Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

Сантэн видела шлемы солдат в траншеях и короткие стволы пулеметов — их поднимали над земляными брустверами. Первые бегущие достигли линии окопов и скрылись в них.

Сантэн вздрогнула, услышав позади звук выстрела, и, повернувшись, увидела серый дым, поднимающийся над английской артиллерийской батареей у подножия холма. Пушки были так искусно скрыты маскировочной сеткой, что до этого выстрела она их не замечала.

Тут она разглядела другие пушки, в лесу и саду; они открыли огонь по невидимому противнику, и среди только что выкопанных земляных укреплений вспухли разрывы ответных немецких выстрелов. Из оцепенения ее вывел крик; оглянувшись, она увидела поднимающийся по тропе на вершину взвод пехотинцев. Ими командовал младший офицер, который яростно махал ей руками.

— Убирайся отсюда, дура! Не видишь — война!

Сантэн повернула Нюажа к тропе, пустила галопом, проскакала мимо солдат, а когда оглянулась, увидела, что они уже лихорадочно копают твердую землю на вершине холма.

Добравшись до перекрестка, Сантэн остановила жеребца. Машины исчезли, остались только застрявшие в кювете и брошенные. Однако дорога была забита одетой во что попало отступающей пехотой, солдаты сгибались под тяжестью груза: они несли на спинах части пулеметов, ящики с боеприпасами и другое снаряжение, которое удалось спасти.

Свистками и криками офицеры собирали их и направляли с дороги в только что вырытые траншеи.

Неожиданно над головой Сантэн пронесся могучий звук, похожий на рев урагана, и она боязливо пригнулась. В ста шагах от того места, где она сидела, разорвался снаряд, и Нюаж встал на дыбы. Она удержала равновесие и успокоила лошадь голосом и прикосновением.

Тут она увидела едущий по дороге к шато грузовик и, приподнявшись на стременах, разглядела на его борту красный крест в белом круге. Она поскакала навстречу и увидела, что за первым грузовиком к перекрестку идут еще семь таких же. Поравнявшись с кабиной первого грузовика, она спросила:

— Вас послали в шато?

— Чего тебе, милая?

Шофер не понимал ее английский с сильным акцентом, и она от досады подскочила в седле.

— Капитан Кларк? — попробовала она снова, и он понял. — Вы ищете капитана Кларка?

— Да, вот именно. Капитан Кларк! Где он?

— Идемте! — Сантэн повысила голос, перекрикивая очередной взрыв и электрический треск шрапнели над головой. — Идемте! — жестом показала она и пустила Нюажа по аллее.

Она поскакала перед вереницей машин по подъездной дороге к шато и увидела взрыв у конюшни; еще один разнес теплицу в начале огорода. Стеклянные стены разлетелись алмазным на солнце потоком осколков.

«Шато — самая очевидная цель», — догадалась Сантэн и галопом промчалась на Нюаже во двор.

Его уже заполнили раненые. Первая машина остановилась у лестницы; шофер и санитар выпрыгнули и принялись затаскивать в фургон носилки с ранеными.

Сантэн пустила Нюажа в загон у конюшни и побежала к кухонной двери. Позади снаряд угодил в черепичную крышу длинного здания конюшен, проделав в ней дыру и обрушив часть каменной стены. Но конюшни были пусты, и Сантэн вбежала в кухню.

— Где ты была? — спросила Анна. — Я так тревожилась…

Сантэн мимо нее пробежала в свою комнату. Сняла с гардероба ковровый саквояж и принялась бросать в него одежду.

Где-то наверху оглушительно грохнуло. На потолке откололась и посыпалась вниз штукатурка. Сантэн бросила в саквояж фотографию в серебряной рамке, открыла шкаф и нашла свою шкатулку с драгоценностями и дорожный несессер. Воздух был белым от известковой пыли.

Еще один снаряд разорвался на террасе рядом с ее спальней, и окно над кроватью Сантэн вылетело. Осколки стекла обстреляли стены, один задел ее руку и оставил кровавую царапину. Сантэн слизнула кровь, опустилась на колени, заползла под кровать и отодвинула неприколоченную половицу.

В углублении лежала кожаная сумка со всеми сбережениями семьи. Сантэн взвесила на руке почти двести франков в золотых луидорах и положила сумку в саквояж.

Волоча за собой саквояж, она по лестнице спустилась в кухню крикнула Анне:

— Где папа?

— Пошел наверх. — Анна складывала в мешок для зерна связки лука, окорока и караваи. Подбородком она указала на пустой крюк на стене. — Взял с собой ружье и много коньяка.

— Я приведу его, — выдохнула Сантэн. — Присмотри за саквояжем.

Она подобрала юбку и побежала назад по лестнице.

На верхних этажах шато царил хаос. Санитары пытались освободить зал и лестницы.

— Сантэн! — крикнул ей Бобби Кларк. — Вы готовы уходить?

Он помогал нести носилки, и ему приходилось кричать, чтобы перекрыть голоса санитаров и стоны раненых.

Сантэн пробивалась через поток идущих навстречу людей. Бобби схватил ее за рукав, когда она поравнялась с ним.

— Куда вы? Надо уносить ноги!

— Отец! Я должна найти отца.

Она вырвалась и побежала дальше.

Самый верхний этаж был пуст. Сантэн побежала по нему с криками:

— Папа! Папа! Где ты?

Она пробежала по длинной галерее, со стен которой на нее высокомерно смотрели портреты предков.

В конце галереи она всей тяжестью навалилась на закрытую дверь. За ней находились комнаты ее матери, в которых все эти годы граф ничего не менял.

Он сидел в гардеробной, перед портретом матери Сантэн, на стуле с высокой спинкой, накрытом вышитой тканью, и поднял голову, когда дочь ворвалась в комнату.

— Папа, надо уходить! Немедленно!

Он словно не узнал ее. На полу между ног графа стояли три непочатые бутылки коньяка, а еще одну он держал за горлышко. Эта бутылка была наполовину пуста. Он поднял ее и, по-прежнему глядя на портрет, отпил из горлышка.

— Пожалуйста, папа, надо уходить!

Еще один снаряд разорвался где-то в восточном крыле шато, но граф даже не моргнул своим единственным глазом.

Она схватила его за руку и попыталась поднять, но граф был рослым и грузным. Коньяк пролился ему на грудь.

— Немцы прорвались, папа! Пожалуйста, идем со мной.

— Немцы! — неожиданно взревел он и оттолкнул от себя Сантэн. — Я снова сражусь с ними!

Граф взял с колен длинноствольное ружье и выстрелил в потолок. Известковая пыль набилась ему в волосы и усы, драматично состарив.

— Пусть придут! — ревел он. — Я, Луи де Тири, говорю: пусть придут! Я жду!

Он обезумел от алкоголя и отчаяния, но Сантэн пыталась поднять его на ноги.

— Мы должны уходить!

— Никогда! — взревел он и отшвырнул ее от себя, на этот раз более грубо. — Я никогда не уйду. Это моя земля, мой дом, дом моей дорогой жены… — Его единственный глаз безумно блеснул. — Моей дорогой жены! — Он протянул руку к портрету. — Я останусь здесь с нею. Я сражусь с ними на своей земле!

Сантэн схватила отца за руку и потянула, но он легко отбросил ее к стене и стал перезаряжать старинное ружье.

Сантэн прошептала:

— Надо привести Анну на помощь.

Она побежала к двери. В северной части шато разорвался еще один снаряд. Вслед за грохотом падающих кирпичей и разбитого стекла пришла взрывная волна. Девушка упала на колени. Со стены попадали тяжелые портреты.

Сантэн встала и побежала по галерее. Запах горящего пороха смешивался с острым запахом дыма и гари. Лестница была почти пуста. Выносили последних раненых. Когда Сантэн выбежала во двор, две перегруженные санитарные машины выехали за ворота и двинулись по подъездной дороге.

— Анна! — закричала Сантэн.

Анна укладывала мешок и саквояж на крышу одного из фургонов, но спрыгнула и побежала к Сантэн.

— Ты должна мне помочь, — выдохнула Сантэн. — Там папа!

Три снаряда один за другим попали в шато, еще несколько разорвались перед конюшней и в огороде. Должно быть, немецкие наблюдатели заметили движение в здании. Их батареи пристрелялись к цели.

— Где он? — спросила Анна, не обращая внимания на обстрел.

— Наверху. В маминой гардеробной. Он не в себе, Анна.

— Просто пьян.

— Я не могу его сдвинуть.

Войдя в дом, они сразу почувствовали запах пожара. Они поднимались, и запах становился сильнее, вокруг собрались густые клубы дыма. К тому времени как они поднялись на второй этаж, обе кашляли и с трудом дышали.