Земля предков - Алексей Живой

— Склады или арсенал, — подумал вслух Чайка.

— Ты о чем? — услышал его бормотание шагавший чуть позади Леха. Хотя пленники и были отвязаны от позорного бревна, конвоиры по-прежнему старались вести их так, чтобы финикийцы видели затылок друг друга.

— Я про тот канал, который мы только что миновали, — ответил Федор, немного обернувшись назад, — там внизу наверняка есть проход сквозь стену. Ворота для лодок.

— Ты тоже заметил, — одобрительно кивнул Леха, — да, нырнул, проплыл немного и ты уже на свободе.

— Думаю, не все так просто, — успокоил его Федор, шагая по каменным плитам улицы, которая вдруг уперлась в высокую стену, отгораживавшую сразу несколько зданий, и закончилась, — если ворота и есть, то должны хорошо охраняться. Даже водные. Местные вожди не такие глупцы, чтобы устроить один-единственный, столь мощный вход в огромный город и оставить без присмотра другой.

— Может, и так, да только мне кажется, что бежать по воде даже надежнее, — предположил Ларин, — устроить какой-нибудь переполох, а самим под шумок скрыться.

— Не уверен, — ответил Федор, отрицательно мотнув головой, — на любой шумок охрана, если она обучена хорошо, должна ворота сразу же запирать. И все.

— Можно и по-тихому, — не сдавался Леха, — мы же умеем.

При этих словах Федор отчего-то вспомнил, как они пробирались с диверсионной группой в занятый еще войсками сената и римлян Карфаген. Там тоже хотели пролезть по-тихому, а получилось как всегда. Нарвались в гавани на патруль римлян, и в результате пришлось сражаться, штурмовать ворота, даже устроить пожар и грандиозный переполох в порту только для того, чтобы скрыться.

— Да, — невольно ухмыльнулся Федор, — ходить по-тихому мы мастера.

Стена, рядом с которой они почему-то остановились, была сложена из крупных и хорошо отшлифованных блоков пористого желтого камня, — в этом городе все напоминало о мастерстве камнерезов. Вскоре неподалеку в квадратной башне обнаружились ворота, распахнувшиеся, едва толмач приблизился к ним. Две массивные створки разошлись в стороны, и Чайка первым шагнул навстречу своей судьбе.

За воротами оказался внутренний двор без тенистого сада и фонтанов, которые так хотелось бы видеть утомленным жарой пленникам. Здесь имелось лишь несколько каменных скамеек и пара чахлых кустов какого-то незнакомого растения. Двор был вымощен щербатой плиткой и обнесен высокой и толстой стеной с зубцами, раза в три превышавшей рост человека, по верхушке которой прогуливались зоркие охранники с копьями. За стеной виднелись плоские крыши и еще нескольких зданий неизвестного предназначения. На самой башне Чайка заметил лучников.

— Очень похоже на тюремный двор, — поделился наблюдениями Федор, останавливаясь посередине и осматриваясь.

— Здесь мы будем прогуливаться между допросами, — в тон ему ответил Леха, — ты по-прежнему думаешь, что нам еще рано пытаться бежать? Вот сейчас закроют за нами ворота, и будет поздно.

— Поживем — увидим, — заметил на то Федор, и, обернувшись к другу и остальным, пошутил: — Поговорка приговоренных к смерти.

Финикийцы, к его удивлению, рассмеялись, заставив охранников сжать копья посильнее. Сказывалось напряжение последних дней, накопившееся в ожидании казни. Всем хотелось как-то расслабиться, только пока не было удобного случая.

Толмач, тряхнув своей единственной косой, обернулся и некоторое время в изумлении смотрел на смеющихся пленников. Удивленные глаза в огранке татуировки сделали его в этот миг еще более похожим на озадаченную птицу, отчего Федор только сильнее рассмеялся и отвернулся, чтобы не обидеть сапотека, благодаря усилиям которого они до сих пор избегали смерти. Подождав, пока пленники закончат веселиться, образованный сапотек направился к дальним воротам, которые при его приближении отворились изнутри. Там был дворик поменьше, зато полный собственной охраны. Начальник охраны — рослый суровый индеец с кожаным поясом и подвешенным к нему боевым топором, обменялся с толмачом парой слов, а затем отступил в сторону, пропуская финикийцев внутрь трехэтажного здания.

Проследовав по узкой лестнице на второй этаж, Чайка и его спутники оказались в квадратном помещении, где толмач наконец остановился, сделав жест, который можно было истолковать только как «Располагайтесь». Охрана осталась снаружи.

Федор и остальные финикийцы, войдя в помещение, стали осматриваться по сторонам. В отличие от «мертвецкой», здесь было светлее, так как имелось гораздо больше окон. И находились они не под самым потолком — высота здесь была метров пять, — а почти на нормальном уровне, чуть выше головы. Правда, были очень узкими, и протиснуться в них не представлялось никакой возможности даже карлику. Но если отойти в дальний конец зала и посмотреть наружу, можно было увидеть крыши соседнего квартала и край близкой крепостной стены. То, что находилось в непосредственной близости, рассмотреть было невозможно.

— Ну, хоть окна нормальные есть, и то хвала богам, — пробормотал Федор, опуская глаза вниз, на каменный пол.

Там он увидел свалку циновок, что, по сравнению, с вонючим сеном, было настоящим прорывом по части комфорта. Кроме того, оставшаяся снаружи охрана не спешила снова заключать их в кандалы и колодки.

— Заказывал гостиницу получше? — повернулся Федор к стоявшему рядом другу. — Получите.

И добавил, обращаясь к остальным воинам:

— Занимайте любые места. Здесь, похоже, наше новое пристанище до следующей казни.

Увидев, что пленники разошлись по разным углам, толмач удалился, закрыв за собой дверь. Дверь была деревянная, но массивная, обитая скобами из неизвестного металла. Такую плечом не высадить, это было видно сразу. Но финикийцы и не пытались. Они просто улеглись на циновки, дав отдых своим измученным ногам, и стали ждать. До захода солнца толмач больше не появился, словно давал им возможность привыкнуть к новому дому. Зато появились охранники, оставившие на полу несколько плошек с вяленым мясом каких-то мелких зверьков, — Ларин сразу заподозрил в них крыс, полагая, что местные индейцы не брезгуют есть все, что движется, — пять краюх хлеба и пару кувшинов с водой. В этот день у карфагенян был настоящий пир.

— Кормят как на убой, — вскоре заявил Леха, весело уплетая подозрительное мясо и запивая водой.

— Стали бы они на нас тратить мясо, — поспорил с ним Лиед, откусывая ножку неизвестного грызуна, похожего на упитанную белку с тонким хвостом, — если бы хотели скоро умертвить.

— Не переживай, казнить нас всегда успеют, — успокоил его Федор, не без труда, несмотря на голод, преодолевший отвращение к мясу неизвестных животных.

Абдер, Ганнор, Цорбал и Пирг также ели его, стараясь не думать о последствиях. Вряд ли их хотели отравить, а насчет гастрономических пристрастий финикийцев охранники наверняка не имели никакого понятия и кормили, как всех заключенных.

Толмач появился лишь на следующий день, утром. После довольно плотного завтрака из хлеба и сыра, явившегося приятной неожиданностью для пленников, ощущавших себя уже почти как на курорте. В этот раз ученый сапотек не стал общаться со всеми, а вывел под охраной в соседнее помещение — каморку с узкой щелью вместо окна, широкой доской на подставке вместо стола и двумя утлыми скамьями, — только одного Федора. Там, оставшись с ним наедине, толмач провел первый урок сапотекского языка, постоянно поминая Косихо и Питао-Шоо.

Федор, польщенный вниманием, старался изо всех сил, понимая, что этот сапотек не так прост, как кажется, раз сумел заслужить доверие вождей, для которых человеческая жизнь была не ценней придорожной пыли. Возможно, он и не был судьей, выносящим приговор, и палачом, приводящим его в исполнение, как подозревал Ларин, но совершенно точно стоял в местной иерархии у самой вершины власти. Кем был «по должности» этот ученый сапотек, Федор пока не понимал, — не то чиновник, то не хранитель печатей. Но Чайка старался побыстрее выяснить это, поскольку тот сам начал учить его языку. Оба явно хотели знать друг о друге больше.

Первое, что уяснил Чайка, — сапотека действительно звали Итао. А тот, после непродолжительной тренировки, тоже стал называть своего пленника по имени — Чака. Он постоянно показывал сидевшему перед ним пленному финикийцу глиняные таблички, на которых были изображены какие-то пиктограммы, где Чайка порой с большим трудом мог разобрать замысловато нарисованных животных и людей, а также отдельные части их тел и явления природы. У него сложилось мнение, что здесь каждый сапотек от рождения должен быть художником, если хочет хотя бы в общих чертах понимать местную письменность.

По большей части на обожженных табличках находились стилизованные изображения солнца, крокодилов, обезьян, собак, ножей, мечей и другого оружия, а также танцующих людей и плывущих змей. Итао медленно, одну за другой, показывал Чайке пиктограммы, открывая при этом рот и выдыхая гортанные звуки. А потом требовал от Федора их воспроизвести.