Рейтинговые книги
Читем онлайн Заир - Пауло Коэльо

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 52

— Но Ван Гог сумел через свои картины превратить страсть к саморазрушению в перевоплощение окружающего его мира.

— Есть гипотеза, что Льюис Кэрролл создал «Алису в стране чудес», чтобы описать свои болезненные состояния. Черная дыра, куда в начале книги проникает Алиса, хорошо знакома большинству эпилептиков. Путешествуя по «Стране чудес», Алиса видит летающие предметы и чувствует, что ее собственное тело как бы лишилось веса, — это еще одно точное описание ощущений во время припадка.

— Получается, что эпилептики — люди художественно одаренные?

— Вовсе нет. Когда художники обретают известность, их творчество в конце концов увязывается с болезнью. Meдицинская литература пестрит упоминаниями о писателях, у которых было подозрение на эпилепсию или даже подтвержденный диагноз. Это — Мольер, Эдгар По, Флобер. У Достоевского первый приступ случился в девять лет; он писал, что эти состояния иногда вносят в его душу величайшее умиротворение, а иногда вызывают тяжелую подавленность. Ради бога, не относите это к себе — не считайте, что после того, как попали под мотоцикл, у вас тоже может развиться эпилепсия. Науке такие случаи пока не известны.

— Я ведь сказал, что речь не обо мне.

— В самом ли деле этот юноша существует или вы напридумывали все это, потому что решили, что в тот миг, когда вы сошли с тротуара на мостовую, то лишились чувств?

— Все наоборот — я терпеть не могу искать у себя симптомы. Каждый раз, как мне попадается медицинский справочник, я начинаю чувствовать признаки всех описанных там болезней.

— Вот что я хочу сказать вам, только, пожалуйста, не истолкуйте мои слова превратно: по моему мнению, ваш несчастный случай пошел вам на пользу — вы стали гораздо спокойней, не похожи на одержимого. Ну, разумеется, близость смерти помогает жить лучше. Так сказала ваша жена, когда отдала мне выпачканный в крови лоскуток ткани — я с ним не расстаюсь. Хотя я ведь врач и ежедневно нахожусь рядом со смертью.

— Она не объяснила, зачем дает вам этот лоскуток?

— Она нашла хорошие слова, чтобы описать то, что я делаю по профессиональной необходимости. Сказала, что я способен сочетать технику с интуицией, дисциплину — с любовью. Упомянула про солдата, который перед смертью попросил взять его гимнастерку, разорвать ее на кусочки и разделить их между теми, кто искренне пытается увидеть мир таким, каков он есть. Полагаю, что и у вас, написавшего эти книги, тоже имеется этот лоскуток ткани.

— Нет.

— А знаете почему?

— Знаю. А вернее, начинаю понимать.

— Я ведь не только ваш врач, но и друг, и потому позвольте дать вам совет. Если этот юноша-эпилептик утверждает, что может угадывать будущее, он ничего не смыслит в медицине.

***

Загреб, Хорватия.

6:30 утра.

Мы с Мари сидим перед замерзшим фонтаном: весна в этом году, как видно, решила вовсе не наступать — прямо из зимы перенесемся, наверно, в лето.

Весь день я давал интервью и больше уже не в силах говорить о новой книге. Журналисты задают те же вопросы, что и всегда: читала ли ее моя жена (отвечаю, что не знаю), не кажется ли мне, что критика ко мне несправедлива (что-что?), не шокировало ли «Время раздирать и время сшивать» читателей тем, как выставлена напоказ моя личная жизнь (писатель всегда пишет только о себе), будет ли по этой книге снят фильм (в тысячный раз отвечаю, что фильм этот мысленно снимает каждый из моих читателей и что я отказался продавать права на экранизацию), что я думаю о любви, почему пишу о любви, что сделать, чтобы обрести счастье в любви, любви, любви...

Когда окончилась пресс-конференция, по издавна заведенному ритуалу начался ужин с издателями. За столом — важные люди, которые всякий раз, как я подношу вилку ко рту, прерывают это движение неизменным вопросом: «Где вы черпаете вдохновение?» Я пытаюсь есть, но мне надо быть обаятельным, надо разговаривать, исполнять роль знаменитости, рассказывать что-то занятное, производить впечатление. Я знаю, что издатель — герой: никогда ведь не узнаешь заранее, распродастся ли тираж, а торговать бананами или мылом — дело куда более надежное, у бананов или мыла нет тщеславия и непомерного эгоцентризма, они не жалуются, что рекламная компания плохо организована или что в таких-то и таких-то магазинах нет книги.

После ужина всегдашний маршрут: мне хотят показать все, что есть в этом городе, — памятники, исторические достопримечательности, модные бары. И обязательно будет всеведущий гид, забивающий мне голову разнообразными сведениями, а я должен делать вид, будто внимательно слушаю, и время от времени задавать вопросы, чтобы показать — мне интересно. Я видел едва ли не все памятники, музеи, достопримечательности во многих городах мира, где побывал с очередной книгой, — и не помню решительно ничего. В памяти остается нечто неожиданное — встречи с читателями, бары, улицы, на которых оказываешься случайно: наугад свернул за угол — и увидел чудо.

Однажды я даже задумал написать такой путеводитель, где были бы только карты городов, адреса отелей, а все остальное — чистые страницы: тогда каждому человеку пришлось бы самому разрабатывать свой собственный единственный и неповторимый маршрут, открывать для себя монументы, и рестораны, и прелестные уголки — они есть в каждом городе, но о них не пишут, потому что «история, которую нам преподносят» не снабдила их пометкой «посетить обязательно».

Я уже бывал раньше в Загребе. И этот фонтан, хоть он и не упомянут ни в одном путеводителе, важнее для меня всего прочего: он — красив, я наткнулся на него случайно, и он связан с житейской историей. Много лет назад, когда я был молод и бродил по свету просто так, в поисках приключений, мне повстречался хорватский художник, и какое-то время мы путешествовали вместе. Потом я собрался в Турцию, а он — домой, и мы простились вот здесь, выпив по бутылке вина и обсудив все, что встретилось нам, — религию, женщин, музыку, цену за номер в отеле, наркотики. Мы говорили обо всем на свете, кроме любви, потому что любили и не нуждались в разговорах на эту тему.

После того как художник вернулся к себе домой, я познакомился с одной девушкой, и в течение трех дней мы любили друг друга так сильно, как только возможно, хоть оба знали, что любовь наша будет недолгой. Она открыла мне душу своего народа, и я никогда этого не забуду, как не забуду и прощания с моим спутником-художником.

И потому, после всех интервью, автографов, осмотра памятников и достопримечательностей я ошеломил своих издателей, попросив отвезти меня к тому фонтану. Они спросили, где он находится, а я не знал, как не знал и того, какое множество фонтанов в Загребе. И все-таки после целого часа поисков мы все-таки нашли его. Я заказал бутылку вина, мы со всеми распрощались и вот теперь вдвоем с Мари сидели обнявшись, потягивали вино и ждали рассвета.

— С каждым днем ты становишься спокойней и радостней, — сказала она, склонив голову ко мне на плечо.

— Потому что пытаюсь позабыть, кто я. А верней — мне не нужно больше тащить на плечах бремя прошлого.

Я пересказал ей разговор с Михаилом о кочевниках.

— С актерами происходит нечто подобное, — замечает она. — Каждая новая роль заставляет забывать о том, кто ты, и вживаться в новый образ. Но в конце концов все кончается расстроенными нервами и душевной сумятицей. Ты считаешь, что отринуть и забыть свою личную историю — это разумный выход из положения?

— Не ты ли сказала, что мне это пошло на пользу?

— Мне-то кажется, ты меньше думаешь о себе. Мне понравилось, как все сбились с ног, отыскивая этот фонтан, но ведь ты сам себе противоречишь: он — часть твоего прошлого.

— Это — символ для меня. Но ведь я не тащу его за собой повсюду, не думаю о нем ежеминутно, не фотографирую его, чтобы потом показывать снимки друзьям, не тоскую об этом художнике или о той девушке, в которую был так сильно влюблен тогда. Очень хорошо, что я вернулся сюда, а не вернулся бы — ничего бы не изменилось в моей жизни.

— Я понимаю тебя.

— Хорошо, если так...

— А мне грустно, потому что заставляет думать о том, что мы расстанемся. Я знала это с первой минуты, и все-таки мне трудно: я уже привыкла.

— В том-то и дело: мы привыкаем.

— Это свойственно человеку.

— Именно поэтому женщина, которую я любил, превратилась в Заир. Вплоть до того дня, как на меня наскочил мотоцикл, я убеждал себя, что счастлив могу быть с нею одной, и вовсе не потому, что любил ее больше всего на свете. А потому, что был убежден — только она меня понимает, знает мои вкусы, привычки, пристрастия, мои взгляды на мир.

Я был благодарен ей за все, что она сделала для меня, и думал, что и она благодарна мне за все, что я сделал для нее. Помнишь историю о двух пожарниках? Один был испачкан копотью...

Мари отстранилась, и я заметил слезы у нее на глазах.

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 52
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Заир - Пауло Коэльо бесплатно.

Оставить комментарий