Останется память - Сергей Васильев

К сожалению, это не фильм, а жизнь. Моя жизнь. Я не могу закрыть глаза и спрятаться от всех и вся. Не получится. Нужно жить. Даже если мое будущее осталось в прошлом.

***

– Куда сегодня пойдем?

– Да какая разница! – Люда напряжена и недовольна.

– Тогда – в музей.

Люда удивленно смотрит на Павла. Потом пожимает плечами, и они поворачивают на Дворцовую площадь, мощеную брусчаткой. Люда спотыкается, и Варламов поддерживает ее под локоть. Но не убирает руку, а так и идет рядом с девушкой. Люда не сразу обращает на это внимание, а когда замечает, вздыхает и устраивает руку поудобнее.

– Ты знаешь, Паша, что я думаю? Ведь Костя мог бы какую-нибудь весточку подать. Написать хоть пару слов. Это же не трудно, правда?

– Не трудно…

– Вот и я говорю. Что ему может помешать?

– Мало ли какие обстоятельства бывают…

– Но пару слов! О том, что не забыл, о том, что любит. Или в этом и дело? Вдруг он забыл? Разлюбил? Нет-нет, это невозможно! – Люда морщится и прибавляет шаг.

Паша придерживает девушку, ненавязчиво кладя руку ей на талию, и Люда смущенно смотрит на него.

– Я, наверно, уже тебе надоела? Своими проблемами. Вон ты сколько времени со мной теряешь.

– Вовсе не теряю. Хочешь – пойдем в другое место. Да просто по улицам прогуляемся.Люда благодарно улыбается, и Паша ведет ее в Александровский сад, всё так же придерживая и не отпуская. Он точно знает – когда можно будет ее поцеловать.

***

Часть 4

1

Я стоял на набережной канала, напротив Никольского собора, в том месте, где появился в этом времени. Мог бы пройти по знакомому маршруту от улицы Рылеева до улицы Декабристов, или, как они здесь называются, – от Спасской до Офицерской. Не хотелось. Посмотрел вниз, надеясь разглядеть в мутной сентябрьской воде серебряную коробочку. Разумеется, ее не видно там, на дне. Будь сейчас лето, я бы рискнул спуститься, пошарить в песчаных наносах. Но не теперь. Я уже почти свыкся с мыслью, что придется остаться в этом времени. По крайней мере, могу думать об этом без содрогания. А что, мир, как мир. В нем пока нет тех ужасов, которые могли бы быть. И вряд ли будут. Если не считать попытки путча, инспирированного американцами.

Самое странное, что виновник возмущения – я сам. Не вытащи из-за подкладки пальто утопленника пакет, его бы нашли солдаты, передали бы в соответствующее учреждение, и террористов бы повязали без моего участия. В чем моя роль? Сначала вызвать возмущение, а потом всеми силами гасить его? Тогда кто я такой? Для чего в этом мире? Кому я нужен?

– Константин Шумов?

Я обернулся на голос. За мной стояли двое незнакомых вежливых мужчин непримечательной наружности.

– Да, я.

– Очень хорошо! Фёдор, давай.

Второй быстро вытащил из кармана шинели блестящую металлическую штуковину и размахнулся. Я только и успел, что поднять руку, защищаясь.

Удар.

Боль в пальцах.

Звон в голове.

Мир кувыркается, и я лечу, выпадая из реальности.

Холодная вода.

И темнота.

2

– Мама, мама! А почему дядя плавает?!

– Какой дядя, не мешай…

– В речке плавает. Он пловец – да?

– Наверно, пловец, Женечка.

– А почему он тогда за стенку держится? Он устал?

– Устал, устал… И вода холодная.

– Мама, а почему у дяди такая шапочка странная – на полголовы?

Женщина вздохнула, отвлеклась от журнала и заглянула вниз, через ограждение Крюкова канала. Пригляделась к голове пловца, наполовину испачканной кровью, и схватилась за трубку телефона.

– Алло! Спасатели?! Тут человек в канале! Что-что? Плавает! Если еще не утонул… Я и говорю – приезжайте! Набережная Крюкова канала, недалеко от Екатерининского. Хорошо, подожду. И я подожду, и он подождет…

Женщина перегнулась через парапет и закричала:

– Эй, мужчина! Вы как там?! Уже едут! Скоро вас вытащат. Если хотите – сами попытайтесь выбраться.

Костя задрал голову и невнятно пробулькал сведенными от холода челюстями:

– Где ж тут выбираться?

– А вон там! – женщина махнула рукой за спину. – Как в Екатерининский канал завернете, сразу спуск будет.

Костя не заставил себя упрашивать: чем неподвижно торчать в холодной грязной воде и невесть сколько ждать спасателей, лучше действовать самому – хотя бы согреешься. Плавал Костя хорошо и, несмотря на то, что у него болели рука и голова, он довольно быстро поплыл вдоль гранитной набережной. Направляемый беспрерывным потоком советов, каждое слово которых отдавалось в голове ударом молоточка, Костя вскоре завернул под мост. Из-под моста он выплыл, приветствуемый уже слаженным хором. Граждане наклонялись вниз, подбадривали Костю, свистели и тут же спорили – за сколько минут он доплывет до недалекого спуска Екатерининского канала и что случится раньше: Костя выберется на сушу, или приедут спасатели, как обычно опаздывающие.

Костя доплыл первым. Положил локти на гранитные плиты, чуть передохнул, уперся ладонями, чтобы выдернуть себя из воды, и тут же погрузился обратно. Он сообразил, что на нем ничего нет, а светить голой задницей перед кучей народа как-то не хотелось. Но сострадательные зрители, поняв, что у незадачливого пловца нет даже сил, чтобы выбраться на низко расположенный спуск, резво подбежали и в восемь рук попытались вытащить Костю.

Он сопротивлялся, как мог, но сил действительно не осталось. Только приезд спасателей избавил Костю от позора. Сначала раздался визг шин тормозящего автомобиля, потом грубый голос вопросил, где утопленник и какого рожна было их дергать, если он сам плавает. Женский голос, принадлежащий той, что вызвала спасателей, жестко ответил, что нечего болтать, а лучше бы им начать выполнять свои обязанности. Спасатель крякнул и приказал немедленно разойтись, чтоб дать поработать профессионалам. Двое мужчин в форме немедленно спустились к Косте, выдернули его из воды и завернули в одеяло.

– Идти можете? – спросил один из них. Костя кивнул, споткнулся, ударяясь большим пальцем о приподнятую плиту, выругался и тихонько захромал на набережную, поддерживаемый с двух сторон. Перед Костей открыли дверь служебной машины, уложили на носилки, и следом забралась молодая женщина, весьма убедительно доказывающая, что это она первая увидела пловца и поэтому имеет все права проводить того до больницы. Девочка лет шести, которая влезла следом, не менее убедительно сказала, что всё совсем не так. Что это она заметила дяденьку и сказала об этом маме, а уже потом мама стала с ним разговаривать и советы разные советовать. Спасатель, уже собравшийся вывести женщину с дочкой из машины, махнул рукой и буркнул, что зато не надо будет свидетелей искать. Он сел рядом с водителем и скомандовал "поезжай".

– Вас как зовут? – спросила женщина.

– Костя.

– А меня – Даша, очень приятно.

– А я – Женя, – влезла в разговор девочка. – Дядя Костя, вы зачем в речке плавали?

Костя едва приподнял голову, которая болела всё сильней. К тому же, перед глазами всё стало кружиться, и замелькали радужные пятна.

– Мама, а почему дядя Костя такой белый?

Что ответила Даша, Костя уже не услышал.

– Итак. Согласно показаниям Дарьи Семеновой, она первая обнаружила вас в воде Крюкова канала. Что вы там делали?

– Плавал, – буркнул Костя.

– Очень хорошо, плавали. Медицинской экспертизой установлено наличие у вас черепно-мозговой травмы, сопровождаемой повреждением кожного покрова и сотрясением мозга средней тяжести. Кроме того, наличествуют ушибы левой руки и незначительное переохлаждение всего организма, появившееся, предположительно, вследствие пребывания в холодной воде. Так?

– Так.

– Очень хорошо. Вы утверждаете, что неизвестные лица ударили вас и столкнули в воду. Кроме того, на вас не оказалось одежды, которую, по-видимому, позаимствовали эти неизвестные. Согласны?

– Согласен, – убито подтвердил Костя.

– Очень хорошо. Однако показания свидетелей говорят об обратном. Никто из них не заметил, чтобы на набережной кого-нибудь били по голове, раздевали и бросали в воду!

– То есть, по-вашему, я сам себя стукнул, разделся и прыгнул?! – возмутился Костя. – Интересно – зачем?!

– Вот это нам и предстоит выяснить, – следователь постучал карандашом по странице открытого блокнота.

– Нечего выяснять! Меня стукнули не прямо здесь, у собора, где меня заметила Дарья Семенова, а там, дальше, у моста.

– У какого моста?

– Ну, какого… – Костя попытался вспомнить название. Ничего не получилось, только голова разболелась. Тогда он решил сказать, что мост находится на пересечении канала с проспектом Римского-Корсакова. Но удержался, сообразив, что проспект может называться совсем иначе. Пришлось выкручиваться. – Который к театру ближе.

– Значит, у Кашина моста. Очень хорошо. Так всё-таки, что делать с показаниями свидетелей?

Костя развел руками.