Останется память - Сергей Васильев

Никольский хлопнул себя по лбу и схватил телефонную трубку с аппарата на письменном столе, у которого мы сидели. Александр Сергеевич бурно заговорил, выясняя подробности чего-то – я не прислушивался. Я пытался осмыслить то, что сказал Никольский насчет свержения власти. Почему я каждый раз лезу во всё это? Почему не могу спокойно пожить, как простой человек? Да хотя бы, как турист? Просто посмотреть, что происходит в этом времени и в этом мире? Ни в чем не участвуя? Это что – обстоятельства или чья-то недобрая воля?

– Всё нормально! – отвлек меня Никольский от мыслей. – Течей нет.

– Лучше бы металл на сварке соединяли – швы прочнее заклепок и не протекают, – сварливо сказал я.

– Да? – удивился Александр Сергеевич. – У вас – так? Я поговорю со специалистами…

– Вот-вот. Перспективное направление. Сварка, между прочим, разной бывает: электродуговой, контактной, в инертной атмосфере, чтобы окислы не возникали. Кстати, что с ракетой на Марс? Ее тоже понарошку отправят?

– Вовсе нет. Взлет ракеты не так просто имитировать. Да и не нужно, по большому счету.

– И что – прямо на Марс? Что с Зиной будет?

– Это смертницу так зовут? – полюбопытствовал Никольский. – Не беспокойтесь, жива останется. Это только так говорится, что на Марс. На самом деле, все ракеты на околоземную орбиту выводятся. Там собирается большой планетолет. И вот когда он полностью будет готов, тогда и начнется марсианская экспедиция. Не раньше, чем через два года. А Зину подберут наши монтажники. Посидит она на орбитальной станции, глядишь, дурные мысли из головы вакуумом повыветрит.

– Может, не доводить до старта?

– Исключено, – жестко сказал Никольский. – Иначе подпольщики не начнут действовать. Они же не знают точно, где упадет ракета, только предполагают. Значит, им нужно временно выехать из Петербурга. А как рухнет – сразу вернуться. Вот на выезде мы всех и повяжем… Возражений нет?

Я пожал плечами. План был четкий. Лишь бы выполнение не подкачало.

– У нас профессионалы работают, – успокоил Александр Сергеевич. – Уже два теракта предотвратили. И без эксцессов. – Никольский посмотрел на наручные часы. – Ну, что, идем фейерверк смотреть?

Отказываться я не стал. Единственное, что меня удивило – как спецслужбы успели так быстро подготовиться. Ведь о том, что планируется взрыв, Никольский узнал от меня только в машине и никому об этом не сообщал. Следовательно, службе безопасности всё было известно заранее, вот и подготовились. А моя роль свелась к указанию точного времени начала выступления.

Мы вышли из парадной и остановились на крыльце.

– Подождите! – внезапно вспомнил я. – Надо ж с Зиной скоординироваться!

Я полез за пазуху, вытащил рацию и включил ее. Замигал красный огонек на передней панели. Я нерешительно посмотрел на Никольского. Тот кивнул, разрешая.

– Зина? Ты как?! – приглушенно спросил я. – У меня всё готово, – и тут же переключил на прием.

Из трубки раздался треск, и я от неожиданности чуть не засунул ее обратно во внутренний карман. Потом сквозь помехи раздался искаженный Зинин голос:

– Как раз собиралась тебе радировать! Я на исходной! Приступай!

– Говорит, что готова, – недоуменно сказал я Никольскому, выключив рацию. – Как только успела? Где у вас ракетодром-то находится?

– Подозреваю, что ваша Зина воспользовалась железной дорогой.

– Паровоз тормознула?

– Дрезину. Впрочем, неважно. Начинаем наше светопреставление.

Никольский, как заправский дирижер, взмахнул руками, и тут же взлетело множество осветительных ракет. Что-то жутко бумкнуло, колыхнув землю, и заревела сирена, перекрывая шум мелких взрывов. Огни – белые, желтые, красные – засверкали со всех сторон, ослепляя и нервируя. Казалось, что в любой момент случайная ракета вылетит из огненного буйства и ударит прямо в лоб, куда бы ни повернулся.

Потом грохнуло прямо над головой, и в воздухе вспух черно-багровый шар, потом еще и еще. Я дернулся, пригибаясь к земле. Но Никольский недвижимо стоял, черным силуэтом на фоне огней, глубоко засунув руки в карманы и низко надвинув фуражку на глаза, и я выпрямился. Александр Сергеевич повернулся ко мне и помахал рукой, подзывая. Едва я подошел ближе, начал говорить, но из-за шума ничего слышно не было. Тогда он махнул рукой в направлении дома и пошел внутрь. Я последовал за ним.

– Ну, как, впечатляюще?

– О, да! – ответил я, тряся головой. Уши заложило так, что я сам себя с трудом слышал.

– Надеюсь, на подпольщиков сие действо тоже произведет впечатление. По идее, они уже должны начать разбегаться.

– А Зина – взлетать. Хотя, нет. Ей же еще надо в ракету пробраться. И как-то ее запустить. Сейчас узнаю.

Я включил рацию и отрапортовал: "Диверсия совершена. Приступай к выполнению поставленной задачи!"

Зина в ответ ругнулась:

– Сама вижу. Знатно полыхнуло. Больше не отвлекай. Охрана начала разъезжаться. Сейчас на пусковую пойду.

– Ни пуха, ни пера, – брякнул я.

– Да пошел ты!.. – Зина отключилась.

Никольский вопросительно посмотрел на рацию.

– Говорит, что выходит. Долго ей идти?

– Если только дойти от ограждения до ракеты на стартовом столе, забраться вовнутрь, задать взлетные параметры, а потом подать команду на взлет – часа полтора пройдет, – Никольский хитро улыбнулся. – Хотите на старт ракеты полюбопытствовать?

– Хочу, конечно! – невольно вырвалось у меня. – Мы успеем?

– Успеем, – успокоил Никольский. – На мотодрезине отсюда не больше часа через город ехать – сорок километров. Сейчас распоряжусь насчет зеленого коридора.

Александр Сергеевич снял трубку, набрал номер и начал ругаться с каким-то железнодорожным начальством о том, что он имеет приоритет, что дело государственной важности, что пишите, куда хотите, а чтобы дрезина с людьми прошла безостановочно, и что их график его не касается…

– Может, не надо так? – спросил я, когда Никольский брякнул трубку на аппарат. – У них же тоже служба.

– Да какая служба! Пусть знают свое место!.. Хотя, конечно, это я погорячился. Ладно, Константин, пойдемте.

Мы снова вышли на улицу. Огненная феерия практически закончилась. В темноте отдельные огоньки тлели искрами огромного угасающего костра, да бушевало пламя в отдалении, наполняя воздух потрескивающим жаром.

Никольский повел меня мимо резервуаров, по асфальтовой дорожке, усаженной елями, мы несколько раз свернули и вышли к железнодорожным путям. Там нас уже поджидала металлическая будка с окнами, поставленная на две колесных пары.

– Электродрезина, – сказал Никольский. – Новейшая разработка. На ручном управлении уже не делают.

Он залез по лесенке в кабину дрезины, я последовал за ним, захлопнул дверь, и мы тут же резво покатили по колее. Ночной осенний Петербург с железнодорожной насыпи казался вымершим. Красное зарево за спиной бросало неверные тени по сторонам. И больше ничего не тревожило город.

5

В большом зале Центра Управления только четверть всех мест была занята. Я выбрал кресло неподалеку от выхода и скромно сел, чтобы не привлекать ничьего внимания. Никольский прошел в самый центр зала, откашлялся, так что все повернулись к нему, и спросил:

– Как на взлетном поле?

– Предстартовая готовность ракеты Н-25. Взлет через десять минут. Пилот начал обратный отсчет. Мы подтвердили. Всё, как вы говорили, – сухо отрапортовал один из сидящих в зале.

– Мы увидим, как она взлетает?

– Конечно. Достаточно посмотреть во-он в то окно, – нам указали на левую стену.

Я посмотрел. Кроме темноты ничего видно не было. Никольский потер ладони и обратился ко мне:

– Константин, подсаживайтесь ближе. Первый запуск впечатляет. Да и не первый – тоже. Это они тут все привыкшие, а мы – наоборот.

Пикали секунды обратной готовности. Я чувствовал непонятный душевный подъем, напряженно всматриваясь в черноту за окном, будто сам причастен то ли к созданию ракеты, то ли к подготовке ее к полету. Как взлетит сейчас ракета, поднимется на столбе пламени и устремится ввысь, на орбиту, а потом на далекий Марс. И будет Зина ходить по Марсу, оставлять отпечатки космических ботинок и сажать яблони, чтобы они там цвели, к такой-то матери!

Яркая вспышка высветила сумрак ночи. Глухо загремело, а здание Центра Управления зашаталось, словно переминаясь с ноги на ногу и собираясь подпрыгнуть и устремиться ввысь вслед ракете.

– Есть отрыв! Десять секунд полета. Двадцать… Тридцать… Устойчивость обеспечена. Поздравляем с успешным стартом. Можно давать сообщение в газеты, – донеслось из группы персонала Центра.

В отличие от меня, ни у кого из персонала на лице не отражалась буйная радость. Удовлетворение от успешно выполненной работы – да. Но не восторг победителя над природой и косной материей. Видимо, запуски проходили так часто, что стали рутиной.

Один из сотрудников Центра Управления закинул руки за голову и сказал в пространство: