Творец - Ольга Рубан

нише вроде алькова стояла статуя уродливой демоницы, возвышаясь над фигурками поменьше, которые Сява до поры никак не мог разглядеть. А потом упырь уставил своё святилище заключительными штрихами — бесчисленным множеством свечей, и Сяве всё стало ясно. В сердце закрался могильный холод. У них осталось совсем мало времени. Почти вся коллекция собрана. Осталось дождаться Лизу и маму, а потом…

— Эй, сучок! — завопил он, — Я знаю, что ты задумал! Но, если ты не оторвешься от этой бабы и не принесешь Ритке лекарства, твоя идея провалится!

Псвевдо-Жека, который прежде пропускал любые Сявины слова мимо ушей, вдруг обернулся и уставился на юношу.

— Я не шучу! — в отчаянной надежде крикнул Сява, — Если ей немедленно не начать давать антибиотики, она не протянет и нескольких дней!

— С чего ты взял? — упырь поднялся и подошел к Ритиной клетке, вглядываясь в безостановочно кашляющую девочку.

— А ты сам не видишь?! — взвился Сява — Даже такому бесу, как ты, это должно быть понятно!

— Кажется, она просто спит, — пожал плечами Адам.

— Спит?! — Сява на мгновенье потерял дар речи, — Ты только что с пальмы слез и не можешь отличить здорового ребенка от больного?

Маньяк выглядел немного растерянным, словно в самом деле впервые столкнулся с болезнью. Он подобрал с пола какой-то огрызок арматуры и постучал им по прутьям Ритиной клетки. Ритка никак не отреагировала. Глаза прикрыты, грудь судорожно подёргивается от кашля.

— Она уже два дня не ест. А сегодня и пить перестала, — угрюмо пробормотал Сява, поняв, что ему, наконец, удалось привлечь внимание, — Это… начало конца.

Ему по-прежнему было не по себе от того, как выглядел этот упырь. Сходство с Жекой было полным и ошеломляющим. Особенно после того, как тот состриг свою шевелюру. И если бы не явно чужой — не Жекин — голос, он, наверное, по сей день пребывал в сомнениях — вдруг и правда отчим?

— И… что мне сделать, чтобы… продлить ей жизнь?

Сява стиснул челюсти. Продлить жизнь… не сохранить. Значит, его страшные догадки относительно их близкой участи оказались верными. Он отогнал эти мысли внушительно произнёс:

— Ты должен купить антибиотики! И срочно! А пока ей нужно в тепло… Дай её мне.

Псевдо-Жека усмехнулся и покачал головой.

— Я не буду рыпаться, обещаю! — взмолился Сява, вцепившись в прутья, — Но пока ты не принесешь колёса, я послежу за её состоянием. Дай её мне… и воду. Может, удастся её согреть и напоить…

Упырь несколько секунд не двигался с места, в явных раздумьях собрав губы трубочкой. Потом нехотя вынул связку ключей из кармана, отпер Ритину клетку и довольно небрежно выволок девочку за ногу.

— Отодвинься к стене, — приказал он, снимая замок с Сявиной клетки.

— Некуда отодвигаться! Я тут еле помещаюсь, — беспомощно отозвался тот, и когда маньяк с усмешкой начал просовывать девочку в клетку, вцепился в его рукава и со всей силы дернул на себя. Ритка удачно выпала на Сявину куртку, а упырь со всей дури врезался головой в прутья. Сява увидел, как разошлась его кожа на лбу, оросив Сявино запрокинутое, ощерившееся лицо тёплыми каплями крови. Вот оно!

Он снова дёрнул на себя, но тело противника уже обмякло, и он не нанёс ему ощутимого вреда. Тогда он отпихнул Ритку поглубже и по-крабьи выполз на волю, вцепившись сведенными судорогой пальцами врагу в горло. Тот захрипел и распахнул глаза, с ненавистью уставившись на навалившегося на него юношу. На его окровавленное лицо из Сявиного оскаленного рта капала голодная слюна. Сява, действительно, мечтал вгрызться в это горло. И вгрызся бы, если бы оно не было закрыто его же скрюченными руками.

Вот она! Сладкая месть! Он победоносно завизжал, вспоминая, как месяц назад вот так же лежал на мокрых листьях, беспомощный и душимый жутким Жекиным двойником!

Противник вдруг пришел в себя, но вместо того, чтобы попытаться скинуть с себя юношу, вдруг просунул руку ему в промежность.

«Что этот пи…?», — изумленно подумал Сява, а потом его торжествующий визг оборвался, и он скрючился рядом, выпучив глаза и хватаясь за свои почти раздавленные гениталии.

Где-то за кадром кричали и плакали Мишка с Юлькой, упрашивали упыря «не трогать братика».

Он проиграл…

Псевдо-Жека поднялся и немного, впрочем без особого рвения, потоптался на Сявиных рёбрах, а потом потянул его за шкирку и запихнул обратно в клетку, где Сява, всё еще скрючившись от страшной, всепоглощающей боли в паху, встретился со своим врагом взглядом и прочёл в нем что-то похожее на невольное уважение.

— Я не буду тебя наказывать, — прохрипел тот, потирая горло, — Как соберешь свои яйца, займись подсвинком.

Он закинул в клетку несколько бутылок воды и немного трясущимися руками защелкнул навесной замок.

— Какие лекарства я должен взять? — уже более спокойно спросил он, терпеливо ожидая, когда Сява сможет набрать в легкие достаточно для ответа воздуха.

— Что-нибудь, оканчивающееся на «цин» или «лин», — промямлил, наконец, юноша, — спроси в аптеке. Для ребёнка. Ей год и восемь… или семь… Пусть скажут дозировку. Пневмония, скажи…

* * *

Лизу разбудил настойчивый звонок в дверь, и она некоторое время не могла понять, почему мама не подойдёт… Вскоре отчаянные трели стали перемежаться глухим стуком, и девочке пришлось подняться. Шатаясь от слабости, он приникла к глазку и увидала за дверью какого-то мужика с детской коляской. Лицо его почти полностью скрывал козырёк бейсболки. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, то и дело склонялся к коляске и поправлял там что-то у ребенка…

Когда его палец снова потянулся к звонку, Лиза резко спросила: «Кто там?!». Её бедная голова просто не выдержала бы еще одной трели.

— Это Лиза?! — с явным облегчением спросили с той стороны. Голос молодой, бархатистый.

— Ну… допустим, — ответила настороженно девочка.

— Там мама ваша у подъезда. Просит спуститься. Кажется, ногу подвернула. Я предложил помощь, но она… словом, она попросила вас спуститься помочь ей.

Что за бред?..

Лиза отлипла от двери и позвала: «Ма-ам… ты спишь?». Квартира ответила тишиной. Девочка заглянула в родительскую комнату и обнаружила лишь перевороченную, расстеленную постель. Так… необычно…

Лизе пришло в голову, что она впервые за всю свою жизнь в квартире одна. То, что еще недавно было пределом ее мечтаний — просто побыть наедине с собой в тишине — теперь казалось мрачным предзнаменованием.

Внутри ворохнулось раздражение и обида. Видимо, мамина паранойя не позволяет ей войти в подъезд под руку с милым соседом с коляской, но при этом не мешает ей вытащить больную дочь из постели.

Она вернулась к двери и крикнула: