Заир - Пауло Коэльо

После того как выкорчевали куст, я больше не могу увидеть девочку, но голос ее продолжаю слышать. Я прошу, чтобы она помогла мне пасти стадо, а она отвечает, что надо набраться терпения и выдержки, грядут трудные времена, но мне еще не исполнится двадцати двух лет, как появится из далеких стран женщина, которая откроет передо мной мир. И еще говорит, что мне предстоит выполнить некое поручение, и заключается оно в том, чтобы помочь распространить по всему свету истинную энергию любви.

Хозяин отары, наслушавшись сплетен — подумать только, их распускают, стремясь погубить меня, как раз те самые люди, которым девочка помогала весь год, — собирается идти в партийный комитет и сообщить там, что и я, и моя мать — настоящие враги народа. Он меня увольняет. Но это не слишком сильно омрачает мою жизнь, потому что мать к этому времени уже поступила вышивальщицей на фабрику в самом большом городе нашего края, где никто не знает, что мы — враги народа и рабочего класса. Дирекции нужно лишь, чтобы она с утра до вечера не разгибала спины над вышиванием.

Свободного времени у меня сколько угодно, и я хожу в степь с охотниками, те тоже знают мою историю, но приписывают мне сверхъестественные способности, ибо знают: если я — рядом, обязательно встретим лисиц. Целые дни провожу в музее поэта, разглядываю его вещи, читаю его книги, слушаю, как посетители декламируют его стихи. Иногда ощущаю горячее дуновение, вижу огоньки, падаю наземь — и в такие мгновения Голос неизменно сообщает мне что-то вполне конкретное: будет ли засуха, падет ли скот, приедут ли торговцы. Но я никому не рассказываю об этом, кроме матери, а она с каждым днем все больше тревожится из-за меня.

И вот однажды она ведет меня на консультацию к врачу, который как раз оказался в наших краях. Внимательно ознакомившись с моей историей и сделав при этом какие-то пометки, он с помощью специального аппарата осматривает глазное дно, слушает сердце, бьет молоточком по колену, а потом ставит диагноз — эпилепсия. Болезнь не заразная, и с годами припадки будут случаться все реже.

Я-то уверен, что ничем не болен, но, чтобы успокоить мать, делаю вид, будто поверил. Директору музея, заметившему мою отчаянную тягу к знаниям, жалко меня, и он начинает давать мне уроки географии и литературы. С его помощью я научился тому, что необыкновенно пригодится мне в жизни, — говорить по-английски. Однажды Голос просит меня передать директору, что в скором времени он займет важный пост. Сообщив ему это, слышу лишь невеселый смех и прямой ответ: это совершенно невозможно, он — верующий мусульманин и никогда не состоял в партии.

Мне исполняется пятнадцать лет. Через два месяца после нашего разговора замечаю, что в нашем крае что-то изменилось — чиновники, прежде такие высокомерные, теперь становятся очень любезными и спрашивают, не хочу ли я вернуться в школу. Огромные грузовики, набитые русскими солдатами, движутся в сторону границы. В один прекрасный день, когда я что-то учу за конторкой, принадлежавшей когда-то поэту, вбегает директор музея сам не свой от изумления и тревоги: произошло то, чего произойти не могло, казалось бы, никогда — пал коммунистический режим, причем, что называется, — в одночасье. Бывшие советские республики становятся независимыми государствами, из Алма-Аты приходят вести о формировании нового правительства, а его, директора, назначают губернатором провинции.

Но вместо того, чтобы расцеловать меня на радостях, он спрашивает, как же это я загодя узнал об этом — неужели что-то слышал? Может быть, я был завербован советской спецслужбой следить за ним? Или — и это самое скверное — я вступил в сделку с дьяволом?!

Я отвечаю, что ему известна моя история — явления девочки, Голос, припадки, позволяющие мне слушать неведомое другим. Он отвечает, что все это всего лишь болезнь: на свете есть один пророк — Магомет, и все, что он предсказал, уже сбылось. Однако, продолжает директор, сатана по-прежнему пребывает в этом мире, используя самые хитроумные способы — в том числе и способность провидеть будущее — для того, чтобы улавливать в свои сети слабодушных и сбивать людей с пути истинной веры. Директор помогал мне, ибо ислам велит проявлять милосердие, но теперь он в этом глубоко раскаивается: я — либо тайный агент спецслужбы, либо посланник сатаны.

Он прогоняет меня в тот же день.

Жить и раньше было нелегко, а теперь стало и вовсе невыносимо. Ткацкая фабрика, где работала моя мать, прежде принадлежала государству, ныне перешла в частные руки — и новые владельцы задумали выпускать другую продукцию, изменили структуру, а в результате мать была уволена. Через два месяца нам уже нечего есть, и остается только одно — покинуть деревню, где прошла вся моя жизнь, и идти искать работу.

Дед с бабкой уходить отказываются, по ним, лучше умереть от голода, чем покинуть отчий край. А мы с матерью отправляемся в Алма-Ату. Так я впервые попадаю в большой город, и меня потрясают машины, исполинские здания, светящиеся вывески, самодвижущиеся лестницы и больше всего — лифты. Мать устраивается в магазин, меня берут в подручные механика на бензоколонке. Большую часть заработанного мы отсылаем старикам в деревню, однако оставшегося хватает на еду и невиданные прежде развлечения — кино, аттракционы, футбольные матчи.

После переезда в город припадки прекращаются, но меня больше не посещают видения и я не слышу голос девочки. Ну и хорошо, думаю я, не страдая от отсутствия невидимого друга, сопровождавшего меня с восьми лет. Я заворожен Алма-Атой и занят зарабатыванием денег: понимаю, что, если буду вести себя умно, смогу добиться многого. Но вот в один воскресный вечер, сидя у единственного окна нашей маленькой квартиры, глядя на незаасфальтированный тупик и вспоминая, как вчера, загоняя машину в гараж, я слегка помял ее, я места себе не нахожу от тревоги — боюсь, что уволят, — так боюсь, что кусок в горло не лезет.

И вдруг снова ощущаю горячее дуновение, вижу огни. Как потом рассказывала мать, я упал, заговорил на непонятном наречии, и это состояние длилось дольше, чем обычно. Я же помню, что именно в этот миг Голос напомнил мне о том, что у меня есть поручение. Очнувшись, чувствую присутствие и, хоть ничего не вижу, могу разговаривать с девочкой.

Но меня это больше не интересует: покинув деревню, я покинул и свой прежний мир. И все же спрашиваю, в чем же оно состоит, это поручение? И Голос отвечает, что дается оно всем представителям рода человеческого — напитать мир энергией всеобъемлющей любви. Я задаю вопрос о том единственном, что занимает меня в тот момент, — сильно ли мне попадет за помятую машину? Голос говорит: «Не волнуйся, скажи правду, владелец бензоколонки сумеет тебя понять».

Там я проработал пять лет. Завожу друзей, знакомлюсь с девушками, открываю для себя секс, участвую в уличных драках, то есть живу самой обычной и нормальной жизнью. Случаются припадки, поначалу мои друзья пугаются, но после того как я объясняю, что это — проявление «высшей силы», они начинают относиться к этому с уважением. Просят помочь, советуются насчет любовных неурядиц и проблем с родителями, однако я уже не спрашиваю Голос — печальный опыт учит меня, что за нашу помощь отплачивают нам самой черной неблагодарностью.

Если друзья особенно настойчивы, на ходу выдумываю, что вхожу в некое «тайное общество», — в то время, после того как религию десятилетиями подавляли и искореняли, всякая мистика и эзотерика входят в моду. Появляются книги о пресловутой «высшей силе», из Индии и Китая приезжают гуру и наставники, читаются лекции о самоусовершенствовании. Послушав одну-две, я убеждаюсь, что ничему не могу научиться, ибо по-настоящему доверяю только Голосу. Но беда в том, что я слишком занят, чтобы осмыслить то, что он говорит.

Однажды к бензоколонке подъезжает маленький внедорожник, и сидящая за рулем женщина просит меня налить полный бак. Она говорит по-русски с сильным акцентом, с трудом подбирая слова, а я отвечаю ей по-английски. Обрадовавшись, женщина спрашивает, где бы она могла найти переводчика, поскольку направляется в провинцию, на периферию.

В тот миг, когда она произносит эти слова, девочка переполняет своим присутствием все вокруг меня, и я понимаю, что произошла встреча, которую я ждал всю жизнь. Это — выход из тупика, и упустить такой шанс нельзя. Я говорю, что готов взяться за эту работу. Женщина отвечает, что ей нужен кто-нибудь постарше и поопытней, тем более что я ведь работаю на бензоколонке. Отвечаю, что не собьюсь с дороги ни в степи, ни в горах, а эта работа — временная. Умоляю дать мне возможность попробовать, и не без внутренней борьбы она назначает встречу в лучшей столичной гостинице.

Мы встречаемся в одном из салонов; она проверяет, насколько я знаю английский, задает вопросы по географии Центральной Азии, расспрашивает, кто я и откуда. Держится настороженно, уклончиво говорит о том, что намерена делать и куда именно собирается ехать. Я стараюсь произвести на нее благоприятное впечатление, но вижу — это не очень-то мне удается.