Под мраморным небом - Джон Шорс

подвергну его опасности, как уже подвергла опасности Ладли.

Вторую половину дня я провела у мечети и к вечеру вернулась домой. Приближаясь к владениям Кхондамира, я увидела, что навстречу мне на красивом жеребце едет Аурангзеб. На нем были простые кожаные доспехи, к поясу был пристегнут кривой меч. Меня охватили противоречивые чувства, когда я заметила, как злорадно он ухмыляется. Вероятно, мой план сработал, и теперь мне предстояло пожинать плоды своей хитрости.

– Как дела? – поинтересовался он, произнося слова, как всегда, неестественно громким голосом.

– Прекрасно, Аурангзеб, – ответила я и в свою очередь спросила, пытаясь придать своему голосу заинтересованность: – А у тебя? Как поживают твои милые ребятишки?

Мой брат поднял глаза к небу:

– В Коране сказано: «Страсть к накоплению добра вас отвлекает от деяний должных до самой гробовой доски»[20].

– Почему ты цитируешь...

– Только грешница... – он плюнул мне под ноги, – станет красть у своего господина.

– Красть у господина?

– Прибереги свою ложь для Кхондамира, грешница. – Из дома вырвался рев, потом раздался звон бьющегося стекла. – Он нашел кольцо.

Я изобразила возмущение:

– Ладли! Аллах свидетель, я велю ее выпороть. Я...

– Только попробуй!

Чтобы потешить самолюбие Аурангзеба, я упала на колени:

– Прошу тебя, помоги мне, Аурангзеб. Защити меня от него. Прости, прости, что оскорбила тебя. Умоляю!

Он рассмеялся и, пришпорив коня, поскакал прочь. Я повернулась в сторону Мекки и быстро попросила у Аллаха прощения за то, что совершила кражу. Потом попросила у него защиты. Я все еще молилась, когда услышала крик. Звали меня. Желая скрыть от слуг свой позор, я прямиком прошла в свою комнату. Кхондамир был там. Его трясло от гнева. В одной руке он держал кольцо, в другой кирпич. Кирпич полетел в меня. Я увернулась. Мне не было нужды притворяться испуганной: меня охватил ужас. Я ожидала, что Кхондамир разозлится, но его ярость не знала границ.

– Мой господин... – начала я, но он жестом велел мне молчать.

– Ты осквернила меня! – завизжал он.

– Я отплачу...

– Молчать!

Кхондамир надел кольцо на палец и схватил со стола кожаный ремень. Я побелела.

– Это ошибка!

Кхондамир швырнул меня на стол, спиной вверх.

– Только шевельнись, и я выпущу тебе кишки, хоть ты сто раз будь императорской дочкой! – В бешенстве он брызгал слюной; было видно, как на его висках пульсируют вены. Он сорвал с меня халат, сорочку, юбку, и я вдруг оказалась голой. Капля его пота упала на мои ягодицы, и тут же на них опустился тяжелый кожаный ремень. Ощущение было такое, будто меня поддел клыком дикий кабан. Ремень рассек мою кожу. Я вскрикнула от боли.

– Так тебе, сука, – прошипел Кхондамир.

– Прошу, не надо!

Ремень жалил и жалил меня, я стонала. Кхондамир кряхтел от усилий, и следом за каждым его выдохом мое тело пронзала дикая боль. У меня закружилась голова. Мне казалось, он поджег мою спину и я заживо сгораю в огне.

– Красть у меня?! – орал он. – У меня?!

– Прошу, не...

– Потаскуха!

Удары не прекращались.

– Умоляю!

– Молчать!

Ремень терзал мою спину. Я впилась зубами в край стола. Дерево расщепилось у меня во рту, и я ощутила вкус крови. Я старалась терпеть молча, но очень скоро утратила способность сдерживать порывы своего сердца. Я умоляла мужа прекратить избиение. Обещала ему все что угодно. Просила, извивалась, скулила. Должно быть, ему нравилось слушать мои мольбы, ибо его ярость начала угасать. Он все реже наносил удары и уже без прежней силы.

– Вставай! – наконец потребовал он.

Неимоверным усилием воли я заставила себя подняться. Увидев, что мои ноги в крови, я заплакала. Осторожно надела халат.

– Прости... прости меня, мой господин, – прошептала я.

– Сегодня ни одна потаскуха не будет спать в моем доме, – рявкнул Кхондамир, тяжело дыша.

– Но...

– Вон! – крикнул он, ударив меня по лицу.

До города пешком я бы не дошла, поэтому я заковыляла к конюшням. Слуга, с жалостью глядя на меня, помог мне оседлать лошадь. Стон сорвался с моих губ, когда я села в седло. Поблагодарив слугу, я пустила лошадь шагом. Через некоторое время седло подо мной стало мокрым от крови.

Куда отправиться? Низам помог бы мне, но ведь он убьет Кхондамира. Конечно, с мертвым мужем у меня стало бы одной проблемой меньше, но это приведет в бешенство Аурангзеба. Нет, мне будет легче бороться с Аурангзебом, если я стану жить в позоре со своим мужем. Можно было бы обратиться к отцу, так ведь он отомстит за меня тысячу раз. И как бы сильно я ни любила Дару, его успокаивающее лицо не умерит моих тревог.

Я поехала к Исе. Мне не хотелось впутывать его в свои беды, но он, я знала, предоставит мне кров и сделает так, как я попрошу. Сумерки сгустились, наступила ночь, когда я наконец его нашла. Слава Аллаху, наши рабочие разошлись по домам, на стройплощадке было тихо. Неподалеку от места закладки фундамента Иса построил себе небольшое жилище из песчаника, где он обычно и ночевал. Подъехав к его домику, я позвала его и упала с лошади в его объятия.

Ни о чем не спрашивая, он отнес меня в дом. Увидев мой пропитавшийся кровью халат, он, после небольшого замешательства, осторожно раздел меня. Хоть я и стыдилась своего жалкого вида, от того, как бережно он прикасался ко мне, я расплакалась. Иса положил меня, лицом вниз, на свою постель и выбежал наружу. Он отсутствовал некоторое время, и я уже начала тревожиться. Наконец он вернулся с алоэ и мокрыми тряпками. Промокнул мои раны. Потом с помощью двух кирпичей размял алоэ, смазал получившейся кашицей мои раны и накрыл меня шелковой простыней.

– Прости меня, – прошептала я.

– Тише, Ласточка.

Он опустился рядом со мной на колени и погладил мой лоб. Отер мои слезы. Его пальцы коснулись моих губ. Я их поцеловала. Он замер на мгновение, не отнимая руки от моего лица. Когда мгновение миновало, Иса приложил бурдюк с вином к моим губам. Я стала сосать, как младенец сосет грудь матери.

– Ты не хочешь рассказать, что произошло? – тихо спросил он.

Я сделала глубокий вдох и шепотом поведала ему о том, что случилось, – о своих братьях, о своих страхах, о муже. Иса не перебивал меня и, когда я закончила свой рассказ, продолжал сидеть молча, иногда делая глоток