Дядя самых честных правил 3 - Александр Горбов

он слегка повысил голос и перешёл на командный тон.

Я улыбнулся обер-секретарю самым любезнейшим образом.

— Михаил Никитич, а не напомните ли мне, с какого числа сего года я зачислен в Тайную канцелярию?

— Что?!

— Нет? Тогда я попросил бы вас, уважаемый Михаил Никитич, не повышать голос. Я не ваш младший подканцелярист, чтобы мне приказывать таким тоном. А коль вы дворянин, имею полное право потребовать от вас сатисфакции.

Набычившись, Хрущов в упор посмотрел на меня тяжёлым взглядом. Взбесится и потребует посадить в камеру? Отлично! У меня есть чем удивить в ответ.

К моему удивлению, обер-секретарь откинулся на спинку стула и расхохотался.

— Вот теперь вижу! Настоящий наследник Кощея! На мякине не проведёшь, да, Константин Платонович? Хах! Прямо старые времена напомнил.

Он отсмеялся, вытер глаза платком и махнул рукой.

— Садись, Константин Платонович, поговорим серьёзно, без ужимок.

Дождавшись, когда я устроюсь напротив него, Хрущов начал разговор в нормальном тоне.

— Мертвецы могут рассказать об обстоятельствах своей смерти?

— Вполне, память у них в полном порядке.

Шешковский и Хрущов переглянулись, а я подлил масла в огонь.

— И любые другие сведения из жизни. Стоит лишь задавать им правильные вопросы.

Обер-секретарь закашлялся.

— Это точно?

— Абсолютно. Исключения есть только для сумасшедших, тех, кто спятил под пытками, например. От них вряд ли можно добиться чего-то осмысленного.

— Константин Платонович, такое ммм… общение доступно только вам?

Я пожал плечами.

— Не могу точно сказать. Говорят, есть Таланты с даром медиума, которые легко могут разговаривать с мёртвыми.

Хрущов задумался, нахмурив лоб. Было видно, как он не хочет просить у меня помощи. Вдруг я узнаю что-нибудь важное от покойников? С другой стороны, оставлять свидетелей-мертвецов в особняке — очень рискованное занятие. Кто знает, что они могут выболтать, если найдётся спрашивающий?

— Константин Платонович, — решился Хрущов, — вы можете уничтожить этих заложных призраков?

— Я могу лучше — помочь им уйти.

На лице Хрущова отобразилось недоумение, страх и решительность.

— Нет! Эти мертвецы не должны выйти за пределы дома!

— Вы меня неверно поняли. Уйти туда, где им и полагается быть, — в посмертие.

— Ааа, — обер-секретарь облегчённо выдохнул, — так даже лучше. Что вам для этого нужно?

— Во-первых, узнать, зачем меня сюда привезли. Я четвёртый день сижу здесь и до смерти устал гадать, чего от меня хотят.

— Вам это нужно, чтобы разобраться с покойниками?

— Нет, конечно. Но вы же не думали, что я стану работать задаром?

Обер-секретарь хмыкнул.

— Императрица Елизавета Петровна пожелала увидеть вас, Константин Платонович. Вот только боюсь, — Хрущов ехидно улыбнулся, — вам придётся подождать, пока она соизволит вспомнить о своём желании.

— В таком случае, во-вторых, мне нужны прогулки. Сидение в четырёх стенах плохо влияет на здоровье.

— Не может быть и речи.

— Разве я арестован? Или собираюсь сбежать?

Хрущов покачал головой.

— Вам нельзя выходить из особняка, на это есть свои причины, Константин Платонович. Впрочем, можете гулять в зимнем саду, я прикажу, чтобы вас туда пускали.

— Отлично! И последний, третий, пункт — мне нужна будет ваша подпись.

Он посмотрел так, будто я предлагал отдать мне государственные скипетр и державу. Пришлось пояснить.

— Большинство мертвецов не могут уйти из-за чувства несправедливости. Они знают, что не виноваты, и жаждут самого обычного оправдания и восстановления доброго имени. Я дам вам список имён, а вы напишете документ: мол, признать этих людей невиновными и считать невинно пострадавшими.

— И только-то? Можно, это можно. Всё? Больше нет условий?

— Никаких. Могу приступить хоть немедленно.

Встав, Хрущов протянул мне руку.

— Договорились. Степан Иванович вас проводит и напишет оправдательные бумаги.

Я пожал сухую ладонь обер-секретаря и пошёл работать.

* * *

При ближайшем рассмотрении Шешковский оказался приятным человеком. Ну, “кнутобойщик”, как здесь говорят, ну, магодав, и что? С людьми таких профессий лучше приятельствовать, а не тыкать в них пальцами. К тому же он был ещё и дельным: живо очистил двор от карет и каких-то мелких служащих; приказал принести стол со стулом для себя и кресло для меня.

— Присаживайтесь, Константин Платонович, трудиться нам предстоит долго, и лучше это делать с удобствами.

— Думаете, затянется?

Он пожал плечами:

— Они хоть и мертвецы, а всё же люди. Могу поспорить, что будут галдеть, лезть без очереди и требовать чего-то своего.

Так оно и вышло. Первые мертвецы ещё хоть как-то соблюдали порядок и подходили по одному, но затем повалила целая толпа покойников. Кажется, они сходились сюда со всех уголков особняка и лезли из глубоких подвалов. Отчего начался невообразимый шум и гам — наперебой они требовали внимания к своей персоне, выкрикивали, что невиновны, требовали помочь и так далее и тому подобное. Причём слышал этот ор только я, а Шешковский сидел в тишине и скрипел пером.

Мне с трудом удалось призвать покойников к порядку и начать опрос. Имена, даты и прочее я диктовал секретарю. Лишние жалобы я отметал с ходу и требовал следующего.

Где-то через час Шешковский взглянул на меня, покачал головой и вытащил из кармана маленькую фляжку.

— Глотните, Константин Платонович, а то на вас лица нет.

Я благодарно кивнул и приложился к горлышку. Да, как оказалось, дар некроманта имеет и недостатки — на общение с мёртвыми уходят силы. Чуть-чуть на одного, скажем, разговаривая с Кижом, этого почти незамечаешь. Но когда их много, они разом тянут прорву энергии. Я уже и не рад был, что затеял это дело. Надо было сказать, что кот через окно вылез, или ещё что, а не показывать Шешковскому покойничков. С другой стороны, удалось выторговать кое-что интересное и наладить контакт с Тайной канцелярией.

Но всё плохое когда-нибудь заканчивается, вот и покойников мы записали всех. Честно говоря, не ожидал, что здесь их будет столько. Сотня с лишком, представляете! Но буду честным — далеко не все эти люди были жертвами Тайной канцелярии. Наоборот, почти половина душ явилась сюда в поисках справедливости и наказания для своих убийц. Оттого и провозились мы так долго: записать, кто, где и когда.

Шешковский уж было собрался встать, чтобы нести документы на подпись, как передо мной появился ещё один мертвец. Одноглазый старик самого мрачного вида с тростью в руке.

— Стоять! — гаркнул он и с силой шлёпнул по столу тростью.

Украшенная палка хоть и была призрачной,