Кассиопея - Ханна Ким

концов, Мингю же не пленник. Так?

Он доходит до знакомого 7-Eleven, покупает сигареты, закуривает прямо у входа и смотрит на проходящих мимо людей. Им до него нет дела совсем – снуют себе туда-сюда, спешат и не очень, смеются, живут. А Мингю стоит – посреди знакомо незнакомого мира – и не знает, как вот так сможет еще месяц. И хуже всего не то, что жить так сложно или в тягость, – хуже то, что к этому можно привыкнуть.

Как много времени должно пройти, прежде чем он начнет думать о том, о чем думать нельзя?

(Жить чужой жизнью неправильно, Ли Мингю. Бери то, что дают, а потом возвращай хозяину. Не твое потому что. Тебе на время одолжили.)

Он возвращается в квартиру, надевает на Куки поводок и с глупым лицом идет снова на улицу. Спонтанные решения Мингю не свойственны, бесспорно. Но Тэён как-то сказал, что все его необдуманные действия – самые искренние. Хуйню Тэён нес – как обычно. Да.

Сиреневое небо не перестает давить на душу ни на секунду.

Чонхо возвращается в пять, ставит на стол два пакета и сразу исчезает в своей комнате. Мингю, который в это время лежит на диване, только и успевает, что голову поднять и глянуть в чужую спину. Хочет дальше продолжить дремать, ибо в этой квартире больше ничем не займешься (не в приставку же резаться, честное слово), но Чонхо возвращается слишком быстро и перевешивается через диван, заглядывая в его лицо.

– Ты ходил куда-то?

– За сигаретами. – Мингю садится. – И, знаешь, сложновато как-то в четырех стенах сидеть. Как ты понял?

– Куки слишком довольный, – Чонхо усмехается и идет к столу; достает из одного пакета огромное ведро c курицей из KFC, а у Мингю мгновенно сводит живот от голода.

Жутко хочется спросить, где был Чонхо. Простое человеческое любопытство – не более. Мингю не спрашивает – поднимается с дивана только и подходит ближе.

– Извини, – бросает Чонхо, доставая из второго пакета колу, – я не подумал.

– Ты о чем?

– О том, что из еды на кухне только листья салата в нижнем отделении холодильника, и их давно пора выбросить.

Мингю немного спотыкается об это объяснение, но находит в себе силы в ответ пожать плечами. Они друг другу ничем не обязаны. Чонхо придвигает к нему курицу, а сам открывает банку с колой. Мингю два раза предлагать не надо.

– От такого питания можно ласты протянуть, – улыбается он. Но только потому, что «кто бы говорил».

– Я не умею готовить. Это по части Мингю, – Чонхо разводит руками, – так что простите, сударь.

Еще один пунктик в столбец «различия между».

– Я тоже, – он достает из ведра кусок курицы, – максимум рис сварить.

– Та же тема.

Они смотрят друг на друга и синхронно отворачиваются, а Мингю успевает заметить на чужих губах улыбку. Да и сам улыбается, даже не чувствуя себя при этом как-то глупо.

Они молча едят какое-то время. Мингю успевает отхлебнуть пару раз из банки с колой, которую перед ним ставит Чонхо. Снова задается вопросом, где тот был, но вслух опять ничего не спрашивает. Понимает с досадой, что просто боится того, что ему не ответят.

За окном начинает темнеть. Мингю смотрит на небо уже без надежды увидеть на нем тучи – знает уже, что дождя сегодня можно не ждать. Да и зачем им теперь этот дождь? Но как бы то ни было, они все равно должны попробовать еще раз. И снова увидеть Мина с Тэёном. Они же увидят их?

В какой-то момент Мингю замечает, что Чонхо слишком долго комкает в руках салфетку. Смотрит на него вопросительно, пытается поймать взгляд, но выходит так себе, потому что Чонхо упорно глядит на свои руки.

– Ты знаешь, – начинает он спустя какое-то время, – я как бы это. Извиниться хотел.

Мингю шумно сглатывает и почему-то не хочет уточнять, за что именно, но все-таки делает это:

– Извиниться за что?

– Я про историю с Тэёном. То есть… – Чонхо хмурит брови и, судя по выражению лица, неистово грызет себя изнутри, выжимает слова насильно, – я не думал, что все будет так.

– Я не очень понимаю, куда ты клонишь, – честно говорит Мингю, отводя взгляд.

– Мы с тобой совершенно чужие друг другу люди. Делиться подобным с посторонними не в моем стиле. И я думал, что, ну… – он закусывает щеку изнутри, – что все это ненадолго и нет смысла рассказывать.

– А потом ты понял, что оно надолго, и решил поделиться? – Мингю хмыкает и начинает вертеть в руках полупустую банку колы. – Я бы много чего тебе мог сказать по этому поводу, но не буду.

– Почему? – Чонхо смотрит на него прямо. – Можешь сказать.

Мингю вздыхает глубоко, языком цокает, а после смотрит на него исподлобья. Надеется, что тот и так все поймет. И объяснять не нужно будет.

– Что ты сам чувствовал бы в подобной ситуации? Мне, честно скажу, не особо дело есть, но ты просто представь, что вдруг оказываешься в другом мире, который жуть как на твой похож, и не понимаешь ничего. А единственный человек, от которого можно хоть какого-то соучастия дождаться, отказывается даже приблизительно ввести в курс дела, – выдыхает он разом и удивляется тому, что смог так много за раз произнести.

Чонхо поджимает губы, ерошит челку свою, смотрит в стол. Не спешит с ответом, но по его лицу Мингю видит, что ответ давно готов уже – просто вслух говорить его не хотят.

– Я был уверен, что все это не потребуется, – Чонхо поднимает на него взгляд, – мы оба думали, что уже вечером ты вернешься… – Он замолкает.

– Вернусь, да, – усмехается Мингю, – но пардон. Так в этом дело? В том, что я не ушел туда, откуда пришел?

– Нет, не в этом. Просто… блядь, – Чонхо трет лоб, – просто извини, и все. Я не хотел втягивать во все это посторонних, но оно как-то само собой получилось.

– В тот самый момент, когда ты заставил меня пойти в университет вместо твоего друга, – мгновенно отвечает Мингю.

– Я не заставлял тебя, говорил же.

Мингю открывает рот, чтобы выпалить еще что-нибудь, но передумывает. Чонхо прав – не заставлял. Настаивал, но не заставлял. Он ведь уже думал об этом. Все, что он делает, – только его выбор.

Что же ты выбрал, Ли Мингю?

– Хорошо, – он кивает, – извинения приняты.

Чонхо улыбается и кивает тоже, расслабляется будто немного. Мингю видит, как он разжимает пальцы, которые давили на банку с колой. Видит, и ему немного странно от этого – понимать, что кого-то