Останется память - Сергей Васильев

– Нет! Чем дольше я буду лететь, тем сложнее будет решиться, как ты не понимаешь? Ты бы видел Землю отсюда, Костя! Это – чудо! Все цвета на ней есть. Зеленый, желтый, синий, коричневый… Нет только красного. Красный – цвет огня, цвет смерти. Но я всё равно не хочу жить так, как жила там, у вас внизу. Не хочу! Понимаешь?!

– Внизу люди. Много людей. Они ничего не знают.

– Отсюда никого не видно. Небольшой разноцветный шар, неторопливо крутящийся подо мной. Абсолютно пустой. Моря, океаны, леса, пустыни, горы. И ни одного человека.

– Ты их увидишь. Обещаю. Когда ракета сойдет с орбиты. Ты увидишь их всех. Они промелькнут перед тобой за те несколько секунд, когда ракета войдет в атмосферу и начнет сгорать, словно метеорит. Увидишь лица. Тысячи лиц, смотрящих в небо, на тебя. На падающую звезду. А потом эта звезда рухнет прямо на них. Но этого ты не узнаешь. Атмосфера спалит тебя намного раньше.

– Значит, они заслужили это. Если ты проверяешь мою решимость, знай – я не отступлю. Я никогда не отступала. Всегда добивалась, чего хотела. Всегда!

Я повернулся к Никольскому:

– В ее жизни должен быть эпизод, когда она не смогла сделать то, что хотела. Когда кто-то был сильнее ее и заставил поступать вопреки желанию. Узнайте.

Никольский схватился за телефон и принялся судорожно крутить диск.

– Что ж, Чайка. Проверьте бортовые системы. Отказ какой-либо из них может спровоцировать либо преждевременный сход с орбиты, либо превращение орбиты в расходящуюся от центра. Как начнете – незамедлительно сообщайте результаты проверки.

– Аппаратура в порядке, – подал реплику сотрудник Центра. – Проверять не имеет никакого смысла.

– Зина – в истерическом состоянии. Ей нужно отвлечься механической работой. Она успокоится. И тогда я начну давить.

Между тем, Зина принялась считывать показания приборов и сухо их сообщать. Нажимать кнопки и тумблеры, проходить тесты и тут же докладывать результаты проверки. Я в этом ничего не понимал и всё время поворачивался, чтобы получить подтверждение контролеров – всё ли в порядке, или надо начинать беспокоиться. На удивление, всё проходило штатно. Занять Зину устранением неполадок явно не получалось.

– Есть! – Никольский дернул меня за рукав. – Нашли!

– Что именно?

Никольский зачитал по бумажке:

– В 1914 году гражданка Зинаида Лопухина, год рождения 1899, возвращаясь вечером домой, подверглась насилию неустановленного количества неизвестных лиц. Меры к их поимке были приняты незначительными и не привели к поимке вышеозначенных лиц. Дело закрыто по сроку давности.

– Ясно.

Зину было жалко. Понятно, что она озлобилась, и всех вокруг считает врагами. И хочет их уничтожить. Радикальный способ – убить многих, чтобы обидчики обязательно оказались в их числе.

– Она давала показания? Может, кого-нибудь узнала?

– Д-да, – Никольский дико посмотрел на меня. – Сына тогдашнего премьер-министра…

– Думаю, ее показания во внимание не приняли. И влиятельный человек найден не был. Ведь так?

– Н-но как же?.. Такого человека… К тому же…

– Вот и результат. Один человек против ста тысяч и диктатуры, которая уничтожит еще несколько миллионов.

– Может, доставить сюда этого сынка и наказать перед микрофоном? Или пообещать Зине, что обязательно его накажем? Что правосудие, наконец, восторжествует?

– Подозреваю, что она никому не доверит наказание, – я зло усмехнулся. – Как думаете, она его сначала оскопит и только потом зарежет?

Никольский сглотнул.

– Что же делать?

– Доставьте его на орбиту. Тогда у Зины не будет стремления вернуться на Землю. Убийственно вернуться, – я практически издевался.

Но Никольский мой совет принял за чистую монету и тут же осведомился, как быстро может взлететь следующая ракета. Ему ответили, что не раньше, чем через два часа.

– За это время мы его найдем, поднимем из постельки, доставим сюда и засунем в ракету. Пусть полетает. Нечего малолеток насиловать, – Никольский кровожадно потирал ладони. – Константин, вы только Зину предупредите. Чтобы она там подождала. На станции.

К этому моменту Зина как раз закончила с приборами и доложила, что неисправностей не выявлено. Я не знал, как начать. Выполнит Никольский обещание или сразу забудет о нем, как только угроза городу будет устранена, – неизвестно. Это на его совести. Но уговаривать Зину придется мне. Я буду давать ей обещание. И если не выполню, пусть и не по моей вине, как посмотрю в глаза сам себе?

– Чайка! Идет подготовка к старту следующей ракеты.

– И что с того? Я успею, не волнуйтесь.

– В составе экипажа стартующей ракеты, – я поглядел на Александра Сергеевича, и он сразу подсунул мне листок с именем и фамилией, – Эдуард Феклистов. Знаете такого?

Бурный всхлип был мне ответом. Потом раздался тяжкий вздох и Зина промямлила:

– Зачем? Это – зачем?

– Вы же хотели с ним встретиться? Он будет в вашем распоряжении. И в полной власти…

– Костя! Ты врешь! Врешь! Врешь!! Врешь!!! Не знаю, зачем ты сказал это, не знаю… – послышались сдавленные рыдания. – Я никогда, никому. А ты – наружу. Ненавижу!

– Зин, успокойся. Его действительно направят лично к тебе. Под охраной. Есть распоряжение не мешать тебе. Ты с ним разберешься. Посмотришь ему в глаза. Поиграешь на нервах. Сделаешь всё, что захочешь.

– Ты стакнулся с контрреволюционерами, я поняла. Скажи им. Наверняка они слушают нас. Нет, Костя. Я не отступлю. Пусть город погибнет, но и он погибнет тоже. Там, внизу. Как все. Как все…

– Зина. Как раз он-то и не погибнет. Его вывезут, всё же не последний человек. И Лев Давидович до него не доберется, не надейся. Зачем желать погибели многим, когда твой враг останется цел? У тебя же есть друзья? Почему они должны платить за твою ненависть?

Зина практически не слушала меня, продолжая свою линию.

– Я знаю. Если выйду на орбиту, меня тут же захватят и арестуют. Посадят в камеру. И вместо Эдуарда прилетит следователь, который заставит меня признать вину. Есть способы. Мне говорили.

У Никольского заходили желваки на челюстях, он подскочил ко мне и вырвал из рук микрофон.

– Зинаида! С вами говорит Никольский, Александр Сергеевич. Клятвенно заверяю вас, что все ваши условия будут выполнены. Пожалуйста, прислушайтесь к голосу разума… – Зина молчала, и Никольский продолжил. – Чем дети-то виноваты? Чем?

Я отобрал микрофон обратно.

– Чайка, вы пошли на второй виток, – я нагло врал: до полного оборота оставалось десять минут. – Поздравляю. Женщина в космосе – еще одна победа российской науки. Вы теперь – символ. И вам позволено многое. Не забывайте об этом. И будьте человеком, который несет не разрушение, а мир. Мир всем людям на планете. Надежду. Через полчаса вас догонит орбитальная станция. Готовьтесь к стыковке.

– Какая стыковка? – Недоуменно пробормотал контролер. – У нас нет такого оборудования. Все в скафандрах переходят – по открытому космосу.

– Зина – не в скафандре. Что вы предлагаете? Уничтожить первую российскую женщину-космонавта?

– Мы попытаемся шлюзовать ракету. Вроде, ребята должны были уже шлюз смонтировать. Опробуем работоспособность.

– Чтоб без эксцессов. Никаких несчастных случаев.

Никольский устало кивнул:

– Отвечаете головой за ее жизнь. Константин прав. Он часто бывает прав.

После долгого молчания Зина всё же подала голос:

– Ну, и гад же ты, Костя. Ну, и гад. Вернусь – надаю по шее. И про Эдуарда не забудьте. Вы обещали.

Зинины слова казались музыкой. Я расслабленно сидел, не в силах чем-нибудь шевельнуть и сдвинуться с места. Слышал, как Никольский ругается в трубку. И мне было хорошо. Так хорошо, как никогда раньше.

Грубая рука, стиснувшая внутренности, постепенно разжималась. Хотелось одновременно петь, танцевать и улечься в постель. И уснуть. Чтобы не видеть суеты в Центре Управления…

6

– Константин Владимирович! Признаться, вы нам действительно помогли. Поэтому, наше сотрудничество будет в общих интересах.

– И что же вас интересует? В первую очередь? – я лениво переложил ногу на ногу.

– Интересует всё. Александр Сергеевич упомянул в отчете о ваших высказываниях по… – следователь заглянул в бумажку, – сварке, ракетостроению, передаче цветного изображения на дальние расстояния, использованию электронно-лучевых трубок.

– Да, было такое.

– Может быть, вы более подробно осветите упомянутые технические новшества? Или расскажете о чем-нибудь еще? – глаза у следователя прямо горели. Так и хотелось вылить на него ведро холодной воды, чтоб остудить и унять излишний энтузиазм.

– Рассказывал уж. После этого возникли советская власть, электрификация и ракеты полетели. Прямо коммунизм.

Следователь – стрижка ежиком, явно младше меня – надулся:

– Я ж с вами по-хорошему, товарищ Шумов, а вы…

– Да вы тоже поймите! – не выдержал я. – Всё, что я расскажу, будет бессмысленно, по большому счету! Любое привнесенное достижение, в отрыве от существующего технического уровня, приведет к застою. Не к чему будет стремиться. Не надо изобретать, выдумывать, ставить опыты, ошибаться. Прогресс закончится. Вы станете ждать очередной подачки. Что кто-нибудь придет и даст готовое решение. Тогда вас опередят. Та же Америка. А это – перспектива мировой войны, в которой погибнут миллионы. Надо же думать не только о сегодняшнем дне, но и на перспективу. Кстати, если уж говорить о научных достижениях, то, не в обиду сказано, с действительно компетентными людьми, учеными. А не со следователем службы безопасности.