Рифмовщик - Влад Стифин

из воды и тихо покачивалась от легкого движения теплого воздуха. Сами собой пришли новые строчки:

Тишина на водной глади,

И под гладью тишина.

И чего это мы ради

Здесь торчим сейчас с ранья?

На рыбалке мы коллеги —

Ловим рыбу не спеша.

Мы, конечно, не калеки,

Но такая уж душа,

Что не может без рыбалки

Обойтись она совсем.

И, конечно, без смекалки

Ты наловишь дребедень.

А смекалку как применишь —

Рыбку словишь с полкило.

Наше счастье не измеришь.

Кто-то скажет: «Повезло».

Мы на это не в обиде —

Трудно рыбака понять.

Нас нечасто можно видеть,

Можно только угадать!

Поплавок медленно повалился набок. Стрекоза до самого последнего не покидала его до того мгновения, пока поплавок полностью не лег на воду.

* * *

А там он стоял в шеренге таких же призывников. На небольшой площадке у входа в райвоенкомат образовалось неровное каре из восемнадцатилетних пацанов, окаймленное толпой родственников, провожающих своих мальчишек в армию.

Откуда-то неожиданно появился старый дядька в военной форме. Дядька обосновался в середине пространства, образованного каре, откашлялся и заговорил, стараясь возвысить свой глухой и хриплый голос над гулом толпы.

— Сынки! — крикнул дядька. — Вы идете служить! Родина призвала вас! Надо послужить! Надо!

А он стоял и думал:

«Мы призывники. Кто нас призвал? Никто нас не звал. Принесли повестку на дом — бумажку, на которой сухой текст излагал требование явиться сюда, а если не явишься, то плохо тебе будет. Там же, в бумажке, ответственность была указана со ссылкой на закон».

А дядька громко говорил, почти кричал:

— Тяжело, но надо!

Эту фразу он повторил раза три, как будто вспоминал какую-то свою тяжелую службу.

«Наверное, у дядьки служба уж такая тяжелая была, — подумал он, — что он эту тяжесть так хорошо и запомнил».

Дядька удалился, и всех призывников на автобусах доставили на большой сборный пункт. Потом было длиннющее путешествие на поезде. Одиннадцать суток призывников везли через всю страну. Из вагонов никого не выпускали, но это, наверное, еще не была тяжелая служба.

«Зачем так далеко перевозить будущих воинов?» — задавал он себе этот вопрос и только потом, гораздо позже, получил хоть какой-то ответ: «Наш солдат служит лучше, когда находится далеко от дома».

Поезд всё дальше и дальше стремился на восток. За окнами проплывали лесные и полевые пейзажи. Проскочили степные просторы, и прочие места, и всё, всё, чем богата была страна.

Он лежал на верхней полке и пытался представить: как оно там будет? Но ничего конкретного представить себе не смог.

«Наверное, там будет тяжелее, чем в этом длинном поезде».

* * *

А здесь поплавок чуть дернулся в сторону и сначала медленно, а затем понемногу ускоряясь, поплыл вбок и в глубину. Слева на фоне воды появились слова:

«Не торопитесь. Так клюет лещ. Подсечку необходимо совершить, когда поплавок уйдет под воду на один-два сантиметра. Ждите сигнала».

Через несколько секунд рыба была извлечена из глубины. Он внимательно рассмотрел крупного леща в лотке. Рыба некоторое время похватала ртом воздух. Пару раз сильно дернулась и, ударив хвостом о дно лотка, потихоньку затихла.

«Красивая рыба», — подумал он, разглядывая серебристую чешую. Перегнувшись через борт, ополоснул руки в теплой воде озера и несколько минут наблюдал подводный мир.

Водоросли напоминали какой-то диковинный лес. Рыбья мелочь, сверкнув на солнце чешуей, сновала среди подводной зеленой роскоши. Он не очень-то понимал заядлых рыбаков, по описаниям часами ожидавших поклевок хороших рыб. Но отдых у берега тихого лесного озера ему нравился. Такой тихий уголок природы располагал к творчеству, и он сочинил несколько строк:

Рыба в глубине живет.

Жизнь ее нам неизвестна.

Вот жила б наоборот —

Здесь, где воздух повсеместно.

Кислорода хватит всем:

Птицам, рыбам, человекам.

Рыбий голос просто нем,

Он молчит уже от века.

Не понять нам глубины —

Мысли под водой немеют.

Там есть царство тишины,

Здесь пир звуков мы имеем.

Рыба, ты поговори,

Расскажи, о чём мечтаешь,

Что там под водой вдали,

Почему ты не летаешь?

Нет ответа. А зачем

Отвечать нам, человекам?

Что мы видим? Только тень,

Что была здесь прошлым летом.

Здесь когда-нибудь давно

Было что-то иль не было?

Нам, конечно, всё равно —

Рыбка уж давно уплыла.

Он закрыл глаза и почувствовал, как его извлекают из кокона. Сразу несколько рук аккуратно отсоединяли датчики и вынимали его тело из обволакивающего кресла. Он услышал голос администратора.

— Осмелюсь спросить вас: вы не дождались сигнала на подсечку? Это неправильно.

— Да, — грустно ответил он, — но я его поймал.

— Конечно, поймали. Но, видите ли, программе пришлось работать в экстремуме.

— Да-да. Прошу прощения. Я что-то расслабился. Там у вас так спокойно и красиво. А всё-таки я далее сделал всё правильно по тексту, — и он наизусть прочитал: — «Вытащите объект на поверхность и, не давая ему уйти на глубину, подтягивайте его по воде…»

— Да, дальше вы действовали правильно, — решительно перебил его администратор. — Вы оплатили очень дорогую услугу и чуть было себе же не испортили всё удовольствие. — Администратор в разговоре всё более волновался. Его нарочито вежливый стиль сменился на несколько обиженный и иногда даже сердитый. — Установка могла зависнуть — и что тогда? Вы понимаете, что тогда?

— Я еще раз приношу свои извинения, — ответил он. — Готов понести заслуженную кару в виде дополнительной оплаты. Сколько с меня приходится?

Администратор, услышав такой вопрос, сразу же замолчал. Лицо его основательно посерьезнело, и он как-то неуверенно ответил:

— Ну, я думаю… Учитывая, что вы у нас постоянный клиент… — по физиономии администратора виделось, что он лихорадочно соображает, сколько же можно получить дополнительных благ. — Я предлагаю… то есть это вам обойдется в сто благ, — администратор затаился, ожидая ответа.

— Я согласен, — ответил он и заплатил означенную сумму.

* * *

А там наступил ответственный момент: он первый раз отправился по-настоящему служить.

Дежурный офицер зачитал им приказ:

— «Приказываю выступить на охрану…» — и кратко изложил суть: где, когда и как охранять.

Ему в первый свой наряд сильно повезло.

Во-первых, старшим наряда у него оказался «дед», то есть старослужащий третьего года службы. Это был крупный, можно сказать, почти мужик с