Земля предков - Алексей Живой

Неожиданно словесное извержение сапотеков закончилось.

Пронзительный взгляд, ограненный головным убором из черных перьев, вновь скользнул по Федору, отозвавшись неприятным холодком в душе. Кольчатые серьги красного цвета с позолотой всколыхнулись, и старец что-то коротко спросил у обоих сапотеков, глядя на него.

Оба, как по команде, распрямились, вскинули правую руку и указали на Леху Ларина, который от неожиданности потерял дар речи.

— Я? — только и вымолвил он, хлопая глазами. — А что я?

Старик медленно и грациозно, так что ни перья, ни украшения в ушах не дрогнули, вновь развернулся к сапотекам и еще что-то спросил. Вопрос был чуть длиннее, чем в первый раз, но его интонация показалась Федору менее приятной.

В ответ оба сапотека, ни секунды не колеблясь, указали на Чайку. Пронзительный взгляд старца едва не отбросил Федора к стене, уткнувшись в него. Вождь еще некоторое время молча буравил Федора взглядом, а потом что-то коротко сказал «толмачу», не расстававшемуся со своими глиняными табличками. Затем, потеряв интерес к пленникам, медленно направился к выходу. Стоило ему сделать первый шаг в сторону двери, как она отворилась будто сама собой. Охранники мгновенно перестроились вдоль его пути в два ряда и, продолжая следить за обескураженными пленниками, пропустили вождя к выходу.

За ним, еще раз осмотрев финикийцев, словно чтобы запомнить, какими они были перед казнью, направился второй вождь. Прибывшая процессия покидала каземат смертников в той же последовательности, как и появилась здесь.

— Что-то я не понял, Федя, — выдавил из себя Леха, глядя на колыхавшиеся перья индейских вождей, которые медленно уплывали вдаль, — и что они решили?

— А что тут неясного? — спокойным голосом заметил на это Федор Чайка, посмотрев на двух сапотеков-свидетелей, которые полубоком за своими вождями неслышно передвигались к выходу, — ты, похоже, спас им жизнь, избавил от ольмекского плена. Так что…

Федор помолчал несколько секунд, словно подбирая слова.

— Тебе, я так думаю, жизнь оставят.

— Ну а я, — он опять умолк на некоторое время, глядя, как вожди один за другим исчезают в проеме дверей, — убил ягуара. Так что меня, скорее всего, казнят. Может, уже сегодня.

Чайка посмотрел на солдат и встретился взглядом с обескураженным Пиргом, затем с Цорбалом и Абдером.

— Что будет с остальными, я не знаю.

— Черта с два, — возразил Леха, — ягуара я тоже убивал, да и остальные помогали. Так что несправедливо будет тебе одному погибать.

— Ну это уже не нам решать, — произнес каким-то отстраненным голосом Федор, — что справедливо, а что нет.

Охранники с копьями наперевес стояли до тех пор, пока каземат не покинул последний «посетитель». Военачальник в золотом орлином шлеме вышел не оглядываясь. Однако последними оказались не сапотеки-свидетели, а тот самый «толмач», который больше всех пытался говорить с пленными. Он даже что-то пробормотал напоследок, исчезая в проеме двери вместе со своими табличками. Наконец, помещение покинули копейщики и факелоносцы. В каземате вновь стало темно. Повисла гнетущая тишина, которую никто из пленников не посмел нарушить.

Глава тринадцатая

ПЕРЕВОДЧИК

Однако Федор ошибся. Ни его, ни остальных в этот день не казнили. О них до вечера просто забыли, дав возможность отдохнуть перед смертью. Никто не лишил их жизни и на следующий день, который они провели в бесплодных попытках выбраться из этого каменного мешка. Вернее, попытки предпринимал Леха Ларин и остальные бойцы. Сам Федор был так подавлен промахом своей интуиции, благодаря которому он позволил заманить себя и своих людей в эту темницу, что сидел в центре каземата и с чувством вины взирал на их действия.

Леха же не унимался. Несмотря на то что Федор «обещал» ему жизнь, оставаться в живых с перспективой стать рабом в этом странном государстве сапотеков ему не хотелось. Особенно в одиночестве. А потому сначала, как только удалились все «посетители», он вытребовал у Федора лезвие и попытался вскрыть колодки. Ничего не вышло, как он и сам предсказывал. Только лезвие чуть не сломал.

Ночь прошла спокойно, а наутро Ларин с удвоенной энергией возобновил свои действия. Поскольку командир временно самоустранился, Леха приказал всем бойцам встать и осмотреть стены каземата на предмет поиска слабых мест. Как ни выглядел этот приказ очевидно бесполезным, тем более для изможденных людей в колодках, финикийцы все же подчинились и принялись искать слабые места кладки, ощупывая каменные блоки один за другим. Передвигаться в колодках было очень тяжело, но все-таки можно. И Ларин со товарищи бродил вдоль стен с черепашьей скоростью, а закончив ощупывать один почти идеально притертый камень, подпрыгивая, как кенгуру, перемещался к другому.

— Я все равно найду выход, — бормотал он, сплевывая то и дело на пол «ядовитую» слюну, — все равно.

Так прошел второй день после визита старейшин. К вечеру этого дня Федор, смирившийся с судьбой и уже давно решивший, что все бесполезно, вдруг вновь ощутил желание жить. Не то на него подействовали усилия друга и его бойцов, из последних сил пытавшихся выбраться из каменного мешка, не то действительно что-то незримо изменилось в окружающем мире, но к Федору вернулось самообладание. Командир карфагенян, молчавший уже второй день, на закате вдруг прервал свое затянувшееся молчание и вымолвил первые слова.

— Ладно, подождем до утра, — заявил он удивленным финикийцам, так, будто был абсолютно уверен в своих словах, — если сегодня никто за нами не придет, то утром что-то обязательно случится.

Что именно, он имел в виду, Федор не сказал, как ни приставал к нему Ларин с вопросами.

— Я больше не занимаюсь предсказаниями, — заявил он другу, — доживем до утра — увидим.

На следующее утро, едва первые лучи солнца проникли в каземат сквозь узкие окна под потолком, дверь действительно отворилась. Но, к своему удивлению, Федор узрел на пороге не солдат-палачей. В проеме возник худощавый и высокий индеец в простом длинном одеянии, с кольцом в носу и татуировкой в виде темных кругов вокруг глаз. Впрочем, солдаты тоже были. Они вошли сразу вслед за «переводчиком» и рассредоточились по каземату. На сей раз это были не высокорослые телохранители вождя, а обычные пехотинцы, но зато их было вдвое больше.

— Так он еще и палач, — пробормотал Леха и, обернувшись к Федору, попросил: — Командир, раз ты все равно решил помирать, отдай мне свой ножичек. Я напоследок хоть горло вскрою этому ученому попугаю. Будет какое-то удовольствие перед смертью. Умру как человек, почти с клинком в руке.

Но Федор остался глух к мольбам своего друга. Он почему-то был уверен, что «толмач» не был посланцем богов смерти, а явился совсем по другому поводу.

— Обожди, — только и сказал Чайка.

Индеец, как будто слегка волнуясь, провел свободной рукой по волосам, собранным на затылке в пучок, и шагнул к пленникам. Финикийцы, ожидавшие лишь одного, мужественно смотрели на посланца вождей.

— Косихо-Питао анчао! — провозгласил «толмач» так громогласно, что по каземату раскатилось гулкое эхо.

— Чего орешь! — не выдержал Ларин. — Не можешь потише объявить, что нам конец.

— Косихо-Питао анчао! — вновь заявил «толмач» уже с нотками радости в голосе, воздев руки к небесам, и с удивлением посмотрел на пленников, словно не понимая, почему они отказываются разделить его радость.

— Нет, я его все-таки убью, — взбеленился Ларин, — даже без твоего ножа.

Он резко подался вперед и встал на ноги. Изумленный сапотек отшатнулся при виде искаженного ненавистью лица внезапно выросшего перед ним пленника. А охранники тотчас опустили вниз копья, вставшие на пути Ларина частоколом из острых наконечников.

— Ну иди сюда, — прошипел Леха, неимоверным усилием делая прыжок вперед, — куда же ты собрался?

— Обожди! — вдруг громко произнес Федор, и Леха, услышав вдруг забытые командирские нотки в голосе своего друга, невольно остановился. — Мне кажется, он пришел не казнить. Великий Косихо простил нас.

— Что? — не поверил своим ушам Ларин, балансировавший в нескольких сантиметрах от острых наконечников.

Он перевел взгляд с друга на «толмача» и переспросил:

— Что ты там сказал?

— Косихо-Питао анчао! — проговорил тот уже тише и закивал головой.

— Правда, что ли? — еще не веря своему счастью, уточнил Ларин.

Но сапотек все кивал головой, и он понемногу успокоился.

— А что сразу не сказал? — уже без явной агрессии буркнул Леха, обращаясь напрямую к «толмачу»: — Дальше что?

Сапотек, словно поняв обращенный к нему вопрос, указал на дверь и медленно проговорил какую-то фразу, оставшуюся тайной для командира скифов. Даже не пытаясь его понять, Леха обернулся к своему другу, у которого вновь прорезался дар предвидения.