Риск.Молодинская битва. - Геннадий Ананьев

— В удел, князь, спешить нужда. Литовцы малый по­ход готовят.

Младший князь Воротынский не захотел отдавать брату лук и стрелы, как его ни уговаривали, и Владимир махнул рукой.

— Пусть играет. Оставляю.

Княгине Никифор сообщил о том, что гонец приска­кал, двух коней загнав, и что он с княжичем в дорогу спешно отправляется.

Короткие сборы, и вот уже к крыльцу подводят для старшего княжича оседланного коня. Княгиня, спокой­ная внешне, ласково обняла сына, перекрестила.

— Пресвятая Дева Мария, замолви слово перед сыном своим Иисусом Христом, чтобы простер он над головой моего чада руку свою. — Еще раз перекрестила. — С Бо­гом, князь! Помни, нынче ты — защитник удела нашего. Не оплошай. Блюди совесть свою…

Поклонился княжич матери, братцу, которого тоже вывели на крыльцо и который не выпускал из рук ни лу­ка, ни колчана, вовсе не понимая, что происходит, по­клонился и челяди, высыпавшей провожать юного кня­зя, и, опершись на руку Никифора, вспорхнул в седло.

Никифор (двужил он и есть двужил) взял резвый темп, лишь иногда переводил коней на шаг, чтобы передохнули, не обезножили бы, а привалы делал короткие, даже костры не велел разводить. Медовуха с холодным мясом и на обед, и на ужин. Еще умудрялся на этих ко­ротких привалах рассказывать княжичу о предстоящем бое с врагами да о том, какие меры нужно принять для успешного отражения набега литовцев.

В указанный лазутчиками день литовская рать не по­явилась. Что? Отменили малый поход или не управились к сроку? Неопределенность всегда тревожит. Выбивает из колеи. Никифор, однако, от имени князя Владимира повелел всем оставаться на своих местах, костров не раз­водить, коней не расседлывать. Даже на ночь. Лишь от­пустить подпруги.

Коням ничего, овса набито в торбы, трава вокруг — по самое брюхо, а вот ратникам ночью — зябко. Особенно неуютно на заре, когда седеет от инея трава на полянах и одевается серебристым кружевным узором перелесок на опушках. Тут бы самое время к костерку руки протя­нуть, увы, не велено. Стало быть, терпи.

Впрочем, ратникам терпение — не в новинку.

День миновал. Утомительно тягучий. Ночь настала, а ворогов все нет. Не шлют никаких вестей и дозоры из ка-заков-порубежников. Чего бы не разжечь костров? Дву-жил тем не менее тверд как кремень:

— Не сметь! Не из кисеи, чай!

Подошло серпуховское ополчение. Невеликое. По­жадничал воевода, которого о подмоге просили, не стал трогать полки, которые с весны без дела стояли на Оке, ожидая возможного татарского набега. Но его оправдать вполне можно: всем памятна недавняя хитрость Мухам-мед-Гирея, который малыми силами ударил по верхне­окским городам. А кто подтвердит, что малый поход, ко­торый готовят литовцы, не коварный план, задуманный совместно с крымцами? Оттого не стал рисковать глав­ный воевода окской рати, а послал лишь городовых каза­ков и добровольцев из обывателей.

Что ж, и на том спасибо. Их можно поставить во вто­рую засаду. Поближе к Угре. Если первую сомнут литовцы с ходу, на второй - споткнутся. И время — главное, на что сделал ставку Двужил, — будет выиграно, литовская рать потеряет стремительность, растянется, что даст воз­можность дружине княжича Воротынского сделать по­бедный удар.

— Если Белев пришлет рать, ею серпуховцев усилим, — высказал свою мысль Никифор Двужил.

Но белёвцев так и не дождались. Те даже к шапочному разбору не успели. Долгожданные дозоры начали возвра­щаться с сообщениями о пути, которым шла литовская рать, и ее численности. Сообщения те внесли успокоение: тем путем идет враг, где засада. Одно плохо — велика его рать, более той, о какой сообщил лазутчик. И обоз знат­ный. Стало быть, нет сомнения в успехе.

— Сколько ни придет, а встречать будем, никуда не денемся, — заключил Двужил. — Не прятаться же за стенами городов, не скрестив мечи. В крепость отступить всегда успеем, если уж невмоготу станет. А пока с Божь­ей помощью бой дадим. Авось отобьем. Не дозволим гра­бить деревни и села вотчинные.

Авось — это, конечно, к слову. Двужил все предусмот­рел. И то, что по лесной дороге растянется литовская рать, поэтому и не сможет навалиться сразу всей мощью, начнет перестраиваться, вот тут в самый раз с боков засы­пать стрелами, взять в мечи и копья, а уж после того — с тыла навалиться.

План удался на славу. Передовой отряд (человек пять­десят) засада пропустила, не выказав себя. Там, дальше, его окружит вторая засада, что близ Угры, и постарается не выпустить никого. Впрочем, если кому и удастся уска­кать, все едино толку от этого никакого не будет.

Через короткий срок появились и основные силы. Не очень-то насторожены всадники. Да и то сказать, от пере­дового отряда никакого предупреждения нет. Уверены литовцы, что поход их окажется внезапным для князя-отступника и, быть может, роковым. Если сын Ивана Во­ротынского попадет им в руки, вынудят они его воротить­ся под руку Сигизмунда. Вынудят. Чего бы это ни стоило.

Разорвал тишину лесной глухомани залп трех рушниц, кони и всадники первых звеньев повалились на зем­лю, словно умелой рукой косца подсеченные. Болты за-вжикали каленые, железные доспехи шутя пробиваю­щие. Бой начался.

Литовцы быстро пришли в себя от столь неожиданной встречи и поступили тоже неожиданно: спешившись и прикрывшись щитами со всех сторон, медленно и упря­мо пошли на сближение с засадой.

Засадникам ясно, что все они полягут в сече, случись хоть малая заминка с боковыми ударами, ибо засада го­товилась против конницы, которой в сыром логу с гус­тым орешником не очень-то сподручно, а вышло вон как. Теперь равные у них условия, только литовцев вчетверо больше, да и ратники они опытные. Рушницы теперь уже стреляли не залпами, а какая быстрей заря­жалась. Бьют смертельным боем почти в упор, самост­релы болтами отплевываются, а строй литовцев словно не редеет — мигом смыкаются щиты, где случается про­реха.

Что ж, пора выхватывать мечи и сабли из ножен, тем­ляки135 шестоперов надевать на запястья.

— Вперед!

И в этот самый момент высыпали из лесу, позади ли­товского строя, казаки и одоевцы. Тоже пешие. Они, бы­стро оценив положение, разделились. Частью сил приня­лись обсыпать тех литовцев, что ждали, когда спешив­шийся отряд сомнет засаду, а частью — кинулись на по­мощь товарищам. Литовцы оказались в окружении.

Очень разумный ход. Собственно, он и решил исход боя. Воевода литовский повелел еще нескольким сотням своих всадников спешиться и послал их на засаду, еще сотне велел спешиться, чтобы очистить лес от стрелков справа и слева, остальным же попятиться, чтобы не поне­сти ненужные потери от стрел, этим-то и воспользовался Двужил.

— Вели, князь, дружине в дело!

— Хочу и сам с вами.

—  Повремени, князь, пока рука окрепнет. Годков пя­ток еще не пущу. Не настаивай. Вели дружине в сечу. Немешкай.

—  Да благословит вас Бог, вперед!

Бой утих еще не скоро. Литовцев полегло знатно, лишь какая-то часть сумела рассыпаться по лесу, осталь­ные сложили оружие.

На щите, как говорится, въезжал княжич в стольный город удела, дружина горделиво гарцевала, следом за ней так же гордо, пеше и конно, двигались казаки горо­довые и рубежные, стрельцы и ополченцы; замыкали ко­лонну пленные и захваченный литовский обоз. Длинный хвост. Намного длинней рати князя Воротынского.

Колокольным звоном встречал город воеводу-ребенка, улицы ликовали, кланялись княжичу и дружинникам его. И немудрено: почти все ополченцы живы, дружина сама тоже не поредела, вотчина обережена от разграбле­ния, город не подвергся осаде, к тому же прибыток весо­мый — лошади, телеги, сбруя, оружие и доспехи да впе­реди еще выкуп за пленных. Каждый ополченец получит свою долю, и хватит той доли на безбедное житье до са­мой, почитай, смерти. Еще и детям останется, если с ра­зумом распорядиться обретенным в сече богатством. Вдо­вам и сиротам двойная доля. Хоть как-то это их утешит.

После торжественного богослужения духовный отец князя Ивана Воротынского, взявший заботу и о душе княжича Владимира, посоветовал:

—  Поразмысли, княжич, не отправить ли государю нашему, Василию Ивановичу, из полона знатных литов­цев? И гонца не снарядить ли? Глядишь, подобреет цар­ское сердце, снимет он опалу с батюшки твоего, князя Ивана Михайловича.

—  Иль сына его оковать повелит, — возразил Двужил. — Может, успех ратный княжича вовсе не к душе царю окажется. Тут семь раз отмерить нужно, прежде чем резать.

—  Риск есть, — согласился духовный отец князя. — Не ведаем, по какому поводу попал князь наш в опалу.

Если изменником наречен, то и сыну жизни вольготной царь не даст, чтоб, значит, мстителя не иметь…

— Посчитает царь, будто ловко сыграно с литовцами в паре, чтоб пыль в глаза пустить, отвести подозрение от опального князя, — поддержал эту мысль священнослу­жителя Никифор Двужил. — Послать, думаю, одного гонца и ладно на том. И не царю-батюшке, а главному во­еводе порубежной рати в Серпухов. А то и от этого воз­держаться. Решать, однако, княжичу. Ежели рискнуть намерится, Бог, думаю, не оставит без внимания благо­родство его.