О чем поет вереск (СИ) - Ольга Зима

И тут кошмар прервался.

Примечания:

"Я не боюсь грозы", Браенн про Мэллина: https://ficbook.net/readfic/4076920

Глава 18. Сосна и вересковая корона

Полдень шестого дня они встречали, пожалуй, самым необычным образом.

К сидящему на опушка леса волку Мидир подошел осторожно. Погладил большую даже для оборотня морду, присел рядом. Прислушивался к сдержанному рычанию, приглядывался к привычно непроницаемым черным глазам…

Долго пытался проникнуть в сознание, подбрасывая видения себя, Мэллина и Мэрвина.

На младшего седой волк рычал сердито, на старшего — ласково.

Мидир задействовал все уровни, притянул все стихии, пока не начали кружиться снежинки в преддверии полного истощения. Вымотался и разозлился, когда понял — он сам вкладывает эмоциональную окраску!

Волк мотнул седой головой и убежал в лес…

Толстая ветвь гигантской сосны, на стволе которой Мидир оставил Этайн, вытянулась футах в пятнадцати над дерном, славно присыпанным колкими иглами. И, когда волчий король вновь перенес себя с земли на середину ветки, она даже не прогнулась под его весом. Грубая бурая кора, змеившаяся у комля глубокими трещинами, была здесь охристо-желтой и нежной, словно бумага для любовных записок.

Солнце, путаясь в кронах, рисовало озорные пятна — золотило кожу Этайн, искрилось в изгибах локонов. Хотя после получаса ожидания искр в глазах было куда больше.

— По мне тут белки прыгали! А иголки кололись! — Этайн сдула прядку со лба, подергала плечиками недовольно, но синий магический обруч плотно обхватывал талию и удерживал руки за локти, прижимая к стволу. Защищал, не давая упасть, пока Мидир пытался поговорить с разумом, которого нет.

Он отбросил невеселые мысли.

Сердитая Этайн выглядела еще более притягательной, чем обычно. Мидир, качнув руками и поймав равновесие, подошел вплотную. Отпускать ее быстро не хотелось. Хотелось заглушить мысли о тягостной и бесполезной встрече.

— Мидир! — закусила Этайн губы, видя его неторопкость.

Он отодвинул ветку, которая и впрямь задевала колючками жемчужно-белую кожу женщины. Лизнул, согрел дыханием шею, чувствительную столь же сильно, как и пальцы Этайн, что сейчас сжимались и норовили стукнуть его. Касаясь приоткрытыми губами, провел дорожку от ложбинки меж ключицами до твердого подбородка.

Этайн свела брови, отвернулась сколько могла, но румянец покрыл щеки, завладел шеей, а дивные хризолитовые глаза потемнели.

— Обязательно было меня привязывать? — прозвучало самую малость гневливо.

— О да!

— Освободи меня!

— Не вижу повода для спешки.

— Мидир!

— На чем мы остановились? Кажется, на поцелуях!.. Или уже нет?

Он расстегнул хангерок, не обращая внимание на топанье ножки, приспустил его с плеч Этайн, и тончайшая материя лейне лакомо обрисовала соски, напряженные и торчащие задорно. Просто сами напрашивались на укус.

Улучив момент, когда он поднял голову полюбоваться на нее, Этайн попыталась его боднуть! Она сопротивлялась, хоть и была полностью беззащитна… Мидир почувствовал, что слабеет совершенно непотребно. То есть почти везде слабеет. Кое-где наоборот.

Поймал коленку, которой его решили еще и пнуть.

— Ай-ай-ай, как невежливо! Тогда и я не буду… вежливым.

Огладил бедро, задрал юбку повыше. Ухватил вторую ножку и скрестил лодыжки Этайн за своей спиной, притиснул к стволу.

Этайн хотела его не менее сильно, чем он ее. Однако не желала признаваться!

Настырная ветка, отброшенная ветром, вернулась, заелозила по шее, щекотала теперь его, но отвлечься было невозможно. Возможно было попытаться поймать губы Этайн, которая уворачивалась — рьяно и все так же коварно.

— Мидир!.. Отпусти уже!

— М-м-м… что бы мне попросить с тебя за это?

— Ах ты… волк! — выдохнула она.

— Волк? Вот новость!

— У тебя глаза опять желтые!

— С чего бы?..

Мидир взял Этайн за подбородок, поймал наконец губы, и она притихла. Сомлела, обняла, сколь позволяли путы.

С трудом оторвавшись, Мидир выпустил клыки и клацнул на застрекотавшую белку, что смотрела заинтересованно на странные забавы двуногих. Зверек стремглав ускакал прочь, а дневных фей и вудвуза сосны Мидир попросил не мешать.

— Нам ведь не нужны свидетели, мое сокровище? Волк, которому досталась королева!.. Он потребует выкуп!

— Хм… — Этайн притворно задумалась. — Боюсь, мой муж не даст за меня ни гроша. Зато может порвать охальника на много-много маленьких волчат!

— Но это будет потом. И думаю, оно того стоит! Твоя любовь стоит смерти. Пожалуй, выкупом… — его рука, покинув ее бедро, скользнула к животу, с нажимом обрисовала круг, как нравилось его Этайн. — Я займусь прямо здесь. Кажется, моя пленница тоже не против?

— Если ты обещаешь, что мне понравится… — сумасшедше низким и тягучим голосом промурлыкала Этайн. И, зажмурившись, потянулась к нему заалевшими от поцелуев губами.

— Тихо-тихо, — волчьи зубы легко могли ранить. — Сейчас тебе лучше не шевелиться.

Странная игра заставляла ощутить себя не королем — волчонком, полным диких, безумных желаний, до которого снизошла в Лугнасад веселая шальная королева.

Обжег кожу дыханием зверя, осторожно свел клыки на шее, провел ими до ушка и спустился обратно, прикусил чуть сильнее — Этайн лишь выдохнула, ничуть его не опасаясь. Поддавалась ему, млела, таяла, дышала прерывисто.

Выпустив волчьи когти, Мидир прошелся по ягодицам к обворожительно крепкому бедру. Дождался сдавленного полувздоха-полустона и продолжил ласкать плечи губами и языком, опять понемногу сходя с ума от нежного, ответного женского тепла, неторопливо и оттого гордясь своей выдержкой. До падения в черную бездну, полную пламени, где ни-че-го, даже Этайн — лишь всепоглощающее обладание, было еще очень далеко. Но и ведомый инстинктами, он продолжал держать в узде свое тело и слабый, затуманенный огонек разума, разрешая зверю лишь мелкие укусы и царапины, которые только распаляли его Этайн.

— Сейчас мы… я точно упаду, — прошептала она счастливо.

— Упадем вместе?

Магический обруч пропал, и Мидир, продолжая удерживать Этайн, оттолкнулся свободной рукой от ствола, кидая себя вниз и влево от ветки. Насладился женским визгом…

И остановил падение у самой земли.

— Теперь я в твоей власти, моя красавица, — прошептал он, лежа на спине, ощущая разом горечь нагретой за день хвои, дурман летнего лета, кислинку смятой травы и — сладкую истому его Вереска.

— И я отомщу! — уперлась Этайн в его грудь. Потом схватилась за его запястья, и он позволил завести руки назад. — Я получу свой выкуп сполна! Потому что это было нечестно! Ты будешь кричать так, что сбегутся все белки этого леса!..

Настырные любопытные белки и правда прибежали. Хотя Мидиру уже до них не было никакого дела.

— Это было… — он повел головой в поисках подходящего слова. — Это было… М-м-м… долго.

— Долго и?..

— Долго и чудесно. Где этому научилась?

Этайн посерьезнела.

— У друидов. Но я раньше никогда не пробовала…

— Плотные балахоны не дали бы рассмотреть твои шрамы, — Мидир задумчиво сводил узнанное воедино. — Но друиды берегли тебя. Друиды учили тебя тонкостям любви…

— Не все друиды ходят в балахонах, — вздохнула Этайн, рассматривая травинки у его плеча. — Некоторые выполняют особые миссии, тогда их задача — сливаться с людьми. Таких называют клинками порядка. Это…

— Я знаю, кто это.

— Ого! Друиды мало рассказывают о себе, особенно посторонним… Все оказалось иначе, чем я думала. Убивает не только меч. Видишь ли, друиды считали, что я вызываю любовь. Влюбленный человек может стать слабым или сильным, может совершить невероятно прекрасные поступки, а может и невероятно ужасные. А уж убить… Особенно тех, кто еще ничего не совершил, но только может…

Этайн погрустнела, Мидир притянул ее к себе и поцеловал.

— Моя дорогая, я тоже могу убить ради тебя.

— Не шути так, пожалуйста!

— Не буду. Но, если придется, чужой жизни не пожалею.

— Мидир!..

— И своей — тоже.

— Мое сердце!

Теперь была его очередь утешать ее, стирая горечь прошлого — того прошлого, что он ей оставил.

— За сосновым бором — ничего, — потянулся Мидир к Джареду много позже.

— Все старые гнезда пусты.

— Но я чую их. Виверны есть. Их много и они плодятся!

— Мой король, я удвоил посты. Когда они объявятся, мы будем готовы. Вас ждать к обеду?..

— Да, советник. В малом зале.

Все та же комната на пятерых показалась Мидиру очень уютной. Почти домашней. Брат язвил, но меньше, чем когда бы то ни было раньше.

— Какое место в нашем распрекрасном мире мой царственный брат показал тебе сегодня, человечка?