Нацизм на оккупированных территориях Советского Союза - Егор Николаевич Яковлев

под руководством Гиммлера, а кроме того, ответственными за хозяйственную эксплуатацию территорий поставил не вермахт, а Геринга и Бакке[98]. Соответственно, на встречу 2 мая не было необходимости приглашать представителя верховного командования сухопутных войск (ОКХ – Oberkommando des Heeres, OKH). Алекс Дж. Кей пытается объяснить это «неожиданное отсутствие» тем, что «нельзя с абсолютной уверенностью утверждать о присутствии там того или иного лица» (Kay, 2006b: 696–697). Однако ОКХ не принимало участия в работе по «Зеленой папке», и на собраниях Командного экономического штаба никто из ОКХ не присутствовал. Выполнением указаний Командного экономического штаба занимался Экономический штаб «Восток», который, если надо, доводил их до сведения генерал-квартирмейстера, а он, в свою очередь, передавал их в войска в форме приказов. Более того, при частичном совпадении целей у Бакке и у Альфреда Розенберга, назначенного имперским министром оккупированных восточных территорий (IMG 1949. Bd. 36: 140)[99], последний также не имел никакого влияния на управление экономикой – это была целиком и полностью зона ответственности Управления по Четырехлетнему плану, которая для достижения целей, лежащих в зоне ответственности армии, прибегала к помощи военных структур (Lübbers, 2006: 180)[100]. Поэтому утверждение Кея, будто у планировщиков не было представления о том, как «политика голода» (или «концепция голода») должна воплощаться в жизнь, не может вызвать ничего, кроме недоумения (Kay, 2006b: 699). Из «Директив» от 23 мая Главной группы «La» и дискуссий, касающихся внедрения проводимой в июле 1941 г. радикальной политики эксплуатации следует, что имело место противоречие между целями, с одной стороны, статс-секретаря Бакке, а с другой – Управления военной экономики и вооружений и, действительно, целями вооруженных сил[101]. Чем именно требования Бакке от 2 мая обеспокоили генерала Томаса, становится ясно из записки от 5 мая (BA-MA. RW 19/739)[102]. Он вновь поднимает вопрос отсутствия директивы фюрера и подчеркивает четыре момента: снабжение сражающихся войск; эксплуатацию сельского хозяйства путем увеличения объемов производства растительного масла и зерна; эксплуатацию промышленности путем увеличения производства минеральных масел и поддержки производства угля и дефицитного сырья; развитие транспорта. Особенно его беспокоило, что необходимо увеличить производство в промышленных и сельскохозяйственных отраслях и избежать бесконтрольного разорения оккупированных земель. Соответственно, он пришел к выводу о необходимости в ограниченных масштабах и в качестве временной меры осуществить перенос оружейной промышленности – только в отношении проблемной продукции, производство которой стопорится на том или ином этапе (BA-MA. RW 19/739). В любом случае, как показывал опыт польской и западной кампаний 1939 и 1940 гг., в долгосрочной перспективе так или иначе должны были возникнуть и другие потребности. В случае с генерал-губернаторством вермахт уже прежде отдал приказ «как можно скорее ввести в эксплуатацию все ключевые производственные объекты с целью задействовать территорию для нужд германской военной экономики» (Müller, 1981: 105).

В протоколе встречи 2 мая также не упоминается письмо Геринга командующему сухопутными войсками об учреждении Командного экономического штаба «Восток», хотя этот вопрос Томас включал в повестку встречи. Это любопытно, учитывая, что в черновике данного письма от 29 апреля указано, что «руководить» Командным экономическим штабом и дальше должен Томас. Рукописная правка, однако, гласит, что штаб отныне должен возглавить статс-секретарь Пауль Кернер, а Томас будет при Командном штабе рядовым сотрудником, наравне с остальными сотрудниками ниже уровня статс-секретаря[103]. С точки зрения Геринга, это было логично, поскольку Кернер на тот момент уже возглавлял Генеральный совет по Четырехлетнему плану и там, в качестве постоянного представителя и доверенного лица Геринга, играл ровно ту же роль[104]. Иными словами, 2 мая имел место конфликт мнений, и Томас был вынужден смириться со столь значительным понижением в должности. Надо сказать, что в своем приказе от 8 мая 1941 г. Томас все еще именовал себя «руководителем» Командного экономического штаба «Восток» (BA-MA. RW 31/80)[105], но это наименование уже не соответствовало действительности. Именоваться так в отсутствие Геринга (Kay, 2006b: 693f.) мог только статс-секретарь Кернер, и этим правдоподобно объясняется его присутствие на встрече. Утверждение Кея о том, что Томас осуществлял над Командным экономическим штабом «Восток» «оперативный контроль» (Kay, 2006b: 690)[106], попросту неверно. В новой редакции письмо командующему сухопутными войсками фельдмаршалу фон Браухичу было отправлено самое позднее 14 мая[107].

Ключевой компонент, на котором строится аргументация Алекса Дж. Кея, – предположительно большое число участников встречи 2 мая 1941 г., хотя на самом деле в ней вполне могли принимать участие только статс-секретари из Командного экономического штаба «Восток» (Kay, 2006b: 691). Поскольку в протоколе упомянута «встреча со статс-секретарями», исследователи, включая Кея, не раз высказывали мнение, что там присутствовали многие статс-секретари из Командного экономического штаба «Восток». В подтверждение этого предположения Кей ссылается на более поздние заседания Командного экономического штаба и по спискам присутствующих на этих заседаниях пытается восстановить имена потенциально присутствовавших на встрече изначально. Метод весьма сомнительный, так как встреча 2 мая не обозначена в протоколе как заседание Командного штаба «Восток». Нам неизвестно, кто именно вошел в Командный штаб по состоянию на 2 мая[108]. Также Кей пытается оперировать более ранними заявлениями о том, что в заседании примут участие генерал Йодль и Розенберг (Kay, 2006b: 692), но, хотя эти заявления и являются для Кея стержневыми, свидетельства в их пользу малоубедительны. Генерал Томас, присутствовавший среди офицеров штаба, пригласил статс-секретарей Ханнекена и Бакке, и факт посещения ими встречи можно считать доказанным. Генерал Шуберт, глава Экономического штаба «Восток», присутствовал просто по долгу своей службы. А что насчет Альфреда Розенберга, назначенного имперским министром оккупированных восточных территорий? 29 апреля 1941 г. Розенберг встречался с фельдмаршалом Кейтелем, который поставил его в известность о планах вермахта насчет операции «Барбаросса» (Kriegstagebuch des Oberkommandos…, 1965. Bd. 1: 390)[109]. Кейтель пообещал Розенбергу устроить встречу с генералом Томасом, который, очевидно, должен был проинструктировать его относительно экономической организации. Однако на следующий день Кейтель поинтересовался у Розенберга, «сможет ли он принять [Томаса] вместе со статс-секретарем Кернером в пятницу [то есть 2 мая]»[110]. Здесь важно учитывать два момента: первый – встречу статс-секретарей ни за что бы не стали проводить в отделе у Розенберга, а потому его участия, о котором гипотетически говорит Кей, даже не планировалось (Kay, 2006b: 692). Если было намерение проинструктировать Розенберга, достаточно было пригласить только ответственных руководителей. Соответственно – и в этом состоит второй момент, – Розенберг должен был посоветоваться со статс-секретарем Кернером, который тем временем стал в Командном экономическом штабе вторым человеком после Геринга. Такая встреча действительно состоялась, но, в соответствии