Принцесса крови - Дмитрий Агалаков

…Там, где наступал левый фланг французских конных рыцарей, где громоздились друг на друга тела лошадей и людей, покрытые сталью и глубоко застрявшими в ней стрелами, оглядывающий окрестности лучник, невысокий ростом, остановился:

— Эх ты! Посмотрите-ка…

Под его ногой пошевелилась рука в стальной перчатке: рыцарь все еще держал меч — богатый, крестовина которого так и сверкала золотыми узорами. Это был француз, как пить дать, француз! Лучник вытащил из его руки грозное оружие, закутал его в первый попавшийся на глаза плащ, который он тут же стянул с убитого, лежавшего рядом лучника. Может быть, убитого этим самым рыцарем. Затем, поразмыслив, ухватил рыцаря за руку и потянул на себя. Да только тщетно. Он был крепко завален телами убитых.

Тогда англичанин снял с руки рыцаря чешуйчатую перчатку, и не ошибся — дорогущий перстень сидел на среднем пальце рыцаря. Целого села, где жил лучник, стоил такой перстень!

— Вот это да! — воскликнул вояка-простолюдин.

Он хотел было отрубить руку рыцарю, чтобы похвастаться перед своими товарищами, но передумал. Лучник стащил перстень, присмотрелся. Это была золотая печатка. И на этой печатке, помимо прочего, красовались три лилии.

— Ого! — вырвалось у лучника.

Он был не дурак и знал, что три лилии — это герб французских королей, с которыми уже целый век они воевали за большую землю. «Неужто король?» — подумал лучник, но потом отрицательно покачал головой:

— Нет, вряд ли.

Король их, говорили, был безумен и не выходил из своего дворца, так и сидел годы напролет в своей столице.

А может, сын короля?..

Лучник огляделся: в поле было немало его товарищей, собиравших стрелы, оружие, искавших раненых друзей-товарищей, и не менее того — желавших отыскать пленника, а нет — добить проклятого француза. Разбросав несколько тел, лучник все-таки напрягся и вытащил из-под конских ног наружу рыцаря, оказавшегося в отменном доспехе. Его кираса была изрублена, наплечники тоже. Как видно, он дрался до последнего, пока не свалился без чувств. Лучник хотел было открыть забрало, но не удалось — насмерть заело замки. Тогда англичанин стащил с головы рыцаря его дорогой и причудливый шлем, украшенный гравировкой с позолотой. Ох, и родовитым был этот молодой воин, мог поклясться он всеми святыми! И преисподней тоже.

Кажется, рыцарь еще дышал…

Лучник вновь огляделся: битва была закончена. Вряд ли бы кто теперь стал его наказывать за то, что он приволочет в свой стан аристократа в таком богатом доспехе. Только бы не издох по дороге.

В эту минуту рыцарь открыл глаза. Лучник подмигнул ему.

— Ты кто? — спросил англичанин.

Рыцарь что-то прошептал, но лучник только поморщился.

— Кто, кто? — переспросил он. — А ну, говори яснее. — Он занес над рыцарем свой топор. — Если не скажешь толково, сейчас тебя и прикончу. Порублю на кусочки башку твою французскую! — Смягчившись, лучник все же склонился над рыцарем, желая помочь ему. — Ну?

— Герцог Орлеанский, — прошептал тот.

— Герцог? — нахмурился лучник, первое слово он расслышал, второе — нет. — Какой герцог?..

— Орлеанский, — уже громче проговорил рыцарь, понимая, что от этого зависит его жизнь. — Внук короля Франции Карла Пятого, племянник короля Франции Карла Шестого…

Лицо лучника расцвело, он рассмеялся, подставляя все свое рыжее море конопушек моросящему дождю.

— Знал я, сегодня мне повезет! Дорого, верно, милорд, стоит ваша шкура?

— Дорого, — ответил тот.

Лучник хотел было вновь обрадоваться, но вдруг нахмурился:

— А жить-то, милорд, будете? Не протянете ноги раньше времени? А не то притащу я вас в лагерь, а вы дух испустите?

— Жить я буду, — откликнулся рыцарь. — Буду…

— И то дело. Сейчас найду коня и подведу его. — Он уже озирался, выискивая глазами свободную лошадь, которую пока еще никто не перехватил. — Никуда не отползайте, милорд, — весело воскликнул он. — Не сердите меня! Я вспыльчивый малый! — Его лицо вдруг стало нарочито суровым. — Запомните, теперь вы принадлежите Вильяму из Уэльса по прозвищу Вилли-Нос!

Карл Орлеанский смотрел на вечернее небо. Где-то рядом слышалась английская речь. Перебранка. Смех. Шелестел дождь, но совсем непривычно — не как в лесу или поле. Тут и там капли барабанили по металлу. Кричала смертельно раненная лошадь, которую еще не успели добить. Звуки подкрадывались к нему, становились полнее. Вздохи и мольба о помощи раненых точно перекликались повсюду друг с другом. Все поле, укрытое дождем, гулко стонало, словно горевало о своей судьбе… Герцог подумал о сотнях французских рыцарей, так бесславно в этот день выстеливших своими телами поле. Он подумал о боевом товарище герцоге Жане Алансонском — что сталось с ним? Карл Орлеанский не знал, что принц крови д, Алансон, еще в начале битвы окруженный англичанами, поняв, что сопротивление бесполезно, сорвал с головы шлем и выкрикнул: «Я — Жан Алансонский! Сдаюсь!» Но это его не спасло. С десяток копий и мечей уже были нацелены на него. И хотя стоил он дорого, англичане в кровавом пылу закололи его. Он подумал об Артюре де Ришмоне, что бился на правом фланге. Что с ним — убит, как и многие другие? Артюр де Ришмон и впрямь лежал на той стороне поля, он был завален горой трупов — французов и англичан. Конечно, герцог Орлеанский не мог знать, что де Ришмона найдут так же, как и его. Откопают. Кираса истекающего кровью графа окажется изрублена, и английский топор будет торчать из его шлема — из рассеченного забрала. А в десяти шагах от де Ришмона будет лежать командир правого фланга — маршал Буссико, весь истыканный английскими стрелами, но тоже выживший, раненый.

Глотая дождь, слизывая кровь с губ, Карл Орлеанский всего этого знать не мог. Как и того, что, отбившись от англичан, его командир де Буа-Бурдон дал клич к отступлению тому небольшому количеству рыцарей, что еще оставались с ним и которым улыбнулась надежда на спасение…

— А вот и я, милорд, — расплылось над ним рыжее и довольное лицо лучника с приплюснутым носом. — Вокруг столько мертвечины, что к вам и не подберешься! Небось, хорошо поработали сегодня мечом, а? Вон сколько наших вокруг вас полегло. А то что герцог, племянник короля, это хорошо. У меня в Уэльсе, в родной деревне, невеста, Мэри, вот она рада будет, когда узнает, какой куш мне достался! Мне бы теперь вас на лошадь как-то взгромоздить. Вон, на вас железа-то сколько. Так ведь и оно дорогое. За такой доспех я смогу себе новый дом построить. С большим участком. И овец штук пятьдесят прикупить, да еще отложить на черный день. Сейчас я вас обвяжу, да затащу на лошадь, перекину через седло. Только вы смотрите, помогайте мне. И смотрите, Богу душу не отдайте, милорд, вы теперь мне дороги, ой как дороги!