О чем поет вереск (СИ) - Ольга Зима

Тогда Мидир не поверил, но поспешно постарался взять свои силы под контроль, чтобы не показывать свое очевидное могущество. Брата переубедить так и не удалось, а весь остальной Благой Двор новость, что Мидир к переделу мира относится опосредованно, воспринял с большим облегчением.

Мэллин же вечно доверял себе больше, чем чужим убедительным речам.

А еще когда-то давно боялся оставаться один в грозу. Мидир усмехнулся: интересно, он достаточно повзрослел, чтобы?..

В груди зашевелилось что-то доброе и древнее, теплое и семейное. Мидир поймал себя на мысли, что ему захотелось пошалить. Нет, положительно, Этайн странно на них на всех действует, как бы ни отрицала она свою волшебную силу!

Северная галерея вывела его к башням. Оттуда идти до покоев брата было дальше, но этой дорогой они ходили тогда, когда оба были детьми, и Мидир повторял свой путь, проходя знакомыми поворотами, которые привык не замечать.

Сейчас, в свете молний и вспышек воспоминаний, Черный замок показался невероятно родным. Он всегда был домом волкам. Особенно — королевским волкам. Ненастье за стеной больше не настораживало, наоборот, помогало ощутить, как прочен и надежен Черный замок.

Мидир ухмыльнулся на особенно раскатистый гром, припомнил их столкновения с Лорканном, проходившие с еще большим шумом. Разлетались они с неблагим магом ой как здорово! Айджиан едва успевал ловить. Поначалу попросту придворный маг, позже Лорканн тоже стал королем, и зная его, Мидир отдавал себе отчет, что неблагой устроил переворот сам. Тем азартнее становились схватки, тем полнее можно было призвать свои силы, тем яростнее хотелось обрушиться на неблагого всей мощью, тем меньше страха оставалось в душе Мидира, узнававшего границы собственных сил и пределы все растущих возможностей. Он нашел себе равного противника, которому с удовольствием выщипывал перья и ломал кости. И от того, что глаза Лорканна вдруг стали желтыми, а не голубыми, его дерзкие взгляды выводили из себя в разы больше. Мидир сам отрастил себе руку и знал, как это было мучительно — ослепнуть от темного пламени Семиглавого, а потом вернуть себе зрение. А неблагой лишь клекотал в ответ на все расспросы.

Мидир вспоминал — и с удивлением оживлял картины прошлого, когда они с Айджианом чуть не раскатали неблагого по ближайшей стеночке: слишком дико смотрелись чужие глаза на знакомом лице. Как будто кто-то захватил тело грифона или сожрал его душу, в наличии которой Мидир, признаться, до последнего времени сомневался.

И тогда, лет за сто до переделки старого мира, обороняющийся грифон сумел доказать свою подлинность не послушной стихией воздуха, не злыми взглядами, не смачными ударами, а как раз тем, что опять попался на поддевку Мидира. Никогда не мог спокойно слышать, что он младше благого короля!

Мидир усмехнулся своим нынешним мыслям о прошедшем, подивился, сколь много событий он успел пережить и как мало он помнит об этом сейчас. Ши помнят все, но хранят воспоминания в душе, ибо помнить каждый миг, каждое слово — иногда не благо, а наказание. Пусть лучше демоны сидят на своих цепях, чем вырываются наружу.

Путь к своим детским покоям становился отчасти и возвращением к самому себе.

Знакомые коридоры навевали и другие воспоминания. О том времени, когда Мэллина не было еще и в помине, а мама с отцом хоть немного общались с сыновьями. Хотя все трое воспитывали именно Мидира. Мэрвин, насколько Мидир мог судить сейчас, был мягче в наказаниях, но строже в требованиях, а его молчание действовало хуже любых обидных слов и подзатыльников. Образ Мэрвина всегда был связан с чем-то ясным, определённым. Казалось, для старшего брата не существовало непроницаемых для его ума событий и вещей. Он часто спорил с отцом, вынуждая Джаретта скалиться, а Синни — улыбаться, как будто маму радовала некоторая непохожесть детей и отца. Но чаще она грустила, а однажды сказала, что избыточное стремление к идеалу может погубить сам идеал или тех, кто рядом, отчего отец нахмурился, а Мэрвин лишь рассмеялся.

Странный вывод побудил Мидира припомнить несколько других семейных вечеров. Теперь, когда он сам миновал порог двух с половиной тысяч лет, почти добрался до трех, он понимал, отчего отца раздражали подобные разговоры. Если бы его собственный сын начинал разговоры о войне и крови при матери, сам Мидир смело взялся бы за розги, а то и за каленое железо. То, что было разумным и не требующим объяснения для волков, тяжелым отпечатком ложилось на жизнь Синни. Безгрешный старший брат вдруг показался таким же неоднозначным, как младший. Покинув Нижний, Мэрвин покинул и семью.

Мидир потряс головой, избавляясь от лишних мыслей, и понял, что почти пришел. Вот мимо проплыли запертые двери в покои Мэрвина, вот — в его собственные, а третья дверь вела к Мэллину.

Мидир смирил обуревающие его воспоминания и страсти, вздохнул шумно, а потом зашел к брату без единого звука и скрипа. За три тысячи лет разлада и еще пару дней неопределенности эти покои ничуть не изменились. Кровать стояла в глубине комнаты, не с первого взгляда открываясь вошедшему.

Белела спина в спальной рубашке, вихрились темные пряди брата. В отблеске молнии Мидир присмотрелся к подушкам, а потом едва сдержал улыбку: в изголовье, за подушками, сокрытый под магическим щитом с невидимостью и безвременьем, восседал лоскутный Вульфи.

Надо понимать, охранять сны. Интересно, Мэллин хоть помнил, что усадил туда свою игрушку? Щиты, похоже, старинные…

Мидир подбросил дров в камин, бесшумно прошел к кровати, уселся на край, приминая своим весом перину. Брат недовольно завозился, слегка повернул голову, сонно захлопал глазами, не выражая ни удивления, ни страха, вообще ничего.

— Нет, ну надо же… Знаешь, Мидир, ты, конечно, красавец, но так и поседеть можно — без предупреждения ходить по снам, — сразу без перехода, отворачиваясь опять к стене, — вот казначей бы точно поседел, он тебя боится, будто ты фоморский старый бог, этот, одноглазый который…

Мидир хмыкнул, и брат мгновенно напрягся всем телом. Подпрыгнул пружинкой, как мартовский заяц.

— Мидир?! Так ты?! Ты не?! — огромные, потемневшие от расширившегося зрачка глаза разглядывали его в упор.

— Я не, — Мидир хохотнул, — я ещё как не! Я тебе не снюсь, если ты об этом.

Брат протер глаза для верности еще разок, кулаками, будто одного голоса Мидира, его запаха, его слов было недостаточно.

— Миди-и-ир! — довольная улыбка на заспанном лице брата неожиданно порадовала. Потом стремительно померкла, унося с собой и радость. — Что-то случилось? Что-то случилось с человечкой? — Мэллин обеспокоенно подался вперед, готовый бежать и помогать.

— Что за глупости! — теперь Мидир рассердился, что оставил Этайн в спальне одну и не был полностью и абсолютно уверен в ее безопасности. — Конечно нет!

— А чт… — брат зевнул немного неестественно, обрывая себя, а вот потянулся очень даже правдоподобно. — А ты гулял в грозу по крышам? Очень освежает! Особенно если повыть!

Откинутое одеяло полетело в Мидира, брат вскочил и запрыгал на одной ноге, натягивая штаны. Спальная рубашка сменилась повседневным костюмом, разве что без дублета, да завязки на рубахе не затянуты ни у запястий, ни на воротнике. Мэллин оглянулся на Мидира и довольно кивнул, подхватывая свой кларсах.

— Гулять лучше босиком! Пошли, я тебе покажу! — деловито прошлепал к окну, приоткрыл створку, выглянул наружу, подставив лицо новой вспышке молнии. — Тут недалеко!

— Да стой ты!

Но Мэллин ужом проскользнул в окно, легко, ловко, напоминая без слов, что он больше не испуганный мальчик, а взрослый воин-волк, не самый слабый и весьма юркий. Мидир помянул недобрым словом его военную выучку, но поспешил за братом. Еще сверзится!

Едва волчий король высунул голову в окно, как тугие струи ливня мигом пробрались за шиворот. Одежда прилипла к телу, волосы намокли. Рядом стоял брат, мокрый, как мышь, и довольный, как сытая виверна. Прижимая одной рукой к груди кларсах, второй указал вдоль карниза:

— Тут можно пройти только босико-о-ом!..

Мэллина было еле слышно, но брат кричал: напряглись вены на шее, хоть и смотрелся довольнее некуда.

— Осторожно, мой король! — еще и поклонился!

А в следующий момент припустил от обозленного Мидира.

Волчий король аккуратно спускался по мокрой черепице вслед за братом, скрывшимся за краем немного выдающегося во внутренний двор флигеля. Отсюда, с крыши, во время бури, Черный замок выглядел иначе, чем из окон или из внутреннего двора.

Словно волчий находится внутри дома Волка настолько, насколько никогда не был, и сейчас переживает со своим домом ненастную ночь.

Голова Мэллина высунулась из-за флигеля:

— Так ты идешь, твоё величество неторопливый брат?

Мидир фыркнул, Мэллин фыркнул, дразня, и скрылся за стеной флигеля.