Возвращение Матарезе - Роберт Ладлэм

– Не забегай вперед, Брэндон; давай все по порядку. Однако ты все-таки упомянул волшебное слово – «фотографии». Как только мы вошли в комнату, выжившая из ума старуха бросилась к стене и заорала, что одна фотография пропала. Она кричала что-то вроде: «Это была любимая фотография Джоша!»

– Ну-ну, Косоглазый, вот ты нашел и очередной след, оставленный зверем, не так ли? Ты расспросил бедную старушку и выяснил, что это был снимок Эпплтона вместе с его лучшим другом. Два рослых парня на фоне яхты, оба одного роста, оба с внушительной мускулатурой, оба по-юношески красивые – их можно было бы принять за близких родственников.

– Нет, согласно миссис Эпплтон, они были похожи друг на друга еще больше. Как родные братья. Но только один из них отправился на войну, а другой внезапно отказался идти в армию и удрал в Швейцарию. – Сунув руку в карман, Шилдс достал небольшую записную книжку, помятую, с пожелтевшими от возраста страницами. – Я отыскал ее в своем архиве. Мне хотелось в разговоре с тобой называть четко все факты и имена. Итак, на чем мы остановились?

– На фотографии… – ответил зачарованно слушающий Камерон. – На той самой фотографии.

– Ах, да, – вспомнил заместитель директора, листая страницы записной книжки. – Это произошло уже после Кореи. Эпплтон учился на юридическом факультете университета, когда на Массачусетской платной магистрали попал в страшную автокатастрофу. Он был доставлен в Центральную клинику Массачусетса с множественными переломами, обширным внутренним кровоизлиянием и жуткими травмами лица. Состояние его было оценено как критическое. Родные собрали лучших врачей, которые не отходили от раненого днем и ночью, но, несмотря ни на что, его положение казалось безнадежным. Однако, как выяснилось, это было не так. Поэтому следующий твой шаг, Брэндон, был достаточно очевидным. Ты направился в Центральную клинику Массачусетса, прямиком в архивное отделение. Заведующая отделением, хоть она уже и вышла на пенсию, прекрасно тебя помнит.

– Из-за меня у нее были неприятности?

– Нет, но, как старший помощник сенатора Эпплтона, ты пообещал ей письмо с выражением личной благодарности от человека, который вскоре должен был стать президентом страны. Она этого не забыла, вот почему она тебя помнит.

– Проклятие, у меня не было времени писать письма, – пробормотал Скофилд. – Продолжай, мне нравится тебя слушать.

– В архивном отделении ты ничего существенного не выяснил – на восьмидесяти с лишним страницах перечислялись операции, процедуры и прочая медицинская тарабарщина, которая была для тебя темным лесом. Ты же хотел большего. Тебе были нужны имена. Поэтому заведующая направила тебя в отдел кадров, который к тому времени был уже полностью компьютеризован. В архиве были собраны личные дела всех сотрудников, работавших в клинике в течение многих лет.

– Там техническим специалистом работал один чернокожий паренек, без которого я бы до сих пор сидел в полной заднице, – прервал его Скофилд. – Он учился в Массачусетском технологическом институте и подрабатывал в клинике, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Странно, но имени его я вспомнить не могу.

– А должен был бы. Сейчас паренек зовется доктором наук Амосом Лафоллетом – он один из ведущих специалистов в стране в области ядерной медицины. Когда я наконец на него вышел, он попросил меня, если я когда-нибудь увижусь с тобой, спросить, понравилось ли тебе посвящение на его первой книге.

– Я понятия не имел, что он пишет книги.

– Ну, а я разыскал ее и купил. Это монография по ядерной медицине. Хочешь услышать посвящение? Оно записано у меня тут.

– Давай читай.

– «Посвящается великодушному незнакомцу, который просил мало и дал очень много, тем самым позволив молодому студенту окончить институт, сделать карьеру и, в частности, написать эту книгу»… Неплохо для человека, который никогда не слышал подобного от своей родной матери.

– Моя мать считала, что я или гангстер, или профессиональный шулер. Вернемся лучше в Бостон.

– Разумеется, – согласился Шилдс, снова обращаясь к записной книжке. – Доктор Лафоллет, в то время молодой студент, работавший техником в компьютерном центре клиники, установил, что двое хирургов, лечивших Эпплтона, были заменены, и далее он был поражен, узнав, что один из тех, кто пришел на замену, вскоре умер, а фамилия второго стерта из архивов.

– Не забывай про медсестер, Фрэнк, – тихо добавил Скофилд, глядя Шилдсу в лицо. – Для меня они стали настоящим прорывом.

– Ты совершенно прав, – согласился заместитель директора.

– А что насчет медсестер? – спросил Прайс.

– Предположительно по требованию родных Эпплтона, штатный персонал клиники был заменен на трех частных медсестер, которые все втроем утонули, катаясь в заливе на прогулочном катере. Причем произошло это за четыре дня до того, как Джошуа Эпплтона выписали из клиники и перевезли в родовое поместье, которое в то самое время, по чистой случайности, было выставлено на продажу. И приобрел его очень старый, очень состоятельный банкир по фамилии Гуидероне, давний друг семейства Эпплтонов, знавший о плачевном состоянии их финансов.

– Ну же, Косоглазый, говори до конца. Поместье приобрел Николас Гуидероне, Пастушонок.

– Ответов тогда у тебя еще не было, Брэндон, но ты уже разглядел очертания чудовищного заговора. А были у тебя только фамилии двух хирургов, лечивших Эпплтона, один из которых уже скончался, а другого вынудили удалиться на покой. Второго звали доктор Натаниэль Кроуфорд. Он умер лет пятнадцать назад, но мне удалось связаться с ним за год до этого. Кроуфорд также помнил тебя, помнил твой звонок по телефону, который его так вывел из себя, пробудив неприятные воспоминания. По его словам, с твоим звонком к нему вернулись кошмары.

– Кошмары не должны были мучить его никогда. Вынесенный им диагноз оказался верен, но его подставили. Его пациент, Джошуа Эпплтон Четвертый, умер в клинике, как и предсказывал Кроуфорд.

– И при его смерти присутствовали два хирурга со стороны и одна или две частных медсестры, – добавил Шилдс. – Не знаю, какие мысли возникли у тебя в тот момент, начал ли ты догадываться о правде, но, полагаю, именно тогда ты убедил молодого Амоса Лафоллета слетать в Вашингтон и забрать кое-какие старые рентгеновские снимки.

– Все произошло так быстро, что точную хронологию событий я сейчас уже и не вспомню, – сказал Брэндон, разворачивая катер по ветру. – Талейникова и Тони держали в заложниках; времени разрабатывать тщательные планы не было. Я двигался вперед вслепую, но останавливаться было нельзя.

– Однако ты понимал, что рентгеновские снимки смогут подтвердить зарождающиеся у тебя подозрения, какими бы немыслимыми они ни казались.

– Да, – задумчиво согласился Скофилд, устремив взгляд на волны. – Это были рентгеновские снимки зубов, сделанные так давно, в таких разных местах, что подделать их было невозможно – не говоря уж о том, чтобы уничтожить.

– Но у тебя был только один набор снимков, не так ли, Брэндон, и тебе был нужен второй, чтобы сравнить их друг с другом?

– Естественно, – подтвердил Скофилд, снова поворачиваясь к Шилдсу, – и поскольку ты зашел так далеко, ты, разумеется, уже догадывался, кто это был.

– Совершенно верно, но я ничего не мог доказать, потому что второй набор снимков был у тебя. В той «мемориальной» комнате в Луисберг-Сквере ты, как и я, увидел, что Эпплтон вместе со своим лучшим другом учились в академии Андовера[27]. Ты отправился туда, разыскал зубного врача – близкие друзья, тем более подростки, оторванные от дома, наверняка ходили к одному и тому же дантисту, – и уговорил его отдать рентгеновские снимки обоих.

– Значит, вот когда ты узнал всю правду, – кивнул Скофилд. – Отличная работа, Фрэнк. И я это говорю от чистого сердца.

– Вот каким был твой козырь в переговорах об освобождении Антонии и Талейникова.

– Какой козырь? – спросил окончательно сбитый с толку Камерон Прайс.

– Рентгеновские снимки доказывали, что в тот день почетным гостем в Эпплтон-холле был не сенатор Джошуа Эпплтон, а его близкий друг и бывший однокурсник, по имени Джулиан Гуидероне, сын Пастушонка, который должен был вскоре занять Белый дом – со всеми вытекающими последствиями.

– О господи, – пробормотал Камерон, – так, значит, Брэй, ты говорил мне правду?

– Молодой человек, ты хочешь сказать, что Косоглазому ты готов поверить, а мне – нет?

– Ну, ты должен признать, что Фрэнк заполнил много пробелов, которые ты не удосужился заткнуть.

– Не все. – Скофилд посмотрел на Шилдса. – Этот Кроуфорд объяснил тебе, кто был одним из хирургов, сменивших его?

– Разумеется, объяснил, и назвал его фамилию. Это был один из самых известных швейцарских специалистов в области косметической хирургии. Двери его клиники были открыты только для самых богатых. И поверите ли вы, что он погиб в автокатастрофе? Его машина, потеряв управление, сорвалась с обрыва неподалеку от Вильфранша. Через три дня после того, как этот хирург покинул Бостон и вернулся в Европу.