Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010 - Дмитрий Дмитрий

Читаю «Братьев Карамазовых». Легенда о Великом Инквизиторе хороша. Не знал ее раньше или читал, да забыл? Хороша. Достоевский при всех несовершенствах и неряшливости языка — гениальный провидец и сильнейший литератор. Начинает романы на бытовом, семейном, склочном уровне, а поднимается до высот Библии.

«Отягощенные злом» еще прочитал — братьев Стругацких. Не так просты братья, как кажутся. Братья-христиане должны на них обидеться. Лично я обиделся.

Виталий Бабенко прислал подбадривающее письмо из Москвы.

27 сентября 1989 г. Ленинград.

Часто бываю в центре и с удовольствием брожу маршрутами моего героя Игоря Фирсова: Марсово поле, канал Грибоедова, Михайловский садик… Хожу вдоль проток и каналов, вода в которых кажется зеленой от тесных покатых берегов. Выкупаю из арбузного ящика полосатого пленника и несу его домой. Хрустим на кухне втроем: Ольга, Максим, я…

В «Игру по-крупному» я засунул значительный кусок своей жизни. И немного грустно — теперь эта жизнь принадлежит придуманному мною Игорю Фирсову. Саня Скворцов прочитал и сказал, что Настя в романе любовно выписана. «Держись за жену! — сказал Саня, угадав в героине Ольгу. — Она у тебе хорошая. Везет дуракам и пьяницам…» Это точно: мне повезло с женой.

Сегодня, листая старую записную книжку и перебирая альбомы с фотографиями, я ужаснулся тому количеству ошибок, которое совершил к 40 годам. И неприятностей, что доставил людям.

Список грехов составить, что ли?

Он и без меня, полагаю, составлен на Небесах.

Всё равно стыдно…

15 октября 1989 г. Ленинград.

Вчера в кафе Дома писателя обмыли со Столяровым выход моего рассказа. Мыслей было много, и одна гениальней другой. Сейчас все куда-то разбежались. Выхаживаюсь. Противно во рту, противно в душе, и Ольга спит на другом диване. Сижу в кабинете, слушаю «Радио Свобода»— говорят про нашего бывшего тяжелоатлета, чемпиона мира Юрия Власова. Теперь он политик и писатель.

А я кто? Конь в пальто! Дурак и пьяница…

23 октября 1989 г. Ночь.

Странное дело: обставил кабинет, развесил картины и картинки, за спиной книжные стеллажи, рядом шаляпинское кресло Ольгиной бабушки, на круглом столике телефон, а не пишется ни черта!

Сегодня обнаружил, что светлый кухонный столик с царапинами, за которым я привык работать на прежней квартире, так и подманивает меня. И кухня кажется симпатичней буржуазного кабинета. Почему?

Виталий Бабенко прислал пакет учредительных документов. Завтра иду в банк и милицию по делам регистрации представительства редакционно-издательского кооператива «Текст» в Ленинграде.

24 октября 1989 г. Дома.

Сходил в банк и милицию. Банкирша сквозь зубы объяснила, как заполнить банковскую карточку. Выяснилось, что без печати не обойтись. В милиции отказали в разрешении на изготовление печати и штампа. Вы, дескать, не юридическое лицо. Листали закон о кооперации. Там запрета нет. Но нет и разрешения. А что не запрещено, то разрешено. Но милиция считает иначе. Она на страже закона. Только какого? От, сволочи… Казалось бы — если мне для работы требуются печать и штамп, то какое ваше дело? Не мешайте кооперативу работать, не вмешивайтесь в его хозяйственную деятельность…

Помыкаться, чувствую, придется.

8 ноября 1989 г. Дома.

Ноябрьские демонстрации в Ленинграде, Москве и др. городах имели альтернативные. О них заранее оповещали приглашения в почтовых ящиках.

Народный фронт, ДС и т. п. Лозунги были интересные: «Партия ест и будет есть!», «Нам нужна не гласность, а свобода слова!», «Защитим перестройку от Горбачёва и Лигачёва!» (Москва), «Диктатура — это насилие!» (сам видел по ТВ, когда показывали официальную демонстрацию на Дворцовой площади).

23 ноября 1989 г. Дома.

В современной прозе слишком много материи и мало Духа. Духовная вертикаль, как говорит Столяров, напрочь отсутствует. Вынь сюжет — и ничего не останется. Закрой книжку — и забудется.

Завтра собираемся в ресторан Дома журналистов — справлять грядущее сорокалетие. Читаю для укрепления духа Петрарку — «Автобиографическую прозу». Прекрасен язык. Удавиться хочется от собственного словесного бессилия.

8 декабря 1989 г. Дома.

Живу как последний идиот, сам себе противен. Нет тонуса. Болят зубы, и врачи не могут найти причины. Два зуба уже удалили.

Мое сорокалетие затянулось — гости плановые и неплановые… Жуть!

Смотреть телевизор и читать газеты интереснее, чем писать.

Грозятся снять Горбачёва. Завтра внеочередной Пленум ЦК. 12 декабря открывается 2-й Съезд Советов. Идут митинги.

Ольга с Максимом постоянно дома, и уединенность моего кабинета, в котором слышно, как жарится на кухне картошка, весьма относительна. И еще ноющие зубы. Просто срам, а не образ жизни.

Ольга попробовала работать в школе учителем черчения. Отработала один день и пришла, чуть ли не в слезах. Девятиклассники играли на уроке в снежки, без спросу выходили из класса, фамилии не называли («Я забыл свою фамилию»), дневники, якобы, тоже забыли дома… Это на первом же уроке. Ольга бросилась в учительскую за помощью, пришла опытная училка и поставила всё на свои места. И это математическая школа! Ольга хотела преподавать кройку и шитье девочкам, домоводство, но вакансий не было, и ее временно взяли на черчение. Отработала два дня (без оформления, подменяла заболевшего учителя) и не выдержала. Ну и правильно…

Прочитал «Братьев Карамазовых», «Белую гвардию», «Мастера и Маргариту», В. Брюсова (прозу), Ф. Петрарку, К. Воннегута и еще много всего.

Я писатель или читатель?..

Разговор в Союзе писателей:

— Ты записался в «Содружество»?

— Мне писать надо, а не записываться.

1990 год

1 января 1990 г. Дома.

Максим с Маришкой завтракают и смотрят детский фильм по телевизору.

Вчера — бесцветная речь Горбачёва по ТВ.

Магазины пустые. Продукты к столу запасали долго и запасли по счастливому совпадению.

Унылые праздники, это признают все. Даже Ольга волнуется: что ждет нашу страну дальше?

Вчера с детьми нашли в парадной записку: «Лопушок, я побежала за сосисками. Скоро не жди. Груша». И весь вечер на разные лады со смехом вспоминали эту страшную, в общем-то, записку.

Стариков жалко — у них на лбу читается вопросительный знак: что происходит? В чем наша вина?

1 января 1990 г., вечер.

Гулял с детьми. Зашли в часовню Ксении Блаженной на Смоленском кладбище, поставили свечи.

Лет десять лет назад, когда я ухаживал за Ольгой, мы бродили вечерами по Смоленскому и целовались у тогдашних развалин этой часовни — я и понятия не имел, что там погребена Ксения Блаженная Петербургская. Я и святой такой не знал. Помню, что стояли стены с провалившейся крышей, искореженная ограда, обломки кирпичей под ногами… Теперь часовня восстановлена, бледно-салатные стены и медная чешуйчатая крыша видны издалека.

Дела моего представительства налаживаются. Печать разрешили — это стоило портфеля книг. Открыл расчетный счет. Взял бухгалтера. Взял зама и помощника — Сашу Андреева, из мастерской молодой прозы, инженера. Собираюсь издать Житинского — короткие рассказы и миниатюры, не вошедшие в прежние книги. Их в свое время не пустили: слишком абсурдны и замысловаты казались.

Семинар Стругацкого воспринял мой выбор автора болезненно. Почему Житинский, а не молодые семинаристы? Стругацкий без претензий — даже разговора на эту тему не было.

17 января 1990 г.

Сегодня сдал в типографию оригинал-макет книги Житинского «Седьмое измерение». И его приняли. А месяц назад не принимали, и я натерпелся позора. Но сегодня взял реванш.

Дело было так. Прихожу месяц назад в производственный отдел. Сидит могучая тетя с прорабским голосом по фамилии Миловидова.

— Здрасьте, мы хотим у вас книгу заказать.

— Какую?

— Сборник прозы Александра Житинского. Короткие новеллы, миниатюры… Семь авторских листов.

Она смотрит на меня с легкой досадой.

— Какого формата?

— Такая, — говорю, — небольшая. Вот, типа этой…

Взял у нее со стола книжку, показываю.

— Вы кто?

— В смысле?

— Вы редактор, издатель? Или кто?..

— Издатель… Кооператив «Текст», ленинградское представительство…

— А у вас есть кто-нибудь, кто в полиграфии понимает? — Не скрывая раздражения, потрясает книжкой, которую я показал в качестве образца. — «Типа этой»! Вы должны мне выпускные данные назвать! И спецификацию составить! Развелось кооперативщиков… Издать можно. Присылайте специалиста — поговорим.

Ушел с позором. Она мне даже до свидания не сказала.