Утро снайпера (сборник) - Владимир Сорокин

— Что, на тот свет собралась? — беззлобно спросил он и ударил ее по щеке.

Оля в изнеможении опустилась на пол.

— Сколько суток не ела?

— Четыре… пять… — пробормотала она.

— Дура… — Он снял трубку, набрал. — Полина Андреевна? Здравствуйте. Значит, сегодня мне нужно. Да. Значит, пожалуйста, поезжайте туда как можно скорее, приготовьте прямо сейчас. А мы минут через… сколько надо вам? Давайте через час. Да. Спасибо.

Оля сидела на полу.

— Иди туда. — Бурмистров кивнул ей на два кресла возле журнального столика.

Она встала, пошла, села.

Бурмистров присел на угол стола, скрестил руки на груди.

— Где была?

— Мы путешествовали с мужем.

— Замуж вышла?

— Да.

— Что последний раз ела?

— Я… не помню… лобстера.

— Неплохо… Дура. Ты смерти моей хочешь?

— Нет… — прошептала Оля, в изнеможении откидываясь на кресло, и сладкие слезы потекли по ее щекам.

— Свинья, ну, свинья… — качал голой головой Бурмистров.

Без стука вошел довольный человек в белом пиджаке:

— Бориска, все тики-так!

— Чего? — хмуро буркнул Бурмистров.

— Они берут тридцать налом и восемьдесят под гарантию банка. А Хохол еще нароет у своих лохов двадцать — двадцать пять.

— А Лапин?

— А чего нам теперь Лапин? Он сам хапнул рублевый, сейчас полоса такая.

— Но он же у них теперь гарант.

— А что ему, хуем землю рыть? — широко заулыбался человек и покосился на Олю. — Резона нет. Пусть Малахов слепит новый договор, и все.

Бурмистров пожевал губами, глядя в паркет.

— Знаешь… вот что. Я с батей сам перетру. А ты пока запусти Женьку, да?

— Понял. — Человек вышел.

Бурмистров набрал номер.

— Олесь, трэба помиркиваты. Нет, сейчас. Давай, у трубы. Ага. Все, я выехал.

Он вышел из кабинета.

Едва за ним закрылась дверь, новый приступ сладких слез снизошел на Олю. Она беззвучно плакала, откинув голову на прохладную и мягкую кожу кресла. Благополучное возвращение к Лошадиному Супу наполнило ее измученное голодом и страхами тело сладким маслом нежности, которое она уже не боялась расплескать.

— Это нэ… это нэ… — повторяла она, как ребенок, смеялась и плакала.

Бурмистров вернулся через час — довольный и веселый.

— Поехали!

Опухшая от слез Оля встала.

— Плакала? — заглянул он ей в глаза.

Она кивнула.

— Это хорошо! — усмехнулся он и открыл дверь. Внизу их ждал большой черный джип с шофером и охранником. Оля с Бурмистровым сели сзади. Джип выехал на Садовое и понесся.

«Опять к Курскому», — поняла Оля.

Там, в сталинском доме с самой высокой в Москве аркой она ела невидимое последние полгода. Еще она знала, что в этом доме когда-то жил академик Сахаров.

Бурмистров смотрел в затемненное окно. Его гладко выбритая голова, невзрачное лицо, мутные глаза, суетливые руки, — все было родным.

Оля вдруг поняла, что она по-настоящему счастлива.

«Слава Богу, что он меня простил, — вздохнула она полной грудью. — А если б нет? Что тогда делать? Пусть бегут неуклюже пешеходы по ужас!»

— Да… — вдруг вспомнил Бурмистров, достал мобильный и стал набирать номер.

Водитель резко вильнул, обгоняя машину, мобильный выпал из рук Бурмистрова на пол.

— Извините, Борис Ильич, — пробормотал шофер.

— Уволю, Вася, я тебя на хер! — Бурмистров с улыбкой посмотрел под ноги.

— Я найду, — с удовольствием наклонилась Оля.

Она впервые в жизни увидела близко мобильный телефон. Это добавило еще одну маленькую порцию счастья. Заглянув под сиденье, она заметила его. С подсвеченным циферблатом, словно невиданное ночное насекомое из далекой тропической страны, мобильный лежал возле красивых ботинок Бурмистрова. Оля полезла туда и с тихим восторгом коснулась тонкой, костистой щиколотки Лошадиного Супа.

«Умный и нежный», — подумала она.

Вдруг раздался звук, словно машина въехала в сухое дерево, и высохшие ветки застучали по кабине.

— А! — громко сказал водитель.

Джип резко вильнул, Оля повалилась ничком, прямо на ботинки Бурмистрова.

И снова сухие ветки застучали по машине. И мелко посыпалось стекло.

Машина опять вильнула, визгливо затормозила и очень медленно поехала. Красивые ботинки Бурмистрова стали сильно пихать Олю.

«Зачем он?» — подумала она и стала подниматься.

Машина очень медленно ехала.

Оля подняла голову, оглянулась.

Десятки узких солнечных лучей пронизывали полумрак кабины. В лучах клубилась пыль. Оля глянула и не сразу поняла, что солнце пролилось в аккуратные круглые дырки.

Чудовищно размозженное лицо Бурмистрова пучилось кровавыми пузырями, руки мелко дрожали, ноги дергались, как у куклы. Шофер с пятью маленькими отверстиями в шее и плечах, содрогаясь, навалился на руль. Охранник с вырванной скулой и торчащей сквозь безрукавку ключицей откинулся к окну.

Оля смотрела.

Машина проползла немного, стукнулась о парапет и замерла.

Ноги Бурмистрова успокоились.

Абсолютная тишина повисла в кабине.

Но что-то двигалось.

Оля перевела взгляд.

Брызги мозга Бурмистрова ползли по темному стеклу.

Оля нащупала ручку двери, нажала, дернула и вывалилась из джипа.

«Ровное…» — прижалась она щекой к спокойному пыльному асфальту.

И сразу же стали тормозить машины, захлопали дверцы и пошли ноги.

«Это не родное…» — посмотрела Оля, встала на четвереньки и неожиданно для себя быстро побежала, пригибаясь и зажав рукой рот.

Она неслась по какому-то переулку на полусогнутых ногах и вспомнила, как в третьем классе они с Ленкой Коптеевой так бегали наперегонки от барбариса до ворот и обратно, а Ленка рычала, когда отставала.

«Татьяна Доронина…» — посмотрела Оля на полноватую женщину, несущую перевязанные рулоны обоев.

Женщина проводила Олю хмурым взглядом.

— А милиция? — спросила Оля и остановилась.

В левой руке она сжимала мобильный, правой придерживала висящую на плече сумочку.

— Ноль два? — спросила она и стала набирать на мобильном.

Но он все время или гудел, или молчал.

«И что теперь?» — Оля посмотрела на садящую в окне серо-белую кошку.

Кошка лизала лапу.

— Пошли, пошли, пошли… — Сунув мобильный в сумку, она быстро зашагала дальше по переулку и через некоторое время оказалась на Чистопрудном бульваре.

«Попить надо», — взглянула она на ларек, подошла, купила пластиковую бутылочку кока-колы, на ходу стала отвинчивать красную крышку. Из-под крышки забила розовая пена. Остановившись, Оля посмотрела на пену, и дремавшая последние сутки смертельная тяжесть ртутью поднялась из желудка по пищеводу. Олю вырвало желчью. Бросив бутылку, она добрела до лавочки, села.

— Умер, — сказала она, и весь мир сжался.

Ей вдруг стало все видно в мире. И все было тяжелое и мертвое.

— Там есть, — осипшим голосом прошептала Оля, вспомнив про квартиру с невидимой едой.

Она встала, дошла до метро, поймала машину и в оцепенении доехала до дома с самой высокой аркой. Поднялась на лифте, нашла ту самую квартиру, позвонила в дверь. Открыла невысокая пожилая женщина со спокойным добрым лицом:

— Здравствуйте! А у меня уж давно все готово.

Женщину звали Полина Андреевна, она помогала Бурмистрову в подготовке кормления, но всегда уходила до начала процесса. Оля вошла в большую прихожую.

— А где Борис Ильич? — Полина Андреевна пошла на кухню.

— Он… сейчас… — Оля заглянула в столовую.

Там стоял все тот же стол, сервированный на одного. Блюда с едой не было.

— А я жду, жду! — громко заговорила на кухне Полина Андреевна. — Думала, он отменил! Но тогда бы позвонил, да?!

Оля пошла на кухню. В голове у нее пела сухая пустота. Сердце жадно и тяжело билось. Полина Андреевна что-то убрала в холодильник, закрыла его и заметила стоящую в дверях Олю:

— А?

Оля молча вошла, жадно шаря глазами.

— Вы что-то ищете? — спросила Полина Андреевна.

— Где еда?

— Какая еда?

— Моя.

Полина Андреевна смотрела с улыбкой непонимания:

— А… тут только яблоки в холодильнике да кефир. Помыть вам яблоко?

Оля в упор посмотрела на нее. Полина Андреевна замолчала и перестала улыбаться.

Оля заметила на кухонном столе что-то накрытое полотенцем. Подняла полотенце. Под ним было то самое фарфоровое блюдо, из которого Лошадиный Суп накладывал невидимой пищи. Но в блюде была просто пустота.

Оля заглянула в холодильник. Там лежали яблоки, лимон, две пачки маргарина и начатый пакет с кефиром. В морозилке был только лед.

Оля стала открывать шкафы, выдвигать ящики.

Но ее пищи нигде не было.

Ужас охватил Олю. С позеленевшим лицом она застыла посреди кухни.

Полина Андреевна осторожно отошла в угол кухни.