Убийство в особняке Сен-Флорантен - Жан-Франсуа Паро

— О! — с нескрываемым интересом произнесла она. — Наш дорогой Ранрей!

Николя помрачнел. Любого, кто без предупреждения вторгался на его личную территорию, он воспринимал как непрошеного гостя. Это прозвище он расценивал как своего рода нить, соединявшую его с королевской семьей. Покойный король и его фаворитки, дочери покойного короля и король нынешний называли его так, когда хотели оказать ему уважение. Девушка искоса смотрела на него. Заметила ли она его раздражение? Накрутив на палец локоны, она принялась выжимать из них воду, тотчас закапавшую ей на платье.

— У нас есть общий друг, господин де Лаборд, — объяснила она. — Его жена — моя ближайшая подруга. Он не устает восторгаться вами. Он поет вам хвалы и, похоже, готов переложить их на музыку!..

Чуть-чуть приподнявшись, она изобразила некое подобие реверанса и произнесла:

— Эме д'Арране, к вашим услугам.

Он с облегчением вздохнул. Раздражение исчезло, уступив место блаженной легкости. Девушка устроилась в уголке экипажа. Воцарилась тишина. Он чувствовал исходящую от неожиданной попутчицы беззаботность и нежность и не уставал ею восхищаться. Он ощущал себя помолодевшим.

— А что вы искали при такой грозе?

— Сударь, вы задаете нескромные вопросы. Но я окажусь неблагодарной, если не удовлетворю ваше любопытство…

Она открыла висевшую у нее на поясе сумочку.

— Я собирала каштаны, и меня застала гроза.

— В такую рань?

Она скорчила недовольную гримаску.

— Однако, вы назойливы! Я вышла ранним утром и, отвечая на ваш вопрос, господин комиссар, признаюсь, что сначала я намеревалась искать грибы. Разве вы не знаете, что грибы лучше всего собирать ранним утром, пока роса не сошла?

Рассуждения о дарах осени вели в тупик, и он решил сам завершить разговор. Похоже, его собеседница моложе, нежели он предположил. Но тогда откуда взялись эта уверенность, умение владеть собой, очарование, собранность движений, легкость в общении… Он наслаждался, не думая о том, куда его может завести столь неожиданное знакомство. Давно, с печально памятного концерта в доме Бальбастра[25], он не испытывал подобного чувства. На него нахлынули воспоминания о Жюли де Ластерье, пленительные и горькие одновременно.

— Сударь, отчего вы вдруг замолчали? — спросила девушка. — О! Из-за меня вы теперь весь мокрый!

Он настолько растерялся, что когда она вытащила из рукава кружевной платочек и, отжав его, легким, словно ласкательным, движением отерла ему лоб, он с трудом удержался, чтобы не взять ее за руку.

— Мадемуазель, к чему столько забот… Куда я могу вас отвезти? Дождь усилился.

Она снова улыбнулась.

— Понимаю, мое общество утомляет вас, и вдобавок я вас задерживаю. Полно, не краснейте. Я такая от природы — дерзкая, бесцеремонная и насмешливая. Дом моего отца, графа д'Арране, находится в двух шагах отсюда, на авеню де Пари. Но прежде не могу ли я попросить вас подобрать мои туфли? Несчастные, наверное, качаются на волнах, если уже не затонули!

Выскочив под дождь, он подобрал две наполненные водой туфельки, вылил из них воду и принес в карету.

— А, ерунда, — махнула она рукой, увидев испорченные туфли. — Надеюсь, вы будете столь любезны, что высадите меня у самого крыльца, а по лестнице я смогу подняться и в чулках.

И она громко расхохоталась. Николя приказал трогать. Кузов раскачивало от резких порывов ветра. Девушка принялась наводить порядок в своем туалете. Воцарилась тишина. Когда фиакр выехал на широкую улицу, мадемуазель д'Арране крикнула кучеру, куда ему надобно свернуть. Фиакр поехал по аллее, обсаженной старыми липами, и остановился перед элегантным двухэтажным домом из тесаного камня. Тотчас толпа лакеев бросилась открывать дверцу, чтобы помочь девушке спуститься. Похоже, дом был поставлен на широкую ногу. Эме д'Арране обернулась.

— Благодарю вас, сударь. Только вы так просто от меня не отделаетесь. Я бегу переодеваться, а Триборт проводит вас в библиотеку. Я хочу, чтобы отец познакомился с моим спасителем.

— Вы преувеличиваете мои заслуги, — произнес Николя.

— Молчите, сударь, и не смейте мне противоречить, — приложив палец к губам, произнесла она.

Он не стал сопротивляться и, выйдя из кареты, покорно поплелся за лакеем в серой с розовым ливрее, откликавшимся на необычное имя Триборт. Лицо лакея было иссечено шрамами. Заметив любопытствующий взгляд Николя, он улыбнулся, отчего шрамы сложились в жутковатую гримасу.

— Пусть господин не удивляется: я служил вместе с отцом мадемуазель.

Николя поднялся по ступеням; двустворчатая дверь, украшенная бронзой, открывалась в светлый вестибюль, вымощенный черно-белыми мраморными плитами. Следующая дверь вела в библиотеку, где вдоль стен выстроились уходящие под самый потолок книжные шкафы; поверху бежал серый лепной карниз, богато изукрашенный золотом. Сплошное полотно шкафов прерывали камин и два окна. На месте надкаминного зеркала высился парадный портрет офицера в полный рост. С первого взгляда Николя понял, что перед ним моряк, тем более что на заднем плане висела картина, изображавшая морскую баталию. Удобно расставленные кресла, маленькие одноногие столики и игорные столы свидетельствовали, что библиотека служила одновременно и приемной, и гостиной. Внимание его привлекло любопытное сооружение. Посреди комнаты на низенькой подставке вздымались раскрашенные волны гипсового моря, среди которых разыгралась настоящая баталия. Он наклонился, желая лучше рассмотреть макет. Шесть кораблей под английскими флагами шли в атаку на два основательно потрепанных судна, выкинувших белый флаг. Макет был выполнен с завидным искусством: корабли, хрупкие сооружения размером с ладонь, были оснащены парусами; ниточки пакли изображали дым от орудий; крошечные свинцовые шарики-ядра усыпали мостики. Николя разглядел на палубе кусочки тел, а на юте — офицера с подзорной трубой под мышкой; в поднятой руке офицер держал саблю.

— О-о, сударь, вижу, морское сражение вызвало у вас интерес, — раздался за спиной Николя хрипловатый голос.

Обернувшись, он очутился лицом к лицу с высоким статным человеком с серыми смеющимися глазами и узнал оригинал портрета. Темно-синий, с медными пуговицами, фрак военного покроя украшала лента ордена Святого Людовика. Напудренный парик подчеркивал энергичные черты мужественного загорелого лица, рассеченного несколькими глубокими морщинами. Опираясь на трость, морской офицер подошел к комиссару и, протянув ему руку, как принято у англичан, произнес:

— Благодарю вас за вызволение моей легкомысленной дочурки. Я видел, что поднимается сильный ветер, и просил ее отложить прогулку, но она не послушалась и отправилась бродить по лесу.

Николя поклонился.

— Любой на моем месте поступил бы так же.

— Однако дочь рада, что на этом месте оказались вы… Чрезвычайно вам признателен. Вы ведь друг Лаборда? Его жена воспитывалась в монастыре вместе с моей дочерью. Очаровательная пара. Я хорошо знал вашего отца, встречал его и при дворе, и на поле боя… Вы похожи на него. Отважный был человек. А какой ум!

Грубоватая внешность морского офицера скрывала утонченную натуру, прекрасно знакомую со светскими обычаями: ничто из сказанного им не могло обидеть гостя.

— Я граф д'Арране, адмирал военно-морского флота. Не у дел. Но, надеюсь, ненадолго.

— Могу ли я просить, господин граф, оказать мне любезность и объяснить, что за баталия предстает пред нами на макете? Если, разумеется, моя нескромность…

Его просьба явно обрадовала хозяина дома.

— Садитесь, сударь, прошу вас. Ваш вопрос мне нравится и делает мне честь.

Он сам придвинул гостю кресло-бержер, заскрипевшее под тяжестью тела Николя. Граф слегка хромал — наверняка последствия давнего ранения.

— Этот рельефный план воспроизводит картину сражения возле мыса Финистер. В 1767 году моему тогдашнему командиру, Франсуа дез Эрбье маркизу д'Этодьеру, поручили сопровождать караван судов, перевозивший продовольствие на Антильские острова. Какое это было зрелище! Представьте себе: двести шестьдесят торговых судов в сопровождении восьми семидесяти и семидесятичетырехпушечных линейных кораблей… Черт возьми, меня до сих пор дрожь берет! Но едва мы вышли с рейда в Бресте, как английский крейсер под командованием контр-адмирала Хоука попытался преградить нам дорогу.

— Англичане превосходили нас по численности?

— Увы, почти вполовину! Четырнадцать тяжелых кораблей выстроились в линию. Маркиз, превосходный моряк, выстроил в такую же линию и наши корабли, прямо напротив англичан. Мы были полны решимости сопротивляться, чтобы позволить нашему каравану, подгоняемому попутным ветром, удрать, словно заяц.

— И враг позволил ему уйти?

— А как вы думаете? Конечно, он попытался его задержать. Когда Хоук понял, что рискует провалить задание, он отправил «Льва» и «Принцессу Луизу» на охоту за караваном. Маневр был рискованный — надвигался ветер, да и мы не намеревались смотреть, как они, набирая скорость, стараются прошмыгнуть у нас под носом. Начав стрелять цепными ядрами, мы сильно повредили их корабли, и они не смогли догнать наш караван. Черт побери, этот рассказ пробуждает у меня жажду! Пока красавица наводит красоту, воспользуемся ее отсутствием. Господь да призрит в своем лоне мою покойную жену, но скажу честно: надзирать за дочерью — это худшее из бедствий, которое может случиться с человеком моего склада. Ведь это она, плутовка, стоит у руля!