счастье редкое. Не из-за пробивных способностей Митридата. Нет, просто вот из этого неафишируемого благородства: просто взял и впрягся в, общем-то, совсем чужие для себя хлопоты вместо обиженного — и обидевшего его! — друга.

Понимал всё это Алексей. Но… застрял! Просто застрял душою в том вчерашнем положении, когда окончательность потери уже осмыслена, а сделать что-нибудь, чтобы выплеснуть эту чёрно-зелёную кусачую слизь, что заполнила сердце… некуда, не на кого её выплеснуть! Лысого, сволочь, убить теперь нельзя и по той причине, что против него формально-официально возбудили ещё одно уголовное дело — это уже через больницу юридическая машина задвигалась. Смерть Ирины ведь наступила в результате действий насильственного характера, как ни крути. Или по крайней мере её можно таковой изобразить.

И потому ещё нельзя убить Лысого, что это же уголовное дело другим своим концом задевает непосредственно самого Кравченко. Уже за него должно взяться следствие МВД, что неминуючи означает прокуратуру. А у той и так охотничий азарт играет: расширяя круги подследственных по делу Бэтмена, Рауф очень сильно выигрывает и в глазах главы республики, и, что, может быть, и важнее, в глазах кураторов. Потому как от тщательности и убедительности его следствия по делам бэтменовских ребят зависит то, как хорошо будет закопана истинная подоплёка убийства Сан Саныча. Которая — кто бы там ни выплыл на том конце, где…

Заказчиками их не назовёшь, скажем — «интересанты»…

…Которая, в общем, никому по-настоящему раскрытая не нужна.

* * *

Это Алексею поведал уже Томич, заехавший на следующий день в ОРБ посочувствовать и распить с ним «по горькой рюмочке», как сам же сказал. А ещё сказал, что с Олегом Хорнетом («Кстати, сам позвонил, зацени!») договорились разойтись полюбовно: сейчас тебя, Лёша, из МВД дёргать никто не будет. А как похоронишь девушку свою, вызовем мы тебя в комендатуру, как военнослужащего, нам подведомственного, где в нашем присутствии тебя следаки эмвэдэшные опросят по обстоятельствам похищения Лапиной Ирины, приведшего к её смерти. После этого и Рауфу особенно дёрнуться будет некуда. Если только в порядке надзора, но там всё чики-чики — очень на пользу лежат те бумаги, что мы с тобой подписали перед штурмом «Тетриса».

Не бандитствовал у нас Буран, получается, а вместе с комендатурой пресекал преступление. А то, что Лысый до сих пор болями в паху мучается, никого не интересует, потому что получил травму из-за собственной попытки сопротивляться при задержании. Вот, а ты всё хмыкал про вербовку, мягко попрекнул Алексея Томич. Ты же и так наш, видно же офицера правильного и человека хорошего. А своих мы не бросаем…

А потом в кубрик заглянул Куга, неодобрительно втянул ноздрями висевший в воздухе запах, но ничего не сказал, кроме того, что командир зовёт. Томич распрощался, почти непочатую бутылку — действительно только по рюмочке опрокинули, не чокаясь, — вручил Алексею «на поминки» и убыл.

А у командира опять была делегация — не делегация, депутация — не депутация… В общем, народ был разный у командира. Глаз тут же выхватил довольного Куляба, сосредоточенного, как всегда, Ведьмака и — сюрприз! — одного из тех казачков, что они освободили из плена, а потом отпустили самостоятельно добираться до своих. Тот, что помладше, молчаливый. Виктор, как его… Коваленко. Позывной Стамбул. Ещё тут было трое казаков в кубанках, довольно боевитого вида.

Вытащили парня?

Да, так и оказалось. Ранен, правда, голова обвязана, что у того Щорса, но живой и даже весёлый. И способный рассказывать, что с ними двумя было.

Действительно, эти два беглеца и устроили локальное обострение в Станице. Как после объятий и восхищённых восклицаний поведал казак, им действительно почти удалось добраться до своих. Счастье обогнули по дуге, по лесной дороге, дальше по промке на Петровку. Там покрутились, чуть не заплутав между тамошних одноэтажных домиков. Потом тоже перекрутились как-то под Нижнетёплой, вывернулись мимо блок-поста — спасибо, брат Буран, за карту! — и с шиком ломанулись на Станицу. Ну, то есть не так уж чтобы совсем с шиком… Макаров решили объехать — уж больно там, судя по карте твоей, Буран, блок «укроповский» большой и хорошо обустроенный, с кучей техники и ротой гарнизона. Через них не проскочить бы было.

А в Станице везение кончилось. Потому как на тамошнем блоке укров кто-то возбудил, и два долбака не дрыхли в караулке, а решили остановить ночных проезжих. Правильно, в общем-то, ибо комендантский час на дворе. Стамбул, который как раз вёл машину, и фарами помигал, и голосом проорал, что, мол, не видите, селюки, что ли, кого останавливаете? Но те были непреклонны. Хорошо, что «змейку» из бетонных блоков успели почти миновать, — смутила укров всё же милицейская машина с пропусками «Айдара». И когда началась пальба, удалось быстро смыться, обойдясь почти без попаданий. Петровичу, правда, тому, второму, рассудительному, казаку, прилетело по касательной по ноге. Но не опасно. Ерунда, как он сам сказал.

Ну а дальше всё закипело у «укропов», начали они гоняться за казаками. Так и отжали к Дому культуры, где машину пришлось бросить, потому как один хрен не прорваться было через блок-посты перед мостом. Тут и выяснилось, что рана у Петровича только показалась ерундовой, и бегать он не мог уже. Пришлось занять оборону прямо в ДК. Так-то неплохо шло, долго сидели, потому как «укропы» боялись наперёд лезть. Оружия и патронов пока хватало — опять же спасибо Бурану. Но когда нацики, троих своих лежать оставив, из артиллерии шмалять начали, — напоровшись на кинжальный огонь, видать, решили, что «сепары» в силе прорвались, — то казаки решили уходить. Знали, что в Валуйском уже свои будут.

Почти до зелёнки добрались — прилетело Петровичу ещё раз, уже хорошо, по боку. Приказал он тогда Стамбулу отходить, а сам остался прикрывать. Сказал, что, мол, с дыркой в боку, да без перевязочного материала, который извели уже на ногу, да Витьке на