Возвращение Матарезе - Роберт Ладлэм

– Не могу понять, почему Матарезе ждали целых три дня.

– Ну а Джулиан Гуидероне, бежавший из Соединенных Штатов в Швейцарию, для того чтобы не быть призванным на войну в Корее, предположительно погиб, катаясь на горных лыжах неподалеку от деревушки Коль-дю-Пийон, где и был похоронен, поскольку очень любил Альпы.

– Да, я читал об этом двадцать пять лет назад в библиотеке старых газет, перенесенных на микрофильмы. Интересно, кто лежит в том гробу, или же его закопали пустым?

– Нет смысла раскапывать могилу – если таковая была.

– Нет смысла копаться во всем этом старье, Фрэнк. Обоих Гуидероне нет в живых. Пастушонок и его сын мертвы. Наследие Матарезе нужно искать в другом месте.

– А вот тут, Брэндон, ты не совсем прав, – мягко произнес Шилдс, и Скофилд, стоявший у штурвала, резко обернулся. – Докладывая о выполнении задания, ты заявил, что сенатор Эпплтон, урожденный Гуидероне, был убит в перестрелке во время той бойни в Эпплтон-холле…

– А то как же! – взревел Брэндон. – Я сам пристрелил сукиного сына! Выстрелил в него из своего пистолета в разбитое окно!

– Таких подробностей ты не сообщил.

– Может быть, я и правда немного приврал, не знаю! Вы, ублюдки, вынесли мне смертный приговор, и я не собирался помогать вам найти этому оправдание.

– Так или иначе, ты сказал, что Эпплтон рухнул в огромный камин, прямо в огонь…

– Именно так все и произошло!

– Полиция прибыла на место перестрелки через считаные минуты, Брэндон. И в камине никакого трупа не оказалось. Но на плитах были смазанные следы, как будто из камина вытащили что-то тяжелое, например, человеческое тело. Вокруг клочки обгоревшей ткани, угли приплющены, словно подверглись давлению, пламя потухло. Мое предположение, которое подтверждают криминалисты из нашей лаборатории: Джулиан Гуидероне остался в живых.

– Этого не может быть!.. Но даже если он и остался в живых, что невозможно, как ему удалось выбраться из поместья?

– А как удалось выбраться вам с Антонией? Суматоха была полной – стрельба, непрекращающиеся взрывы в наружных канализационных трубах, – полагаю, заряды установил ты? В общем, настоящий хаос. Я допросил всех полицейских, всех частных охранников, и один боец спецназа вспомнил, что некие мистер и миссис Викери, перепуганные насмерть мужчина и женщина, примчались на машине к воротам главного входа и заявили, что они гости, всего лишь гости. Все это время они просидели закрывшись в шкафу и, как только перестрелка чуть утихла, выбежали через черный вход и сели в свою машину.

– Ну и что?

– Кажется, твоя сестра в замужестве стала Викери, не так ли, Брэндон?

– А ты дотошный тип, Косоглазый, этого у тебя не отнимешь.

– Комплимент принимаю, но к делу это не относится. Была и вторая машина, со схожей историей. Частная карета «Скорой помощи», увозившая одного из раненых гостей, который так и не попал ни в какую больницу… Подвожу итоговую черту: Джулиан Гуидероне, сын Пастушонка, вне всякого сомнения, жив, и если он и хочет увидеть в перекрестие прицела кого-то из живущих на земле, так это тебя, Беовульфа Агату.

– Чертовски интересно, Фрэнк. Мы с ним приблизительно одного возраста, два старика из минувшей эпохи, оба жаждущие того, в чем нам отказано. Он стремится к абсолютной власти, чего я ему не позволю, а я хочу обрести покой, чего он мне не даст. – Помолчав, Скофилд посмотрел на Камерона Прайса. – Полагаю, по большому счету, все мы зависим от своих командиров, и лично я в своем полностью уверен.

– Надеюсь, ты знаешь, что делать, – сказал Камерон. – Я же от себя добавлю только вот что: я сделаю все, что в моих силах.

– О, сынок, ты сделаешь гораздо больше.

«Лос-Анджелес таймс»

(первая полоса)

Европейские и американские гиганты индустрии развлечений объединяются в транснациональный синдикат

Лос-Анджелес, 9 окт. – Наш мир становится все меньше и меньше, сжимаемый высокими технологиями, которые позволяют мгновенно передавать огромные объемы информации через спутники и кабельные сети. Чем это закончится, не знает никто; однако сегодня четыре крупнейшие киностудии, владеющие также вспомогательными сетями кабельного телевидения, объявили о своем слиянии с корпорацией «Континентал-селестиал», что позволит создать единый источник информационных и развлекательных программ. Гильдии актеров, сценаристов, продюсеров и режиссеров с восторгом встретили этот шаг в будущее, который открывает новые возможности перед их членами. Преимущества подобного мегаобъединения очевидны, но пока что не совсем ясно, в каком направлении будет двигаться этот разношерстный союз.

Подробности на стр. 2.

Без десяти минут четыре утра Джулиан Гуидероне сделал последний телефонный звонок, из Амстердама в Лэнгли, штат Вирджиния.

– Наш разговор засекречен? – первым делом спросил он.

– Абсолютно, – подтвердил голос из ЦРУ. – Благодаря руководству Управления я пользуюсь самым надежным шифратором.

– Хорошо. Через несколько минут я уезжаю отсюда, следующий сеанс связи будет из Каира.

– Разве не из Бахрейна?

– Там я не появлюсь еще три недели. Мне нужно поработать с нашими арабами – не их, а нашими.

– Желаю вам удачи, – прозвучало пожелание из Лэнгли. – Мы в вас верим.

– Вы должны верить в меня. И вы должны верить в Амстердам. Он нас не подведет.

– Будем верить, – ответил предатель.

Прошли четыре дня и три ночи, и Камерон Прайс снова встретился со Скофилдом за завтраком.

– Так мы ни к чему не придем! – с жаром воскликнул он, отпив глоток черного кофе.

– Что касается тебя, то ты, похоже, кое к чему определенно придешь, – заметил Брэндон, раскуривая темно-коричневую сигару. – Я имею в виду, с нашей дамой из спецназа.

– Скажу честно, у меня этого даже в мыслях нет.

– Ты с ней часто видишься…

– Тут ты неправ, – остановил его Прайс. – Это она видится со мной. Сто́ит мне выйти за ворота, а она уже тут как тут. Я выхожу на пляж, и вдруг появляется она. Я заглядываю на вертолетную площадку, чтобы справиться, кто прилетел очередным рейсом, а она идет в тридцати шагах позади меня.

– Юноша, может быть, наша подполковник Монтроз на тебя запала. Тони говорит, ты у нас первый сорт.

– Это как мясо? Совсем не похоже на Антонию.

– Ну, тебя можно сравнить с лучшим эфирным временем. Когда идут самые увлекательные программы. Может быть, наша подполковник прониклась к тебе любопытством. Не только в профессиональном смысле.

– Извини, – возразил Камерон, – никаких сигналов в подтверждение этому. Ни слов, ни жестов, одна лишь едва различимая враждебность, спрятанная под бессодержательные любезности. У меня такое ощущение, будто Монтроз приглядывается ко мне, не в силах определить, кто я и что я. Но это же какая-то бессмыслица.

– Да нет, определенный смысл в этом есть, – усмехнулся Скофилд, выпуская облако ароматного дыма. – Все это полностью соответствует самой последней, очень профессиональной просьбе, с которой Монтроз через полковника Брэкета обратилась к Шилдсу. Она хочет получить твое личное дело, полное, без сокращений и изъятий. Естественно, тебя об этом ставить в известность не должны были.

– Ничего не понимаю.

– Юноша, наша Лесли или хочет выйти за тебя замуж, или считает тебя слабым звеном, через которое происходит утечка.

– Скорее, второе. У этой дамочки такое количество тестостерона, что позавидует и боевой генерал.

Внезапно приглушенный гул разговоров немногих завтракавших разорвал душераздирающий крик, разнесшийся по всему просторному, отгороженному буфету. Представитель Фрэнка Шилдса Юджин Денни свалился со стула, схватившись за горло, и, рухнув на пол, забился в судорогах. Через мгновение с его соседом по столу полковником Эвереттом Брэкетом произошло приблизительно то же самое: правой рукой вцепившись себе в шею, левой он схватился за стол, корчась в страшных спазмах, и затем повалился на него, сбрасывая тарелки на каменные плитки пола.

Прайс и Скофилд кинулись к обоим упавшим, пробираясь между столиками. Следом за ними поспешил солдат, дежуривший на кухне. Опустившись на корточки, Камерон по очереди пощупал пульс на шее у Брэкета и Денни.

– О господи, они мертвы! – воскликнул он, поднимаясь на ноги. – Это был яд!

Молодой рядовой СБР, совершенно сбитый с толку, склонился было над тарелками, чтобы изучить их содержимое.

– Сынок, ни к чему не прикасайся! – быстро остановил его Скофилд.

Камерон и Брэндон осмотрели разбитые тарелки, разбросанные по полу остатки пищи. Не вызывало сомнений, что оба умерших ели яйца, или в мешочке, или поджаренные, поскольку на каменных плитках разлились пятна желтка.

– Кому известно, что ты любишь яйца? – тихо спросил Прайс.

– Черт побери, да, наверное, всем ребятам, кто работает здесь. Тони постоянно пилит меня за любовь к яйцам, и бо́льшую часть времени я ее слушаюсь. Два месяца назад эти кретины-врачи из Майами определили, что холестерин у меня зашкаливает за триста.