Рифмовщик - Влад Стифин

ответил Порфирий Петрович. — Так и сделали, но время было такое, что всяких надписей для сохранности чего-нибудь было недостаточно. Нужны были более серьезные меры. Вот возьмите у нас: чего только не напишут, а соблюдается это всё? Не всегда.

— Так как же вы справились с этой проблемой? — спросил второй охранник.

— А вот так, как я предложил, и справились, — ответил Порфирий Петрович. — Уговорили главного охранника симулировать отравление, благо одинокий был человек. Медсестру заводскую пришлось посвятить в это тайное дело. Охранника на глазах у нескольких рабочих склада почти мертвым увезли. Потом слух распространили, что тело его дальние родственники забрали. Появился он на заводе как раз недели через три — жив и здоров. Пришлось ему потом байки рассказывать, как врачи чудо совершили — его с того света возвратили. Директор ему премию выписал, а спиртом всё-таки немного попользовались в незначительных объемах: снабженец с особо доверенными лицами это сделал тайно и аккуратно.

Порфирий Петрович закончил свой рассказ. Компания молчала в ожидании дальнейших указаний Юсты. А Юста подумала:

«Стоит ли возвращаться в палату? Здесь всё дело и завершить…»

Порфирий Петрович как будто угадал ее мысли — улыбнулся и спросил:

— Может, мы переговорим вдвоем, без окружающего народа? Пусть они от нас отдохнут.

Юста оглядела всю компанию, подумала и ответила:

— Да, пожалуй, нам пора объясниться.

— Тогда, может быть, поднимемся в кабинет к главврачу? Не запретит же он нам воспользоваться его рабочим местом?

— Не должен, — с некоторым сарказмом ответила Юста.

Когда они поднялись в кабинет и расположились друг напротив друга за большим столом, Юста спросила:

— Признайтесь: историю со спиртом вы придумали, чтобы развлечь компанию?

— Признаваться? — ответил Порфирий Петрович, — ни в коем случае! Мне мой папа еще давно в назидание говорил: «Порфиша, никогда ни в чём не признавайся!» С тех пор и не признаюсь. Знаете ли, признание — слово с двойным смыслом. Тебя признают — это действие снаружи, и влиять на это тебе сложно. Иногда почти невозможно. А когда сам признаёшься, это — изнутри. Можешь как-то это регулировать. Это, по крайней мере, более оптимистично, чем воздействие на тебя со стороны.

— Может быть, приступим к делу? — предложила Юста.

— Да, конечно, — согласился Порфирий Петрович. Лицо его посерьезнело, и он спросил:

— Я надеюсь, что доктора мы можем исключить из вашего процесса дознания. Вы молчите — значит, согласны?

Юста ответила:

— Скорее да, чем нет. Вы считаете, что доктору не было смысла раскрывать генералу врачебную тайну?

— Вот именно. Он, конечно, понимал, что если это раскроется, то высокие покровители пациента лишат его этого места. Кроме того, мы должны помнить, кем является сын пациента.

— Тогда у нас остаются только две личности, — подхватила эту мысль Юста. — Внук и его девушка.

Порфирий Петрович задумался, еще раз осмотрел кабинет — видимо, решая, как продолжить беседу, — и ответил:

— Я думаю, этих, как вы выразились, личностей могло быть и трое. Третий нам вообще неизвестен.

— Да, — согласилась Юста. — но меня сейчас беспокоит одна мысль: почему я — следователь — вошла в сговор со стороной защиты, то есть с вами? Это, по большому счёту, никуда не годится.

— Ах, вот что вас смущает! — ответил Порфирий Петрович. — Я-то сижу и вижу, как вы зажаты, напряжены. Если вы полагаете, что мне поставили задачу дискредитировать вас, то смею вас уверить: это не так! Мне дали указание договориться — разрешить, так сказать, это дело мирным путем.

— И каков же ваш мирный путь? — спросила Юста.

— О! Если позволите, речь моя не будет короткой, — ответил Порфирий Петрович.

— Позволяю вашей речи быть длинной, — сказала Юста.

Порфирий Петрович встал из-за стола, прошелся вдоль стены с портретами выдающихся врачей, ранее работавших в госпитале, и произнес:

— Прошу прощения, но, знаете ли, нужен моцион, не могу долго сидеть — позвонки не любят эдакой долгой позиции. — И он, заложив руки за спину, начал свою речь. — Во-первых, прошу учесть, что молодой человек, на мой взгляд, не способен совершить такой свинский поступок по отношению к деду. Да, характеристика внука не ахти какая, но я думаю, не настолько плохая, чтобы совсем не жалеть деда. Во-вторых, вы никогда не сможете доказать, что Ньюка виноват в гибели генерала. Можно, конечно, попробовать, но без его признания сделать его виновным — это сплошная утопия. Таким образом, молодого человека по имени Ньюка мы с вами тоже можем исключить из вашего списка. Что у нас остается, как говорят химики, в сухом остатке? Только эта девица. — Порфирий Петрович остановился у окна. — Прекрасный парк, и место для ансамбля выбрано великолепно! Умели же наши предки строиться, элегантно вписаться в природу.

Порфирий Петрович с минуту молчал, разглядывая лесные дали.

— Только эта девица, — повторил он. — И что же мы, точнее — вы можете с ней совершить? Девица знает, что ей нужно, и, наверное, добьется своего. Этот мальчик от нее не отвертится. Может, это и хорошо: оторвется от своих нетрадиционных друзей. Вот вам и «в-третьих»: нет смысла искать эту личность, которая сообщила правду нашему генералу. По крайней мере, генералу это уже не поможет. Семье это тоже не нужно. Вот и весь сказ.

Порфирий Петрович закончил равномерное движение по пространству кабинета, разместился за столом и, уперев подбородок о тыльные стороны ладоней, застыл в ожидании реакции Юсты, а она подумала: «Умеет говорить и убеждать этот Порфиша!»

— Ну, что же, — произнесла она вслух, — предположим, что девушка не рассказала пациенту о его состоянии. Предположим, она не захотела давить на Ньюку, закрепить, так сказать, свои права на него, поэтому она не сообщила деду о своих отношениях с его внуком. Из этого разве следует, что мы, то есть я должна так и закончить дело безрезультатно, не найдя виновных?

— Так-так, — пробормотал Порфирий Петрович. — Вы словно епитимью на себя возложили, наказали себя этим делом за какие-то грехи. Зачем?

— Зачем? — повторила Юста. — Это мой долг — довести дело до конца. А наказание? Не за что мне себя наказывать.

— Было бы наказание, а грехи найдутся, — заметил Порфирий Петрович и добавил: — Зря вы так сказали: «…закончить дело безрезультатно». Вы сделали огромное благо — сняли обвинение с этой женщины. Вот вам и результат. Вы, молодые, иногда пробегаете мимо, не замечая, что вокруг происходит. Остановитесь, посмотрите вокруг. Насладитесь тем, что есть. — Порфирий Петрович неожиданно загрустил и произнес: — Вот, послушайте старого человека: я прочту вам стихи. Знаете ли, иногда тянет на философскую грусть:

«Когда закончится житьё,

Нас остановят у порога.

Мы сбросим