Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории - Дэвид Чалмерс

Эпистемологический миф. Вначале у меня имеются только факты о моем сознательном опыте. Отсюда я вывожу факты о средней величины объектах в мире, а в конечном счете и микрофизические факты.

Из регулярности этих фактов я заключаю к физическим законам, а значит, и к новым физическим фактам. Из регулярных соотношений моего сознательного опыта и физических фактов я заключаю к психофизическим законам, а значит и к фактам, касающимся сознательного опыта других существ. Мне кажется, что я достиг пределов абдукции, и я предполагаю, что это всё. Мир гораздо больше, чем вначале казалось, и поэтому я выделяю изначальный сознательный опыт, обозначая его в качестве моего опыта.

Отметим совершенно разную последовательность действий в этих двух перспективах. Эпистемология кажется чуть ли не онтологией наоборот. Отметим также, что Бог, похоже, не в силах зафиксировать мой индексикальный факт. Возможно, это еще один повод усомниться в этом факте.

Тезис о логической супервентности большинства высокоуровневых феноменов не получил такого широкого признания, какое он мог бы получить, даже среди тех, кто дискутирует на тему супервентности. Хотя этот момент часто остается без обсуждения, многие подозрительно относились к тому, чтобы рассматривать концептуальную модальность в качестве надлежащего инструмента для работы с отношениями супервентности. Насколько я могу судить, эта нерешительность была вызвана рядом причин, ни одна из которых в конечном счете не кажется мне весомой.

Во-первых, проблема логически возможных физически идентичных миров с разным добавочным нефизическим содержанием (ангелами, эктоплазмой) подтолкнула некоторых авторов к предположению о том, что отношения супервентности не могут быть логическими (Haugeland 1982; Petrie 1987), но мы уже видели, как можно решить эту проблему. Во-вторых, многие полагали, что соображения относительно апостериорной необходимости показывают невозможность выражения отношений супервентности через значения (Brink 1989; Teller 1984). Мы видели, однако, что отношения супервентности, основанные на апостериорной необходимости, могут рассматриваться в качестве разновидности логической супервентности. В-третьих, существует общий скепсис по поводу понятия концептуальной истины, идущий от Куайна; но мы видели, что здесь он неуместен. В-четвертых, беспокойства в связи с «редуцируемостью» заставляли некоторых предположить, что супервентность в целом не является концептуальным отношением (Heilman and Thompson 1975). Неясно, однако, существуют ли серьезные аргументы против редуцируемости, которые были бы серьезными аргументами и против логической супервентности. В-пятых, сам феномен сознательного опыта иногда используется для демонстрации того, что отношения супервентности в целом не могут иметь логический характер (Seager 1988); но мы видели, что сознательный опыт является чуть ли не уникальным примером отсутствия логической супервентности. Наконец, тезис о том, что отношения супервентности не являются в целом логическими, зачастую высказывается без каких бы то ни было доказательств, как то, в чем, как предполагается, должен быть убежден любой разумный человек (Bacon 1986; Heil 1992)[67].

Вполне вероятно, что любое отношение супервентности высокоуровнего свойства на физическом в конечном счете оказывается либо (1) отношением логической супервентности в его первичной или вторичной разновидности, либо (2) контингентным отношением естественной супервентности. Если некий кандидат на роль отношения супервентности не подходит под эти случаи, у нас есть серьезное основание считать, что здесь вообще отсутствуют объективные высокоуровневые факты (возможно, что именно так обстоит дело с моральными фактами). В главе 4 я приведу дополнительные аргументы в пользу несуществования сколь-либо глубокой разновидности супервентности, занимающей место между логической супервентностью и естественной супервентностью.

В принципе, это дает нам унифицированную объяснительную картину. Почти каждый феномен является редуктивно объяснимым в слабом смысле, очерченном ранее. Исключением является сознательный опыт и, возможно, индексикальность, наряду с предельными микрофизическими фактами и законами, которые надо признать фундаментальными.

Здесь стоит на мгновение задержаться и ответить на вопрос, поставленный Блэкберном (Blackburn 1985) и Хорганом (Horgan 1993): как мы объясним сами отношения супервентности? Если речь идет об отношении логической супервентности, основанном на первичном интенсионале понятия, для этого нужно лишь провести надлежащий анализ понятия, возможно, в функциональных или структурных терминах, и отметить, что его референция инвариантна в физически идентичных мирах. Здесь сам супервентностный кондиционал является априорной концептуальной истиной. Если речь идет об отношении супервентности, основанном на вторичном интенсионале, то супервентность можно объяснить, заметив, что первичный интенсионал интересующего нас понятия выделяет некий референт в актуальном мире, инвариантно проецирующийся (посредством придания жесткости) на физически идентичные миры. Всё, что здесь нужно нам для объяснения, — это априорный концептуальный анализ в сочетании с контингентными фактами, связанными с актуальным миром[68]. Что же касается отношения сугубо естественной супервентности, то оно само будет контингентным законом. В лучшем случае оно будет объяснимо в терминах более фундаментальных законов, в худшем — закон супервентности сам будет иметь фундаментальный характер. Как бы то ни было, мы будем объяснять некие регулярности в мире при помощи фундаментальных законов, так же как мы делаем это в физике, и, как всегда, наше объяснение должно будет остановиться на фундаментальных законах. Мы видели, что сугубо естественная супервентность — дорогое удовольствие в онтологическом плане, так что нам еще повезло, что правилом является логическая супервентность, а естественная есть лишь исключение из него

Часть II

Нередуцируемость сознания

Глава 3

Можно ли редуктивно объяснить сознание?

1. Является ли сознание логически супервентным на физическом?

Почти всё в мире можно объяснить в физических терминах, и естественно ожидать, что сознание тоже могло бы объясняться подобным образом. В этой главе я, однако, попытаюсь показать, что сознание ускользает из сети редуктивного объяснения. В одних лишь физических терминах мы никогда не сможем объяснить появление сознательного опыта. Этот вывод может показаться негативным, но он ведет к сильным позитивным следствиям, которые будут раскрыты мной в других главах.

Для демонстрации отсутствия редуктивного объяснения мы должны показать, что сознание не является чем-то логически супервентным на физическом. В принципе, мы должны показать, что оно не является глобально супервентным — то есть что факты о сознании не вытекают из всей совокупности микрофизических фактов мира. На практике аргументацию проще проводить на локальном уровне, доказывая, что микрофизические факты, касающиеся того или иного индивида, не влекут факты о сознании. Когда речь идет о сознании, локальная и глобальная супервентность, похоже, разделяют одну и ту же судьбу, так что не имеет большого значения, каким образом будет разворачиваться наш аргумент: если сознание вообще супервентно, оно почти наверняка будет локально супервентным. Но если это оспаривается, то все аргументы могут быть развернуты и на глобальном уровне, для чего не потребуется никаких хитроумных изменений.

Как можно показать, что сознание не является логически супервентным на физическом? Есть разные пути. Мы можем поразмышлять о том, что может быть представлено, чтобы напрямую заключить от этого к логической возможности ситуации, в которой имеются точно такие же физические факты, хотя факты, касающиеся опыта, оказываются иными. Мы можем апеллировать к эпистемологии, доказывая, что между знанием о физических фактах и знанием о сознании отсутствует надлежащее связующее звено. И мы можем напрямую апеллировать к понятию сознания, доказывая, что никакой его анализ не может обосновать логическую зависимость феноменального от физического. В дальнейшем я приведу аргументы, использующие все три упомянутые стратегии. Первые два аргумента — это, по сути, аргументы от представимости, вторые два — от эпистемологии, а пятый аргумент есть аргумент от анализа. В этих пяти аргументах есть некая избыточность, но вместе они составляют сильный довод.

Можно действовать и более прямым способом, доказывая отсутствие редуктивного объяснения без развернутого обращения к логической супервентности. Я избирал этот путь в другом месте, но здесь я предприму более детализированный анализ для придания полноты своему аргументу. Тем не менее довод против редуктивного объяснения и критика существующих редуктивных объяснений (в параграфе 2 ниже) должны сохранять свое значение даже без этого анализа. И читатели при желании могли бы напрямую обратиться к ним, по крайней мере при первом чтении.