Цвет абрикоса - Би Сяошен

Чжэньнян и сестры, а также и Юйин с Пань Жолань собрались за занавеской, наблюдая за гостями. За столом вино текло рекой, звучал смех вослед нескончаемым шуткам. Музыканты вдохновенно дули в свои свирели, трещали кастаньетами, струнные вторили им, и подхватывал мелодию органчик. Актеры представили сцену, где опьяневшей от вина и шума Чжан Лижун стало плохо. Она села, склонив голову на плечо Ли Юя, который утешал ее и пел о своей любви. Хаохао, смотревшая представление, рассмеялась:

— До чего чувствительный молодой человек! Поистине красавец, думающий только о своей возлюбленной.

Сестрам, стоявшим за занавеской, представление понравилось, и они замерли от восхищения. А между тем три певички за столом уже овладели сердцами своих обожателей. Молодые люди развеселились, и бокалы с вином пошли по кругу. Шум, визг, хохот. Вот Паньпань подняла бокал и радостно передала его Ван Шичуню. Тот встал, принял его и выпил. Вот уже Хаохао, высоко подняв нефритовый бокал, передала его Цю Чуню. Цю Чунь тоже принял его и выпил. Мю десятая поднялась и передала бокал студенту:

— Затрудняю вас, благоуханная моя! — сказал ей студент.

Мю десятая давно уже разглядела в студенте большого знатока «прогулок при луне». Одной рукой протягивая ему бокал, она коснулась его запястья другой.[39] При этом она тайно улыбнулась ему, поведав о своих заветных желаниях. Но ни для Чжэньнян, ни для остальных девушек, которые наблюдали за пирующими из-за занавески, этот знак телесного общения не остался незамеченным. В сердце каждой заползла ревность. Яонян не сдержалась:

— Старшая сестрица! А ты видела, как эта Мю приторговывает себе красавчика? Только что, подавая бокал старшему брату, она коснулась его запястья! А он-то какой бесстыдник! Истинный «похититель ароматов»!

— Да наш братец, похоже, сделан из снегов Великой зимы! Увидел женщину и уже тает.

Стоящие рядом с Чжэньнян Пань Жолань и Юйин только усмехнулись.

Любезный читатель! Замечу здесь от себя:

В то время, как любовькрутил нефрит с благоуханным ароматом,глядели из-за ширмы десять глаз,следя ревниво за любезным братом.

Но скоро лицедейство и пение закончились. Гости стали расходиться. Со светильником в руках Фынлу провожал гостей. Цю Чунь и Ван Шичунь уже натягивали поводья. Хаохао и ее подруги садились в паланкины. Вот уже сказаны последние слова, вот уже слышен топот коней — гости отбыли.

Студент воротился в дом, вошел в жилые комнаты, где собрались сестры и их гостьи. Его встретило напряженное молчание. Не обратив на это внимание, он ушел к себе в библиотеку и лег спать.

На следующее утро, едва наложив румяна, девушки поспешили к госпоже Лань. Студент тоже пришел к ней справиться о здоровье. Он вежливо поклонился ей и спросил:

— Вчера вечером мои гости не потревожили ли сон и покой почтенной госпожи?

— Ничего не слыхала, — ответила та.

— Но, похоже, я затруднил сестриц, — заметил студент.

— Ничем вы нас не затруднили. Мы смотрели представление. Так что никого вы не обеспокоили, — промолвила Чжэньнян.

Едва проснувшись на следующее утро, Мю десятая предалась мыслям о том, как хорош собой студент и, видно по всему, отменный повеса. Эта певичка, хотя и была далеко не юной, все же была до того мягка и нежна кожей, что всякий, однажды разделив с ней ложе, уже не мог ни забыть ее, ни оставить. «И как удачно, — думала она, — что Ван Шичунь сегодня не придет. Надо как-нибудь дать знать господину Фыну, будто Ван Шичунь хочет уговориться с ним о встрече. А уж как я утешу свое сердце — избудет оно вечную печаль!» Задумано — решено, и, кликнув служанку Суйлю, она посвятила ее в свой замысел.

Прошло совсем немного времени, и Суйлю уже стучалась в ворота госпожи Лань. Увидев слугу студента Фынлу, она сказала ему:

— Любезный господин! Меня прислал господин Ван. У него дело к господину Фыну — хотел бы переговорить с ним.

Фынлу пошел в библиотеку и, встретив служанку Гуйпин, сказал ей, что пришла посыльная от господина Вана. Студент простился с госпожой Лань и вышел к воротам. Увидел Суйлю.

— Кто вы? — спросил он.

— Я служанка барышни Мю десятой. Барышня просит вас сегодня навестить ее.

Студент замер душой. Тотчас велел слуге принести ему зонт и пошел с Суйлю. Скоро путники достигли Парчового переулка, остановились возле заведения «Сад наслаждений». Тут он сказал своей провожатой:

— Суйлю, мне неудобно входить через центральные ворота. У вас есть какая-нибудь другая калитка? Ведь и Хаохао может меня увидеть.

— Есть, — и она провела его через другой вход. Через минуту они уже подошли к задней калитке и постучались в нее. Мю спросила, что за люди стучат у ворот. И, услыхав ответ, послала служанку отпереть их. Студент вошел в садик. Навстречу ему уже спешила Мю десятая, улыбающаяся и довольная.

— Душа вашей наложницы отлетела, — сказала она, — едва вчера увидела вас. Так хотела повидать вас, что не сдержалась и послала вам визитную карточку.

Молодые люди улыбнулись, обнялись и совершили друг перед другом церемонный поклон. Девочка-служанка подлила в курильницу благоуханное масло под названием «слюна дракона» и зажгла фитиль, потом открыла южное окно, и в комнате повеяло свежим ветром. Тут же она накрыла стол, расставила блюда с закусками и бокалы с вином. Молодые люди принялись пить вино. Лица их раскраснелись, в желудках появилась приятная теплота сытости. Мю все чаще останавливала на студенте взор, в котором горело желание отдаться ему. Студент уже пылал, точно костер. Он и раньше едва сдерживал свою плоть, а тут и вовсе был не в силах укротить ее. Они сплели объятия и двинулись к ложу. Он простер к ней руки и скрестил их на запястьях, коснулся сандалового рта и ощутил лицом, как на него сыплется пудра. Студент торопливо снял с нее плахту и тонкую, точно облако, нижнюю юбку. Певичка помогла ему скинуть платье. Подошла к кровати и опрокинулась навзничь. Подняла «золотые лотосы». Студент поиграл с ней, а потом воздел свой жезл и вошел за нефритовые врата. Мю была вся в ожидании, а он работал своим пестом, точно рушил рис в ступке. Когда он почувствовал, что лоно увлажнилось, он стал играть с «черепашьей головкой», то буравя ее плоть, то будто протыкая пикой. Мю была ублаготворена.

— Что за славное у вас орудие, господин Фын! Ничто не может сравниться с ним. И как оное твердо! Может и колоть, и само по себе двигаться. Право, душа моя рассеялась, и вот уже нет меня на бренной земле.

— Маленькая благоуханная врунья! Ты ведь в квартале Пинкан — первая из первейших. Благоуханные прелести твоих телес способны воодушевить всякого.