Африка. История и историки - Коллектив авторов

Нкруме пришлось решать непростую теоретическую проблему. В начале 1960-х годов импортные идеологии были в Африке не в чести, африканские мыслители озаботились доказательством уникальности, самости африканцев. Дабы обезопасить себя от обвинений в приверженности заемному учению, президенту Ганы надо было придумать для своего социализма почвенническую упаковку. Собственно во многом для этого и был написан «Коншиенсизм».

Нкрума пошел по проторенному пути, наделив традиционное общество социалистическими свойствами. «Традиционный облик Африки, – утверждал он, – включает такое отношение к человеку, которое может характеризоваться в своем общественном проявлении только как социалистическое». Коммунализм строился на тех же базовых принципах, что и социализм: «Принципы, лежащие в основе коммунализма, в современных обстоятельствах нашли выражение в социализме». И между ними существует прямая преемственность: «Социализм может быть защитником коммунализма в современных условиях и является таковым». Их связывают отсутствие эксплуатации, отношение к человеку как к высшей ценности[314].

После достижения «реальной независимости», считал Нкрума, одна из важнейших задач – «создание новой гармонии, когда состоится синтез традиционной Африки, исламской Африки и еврохристианской Африки, синтез, который будет соответствовать изначальным гуманистическим принципам, лежащим в основе африканского общества». И тут без социализма не обойтись: «Для восстановления африканских гуманистических и эгалитарных принципов необходим социализм»[315]. Коммунализм, базовый признак африканской уникальности, – это социализм сегодня. Чисто умозрительное построение, оторванное от реальности. С эгалитаризмом и гуманизмом, что у реальной доколониальной Африки, что у реального социализма, были проблемы.

Новая гармония немыслима без новой идеологии. Нкрума писал о духовном кризисе Африки, вызванном борьбой трех идеологий, которые одухотворяли традиционный, исламский и еврохристианский сегменты общества. Для его преодоления необходима объединительная, «удовлетворяющая всех» идеология, которая «займет место конкурирующих идеологий, будет отражать динамичное единство общества, станет руководством для обеспечения непрерывного общественного прогресса», охватит «африканский опыт сосуществования с исламом и европейским христианством, а также опыт традиционного африканского общества»[316]. Другими словами, на смену трем конкурирующим идеологиям прошлого должна прийти новая универсальная идеология, которая сможет сцементировать африканское общество и стать направляющей силой его развития.

Нкрума считал, что он создал такое учение – «коншиенсизм»[317] – и дал ему следующее определение: «Карта, где в мыслительных категориях показана расстановка сил, которая позволит африканскому обществу усвоить западные, исламские и евро-христианские элементы и усовершенствовать их таким образом, чтобы они соответствовали африканской личности. Африканская же личность – это средоточие гуманистических принципов, на которых строилось традиционное африканское общество»[318].

Коншиенсизм предназначался для идеологического оснащения Народной партии конвента в условиях, когда она стала правящей. Партия, считал Нкрума, должна оставаться массовой, ее «революционный характер» обеспечивался «членством миллионов людей, объединенных единой радикальной целью»[319].

Во время празднования столетия Нкрумы появились любопытные оценки его отношения к демократии. «Тиран» и «сталинистский царь» превратился в выразителя «демократической логики африканского национально-освободительного движения»[320]. Похожие оценки встречаются и у отечественных авторов: «В принципе Нкрума всегда был против тоталитарных режимов, выступал за развитие демократических методов правления, однако последовательно он их не придерживался. В принципе Нкруме был чужд образ харизматичного руководителя, но полностью избежать влияния этого образа ему не удалось»[321].

Нкрума высказывался по поводу демократии вполне определенно: «Народная парламентская демократия с однопартийной системой способна лучше выразить и удовлетворить чаяния нации, чем многопартийная парламентская система, которая фактически является обманом для сохранения и прикрытия неизбежной борьбы между “имущими” и “неимущими”»[322]. И проводил вполне определенную политику.

Нкрума прошел типичный для многих африканских лидеров путь от «Отца независимости» до «Отца нации», харизматичного вождя, правившего авторитарными методами. В 1964 г. была законодательно введена однопартийная система, Нкруму провозгласили пожизненным президентом. «Наша партия, – писал он, – подобна огромному могучему дереву, повсюду протянувшему свои ветви»[323]. Роль ствола отводилась партийным функционерам, а ветвей – массовым организациям. Дерево росло, ветвей прибавлялось. В партию были интегрированы Конгресс профсоюзов, Объединенный совет фермеров, женские организации, организация юных пионеров. Партийные ячейки создавались даже среди верующих в церквах. НПК была аморфным образованием, куда входили 2 млн человек из 7-миллионного населения Ганы. Сбалансировать интересы партийных фракций, мобилизовать народ на выполнение грандиозных задач, полагал Нкрума, мог только он сам, обладающий непререкаемым авторитетом и неограниченной властью вождь. Он принял титул «Осаджиефо» (Герой и Воин), в Гане в изобилии появились его статуи, он смотрел с монет, марок, многочисленных портретов. Его именем называли площади и фабрики, корабли и институты. В его честь слагались поэмы и песни.

Борьба с реально существовавшим в Гане сепаратизмом вылилась в свертывание демократии и репрессии против политических противников. Лидеры оппозиции были арестованы или эмигрировали. Единственный соперник Нкрумы на президентских выборах 1960 г. Джозеф Данква содержался в одиночной тюремной камере, где не было кровати, спать приходилось на цементном полу. Там 69-летний Данква, страдавший бронхиальной астмой и гипертонией, скончался от сердечного приступа 4 февраля 1965 г.

Нкрума создал авторитарный режим, где отсутствовала обратная связь между правящей верхушкой и массами. Президент не получал объективной информации о положении в стране, жил в придуманном мире собственных идей и идеалов. В сознании многих ганцев социализм стал ассоциироваться с лишениями, невыполненными обещаниями власти, произволом, отсутствием гражданских свобод, энтузиазм народа сменялся апатией, пассивным или активным сопротивлением. 24 февраля 1966 г., когда Нкрума находился в зарубежном турне, подразделения армии и полиции совершили государственный переворот.

«Колониализм виновен во многих бедах Африки, но ясно, что ему не предшествовал золотой век или рай»

Лишившись власти, Нкрума поселился в уединенной вилле на окраине столицы Гвинеи Конакри, куда он приехал по приглашению президента Секу Туре. В эмиграции Нкрума переосмыслил свой жизненный путь, его взгляды претерпели существенную эволюцию. Он пришел к выводу, что совершил две основные ошибки: во-первых, был «недостаточно жестким» и, во-вторых, «следовал по пути социализма недостаточно быстро». Работа над ошибками сделала его ортодоксальным марксистом: «Я называл себя марксистом и христианином. Я думаю, что это было неправильно. Теперь я просто марксист, моей жизненной философией является исторический материализм»[324].

С марксистских позиций он обрушился на апологетов «особого пути» Африки, неприменимости к ней классового анализа: «Слишком долго ученые и политики говорили и писали так, словно Африка находится вне основного направления развития мировой истории, будто бы она – некое обособленное образование, к которому неприменимы имеющиеся в мире социальные, политические и экономические модели. Распространялись мифы, например, об “африканском” и “прагматическом” социализме, предполагавшие существование разновидности или разновидностей социализма, годных исключительно для Африки. <…> Утверждение, что в Африке отсутствует классовая структура, существующая в других частях мира, – это очередная фальсификация истории. Нет ничего более далекого от правды. Жестокая классовая борьба охватила Африку»[325].

Нкрума отказался от концепции о бесклассовом, «эгалитарном», «гуманистическом» характере традиционного африканского общества, заодно частично реабилитировав колониализм: «Сегодня термин “африканский социализм”, похоже, означает признание точки зрения, что традиционное африканское общество было бесклассовым, пропитанным духом гуманизма, и ностальгировать по этому поводу. Такая концепция социализма делает фетиш из африканской общины. Идиллическое, бесклассовое африканское общество, в котором не было ни богатых, ни бедных, общество, кайфующее в безмятежности, – это, безусловно, поверхностное упрощение. <…> Боюсь, что реалии африканского общества были более приземленными. Вся история Африки до начала европейской колонизации свидетельствует, что африканское общество не было ни бесклассовым, ни лишенным социальной иерархии. В некоторых частях Африки до колонизации существовал феодализм, а феодализм предполагает глубокую социальную стратификацию, порожденную эксплуатацией, основанной на земельной собственности. Необходимо также отметить, что рабство тоже существовало в Африке до европейской колонизации, хотя ранние контакты с европейцами придали рабству в Африке его наиболее отвратительные черты. Правда состоит в том, что до колонизации, которая набрала силу только в девятнадцатом столетии, африканцы были готовы продавать, часто не дороже, чем за 30 сребреников, своих соплеменников и даже членов своей “большой семьи” и клана. Колониализм виновен во многих бедах Африки, но ясно, что ему не предшествовал золотой век или рай. Не стоит тратить способности и усилия наших народов на возвращение в доколониальную Африку»[326].