Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

— Слушайте! Слышите? Начался подвижной заградительный огонь.

Артиллерийские батареи перемещали огонь вперед, создавая подвижный барьер из взрывов, который не позволял продвинуться вперед или отступить ни одному живому существу.

Теперь смелые союзники были готовы к решительному наступлению. Они ждали под брустверами в передовых английских траншеях, каждый солдат — в полной выкладке весом почти шестьдесят фунтов.

Грохот разрывов укатился вперед, оставив после себя звон в ушах и ошеломление. По траншеям зазвучали свистки командиров, все поднялись и столпились у подножия осадных лестниц. Потом, как полчище леммингов в хаки, выбрались из своих нор на поверхность и ошеломленно принялись разглядывать окружающее.

Они стояли на преобразившейся опустошенной земле, так измочаленной снарядами, что не осталось ни стебелька травы, ни ветки на деревьях. Только разбитые древесные пни торчали перед ними из мягкой грязи цвета испражнений. Этот страшный пейзаж заволакивал желтоватый дым сгоревшей взрывчатки.

— Вперед! — прозвучал приказ, и свистки командиров снова погнали солдат.

Держа перед собой длинные ружья «Ли-Энфилд» с примкнутыми штыками, погружаясь по щиколотку, а то и по колено в мягкую землю, сползая в перекрывающиеся воронки и выбираясь из них, они двигались вперед; строй изгибался и выпячивался, клубящийся туман ограничивал горизонт сотней шагов.

Они не видели ни следа вражеских траншей. Брустверы были уничтожены, сровнены с землей. Над головой непрерывно проносились снаряды, каждые несколько секунд в их плотные ряды попадал снаряд из своих орудий.

— Сомкнуться в центре!

Брешь, проделанную снарядом, заполняли другие безликие тела в хаки.

— Держать строй! Держать строй!

Непрерывный гул пушек почти заглушал приказ.

Потом сквозь дым они увидели впереди блеск серой стали. Это была невысокая стена из металлических, смыкающихся друг с другом чешуй, что напоминало спину крокодила.

У немецких пулеметчиков было семь дней на подготовку, и когда огонь английской артиллерии перекатился через них и ушел дальше, они извлекли оружие из блиндажей и установили на треножниках на краю разрушенных траншей. Каждый пулемет «максим» был снабжен стальным щитом для защиты расчета от ружейного огня, и пулеметы стояли так близко друг к другу, что эти щиты соединялись.

Английская пехота шла по открытой местности прямо на стену пулеметного огня. Увидев пулеметы, первые ряды с криком устремились вперед, чтобы достать противника штыками. И наткнулись на огонь.

Солдат уверяли, что артиллерия разнесет проволочные заграждения в клочья. Этого не случилось. Взрывы нисколько не повредили проволоке, только спутали ее и превратили в еще более непреодолимую преграду. Пока солдаты барахтались в колючей проволоке, немецкие пулеметчики открыли огонь.

Пулемет «максим» выпускает 500 пуль в минуту. Он слывет самым надежным и мощным из всех когда-либо созданных пулеметов и в те дни доказал, что он — самое смертоносное оружие человека. Ряды английских солдат, плечом к плечу выходящие из порохового тумана, старавшиеся сохранить жесткий строй, оказались для «максима» прекрасной целью. Сплошная стена огня прошлась по рядам солдат, как серп жнеца. Это была неслыханная, невиданная в военной истории бойня.

Потери были бы еще больше, если бы у наступавших под пулеметным огнем не возобладал здравый смысл и они не сломали бы строй. Вместо того чтобы продолжать тяжело двигаться вперед, они попробовали продвигаться ползком и небольшими группами, но и эти группы отбрасывал пулеметный огонь.

Новое грандиозное наступление союзников на Западном фронте захлебнулось, едва начавшись, и немцы, удерживавшие гряду напротив Морт-Омма, перешли в контратаку.

* * *

Сантэн постепенно поняла, что далекий катаклизм завершился, сменившись непривычной тишиной.

— Что случилось, папа?

— Английские войска заняли артиллерийские позиции немцев, — возбужденно объяснил граф. — Я хочу поехать туда и взглянуть на поле битвы. Хочу стать свидетелем коренного перелома в истории…

— Вы не сделаете подобной глупости! — решительно сказала ему Анна.

— Глупая баба! Да пойми ты, сейчас, в эту самую минуту, пока мы тут болтаем, союзники идут вперед, сминая немецкий фронт.

— Я другое понимаю: нужно накормить корову, а из подвала убрать навоз…

— А история тем временем проходит мимо, — капитулировал граф и отправился в подвал.

Но вот стрельба возобновилась, гораздо ближе, оконные стекла задрожали в рамах. Граф бегом поднялся по лестнице во двор.

— А что сейчас происходит, папа?

— Это агония немецкой армии, — объяснил граф, — последние конвульсии умирающего исполина. Но не волнуйся, малышка, англичане скоро окружат их. Нам нечего бояться.

Грохот пушек стал громче, его еще больше усилил ответный огонь английской артиллерии, пытающейся остановить немецкую контратаку на передовые линии союзников на гряде.

— Очень похоже на прошлое лето.

Сантэн с недобрым предчувствием смотрела на темные очертания меловой гряды на горизонте. Из-за разрывов они слегка расплывались у нее перед глазами.

— Надо им помочь, хоть чем-нибудь, — сказала Сантэн Анне.

— Надо думать о себе, — возразила Анна. — Нам ведь нужно жить, и мы не можем…

— Идем, Анна, мы теряем время.

По настоянию Сантэн они сварили в четырех больших медных котлах суп из репы, сушенного гороха и картошки, приправленный костями от окороков. Почти истратив свои запасы муки, пекли одну за другой порции хлеба, потом загрузили все это в ручную тележку и покатили к главной дороге.

Сантэн хорошо помнила бои прошлого лета, но то, что она увидела сейчас, ошеломило ее.

Дорога была запружена, ее волна за волной заливал прибой войны, идущий в обоих направлениях; эти волны встречались, смешивались и снова разделялись.

С гряды, набитые в медленно движущиеся санитарные машины, в запряженные лошадьми телеги и повозки, двигались человеческие отбросы битвы, оборванные, окровавленные, искалеченные и теряющие кровь; их несли на плечах более сильные товарищи, они хромали на импровизированных костылях или, перебираясь через глубокие грязные рытвины, цеплялись в поисках поддержки за борта машин.

В противоположную сторону двигались резервы и подкрепления, которые должны были остановить немецкое наступление на гряду. Они шли длинными шеренгами, уставшие и согнувшиеся под тяжестью амуниции, и даже не смотрели на огрызки людей, выплюнутые битвой, в которой им предстояло участвовать. Они тащились вперед, глядя под ноги; останавливались, когда путь что-нибудь преграждало, стояли терпеливо, как скотина, и снова трогались с места, когда делал шаг идущий впереди.

Справившись с первоначальным потрясением, Сантэн помогла Анне поставить тележку на обочине; Анна наливала суп в кружки, а Сантэн передавала их с толстыми ломтями свежевыпеченного хлеба проходящим мимо утомленным раненым солдатам.

Еды катастрофически не хватало, они могли покормить только одного из ста. Сантэн выбирала тех, кто больше в этом нуждался, и те выпивали суп и жадно съедали хлеб.

— Благослови вас Бог, мисс, — говорили они и, спотыкаясь, шли дальше.

— Посмотри им в глаза, Анна, — прошептала Сантэн. — Они уже заглянули в могилу.

— Хватит нести вздор, — вспылила Анна. — У тебя опять начнутся кошмары.

— Никакой кошмар не может быть хуже, — тихо ответила Сантэн. — Посмотри вон на того.

Оба глаза солдата были вырваны шрапнелью, рана замотана окровавленной тряпкой. Он шел, держась за другого солдата, у которого обе раздробленные руки были подвязаны к груди. Слепой держался за его ремень, и когда спотыкался на скользкой грязной дороге, оба едва не падали.

Сантэн выудила их из потока и держала миску у губ безрукого солдата.

— Ты хорошая девочка, — прошептал тот. — Сигареты нет?

— Простите.

Она покачала головой и повернулась, чтобы поправить повязку на глазах второго. Мельком увидев, что под повязкой, она задохнулась, и руки у нее задрожали.