Княжна Дубровина - Салиас-де-Турнемир Елизавета Васильевна

— Подите, княжна, почивать и не безпокойтесь, я сана разбужу васъ вовремя.

Анюта ушла; Катерина Андреевна ее раздѣла и положила въ постель, укрыла, спустила шторы и занавѣси; Анюта очутилась въ темнотѣ и скоро заснула.

— Вставайте, пора, только-что успѣете одѣться, какъ надо ѣхать въ храмъ Божій, сказала Арина Васильевна стоя надъ постелью Анюты со свѣчой въ рукѣ.

Анюта вскочила и выбѣжала въ уборную, гдѣ были зажжены всѣ канделябры и лежало на креслахъ пышное бѣлое платье съ прошивками на розовомъ чехлѣ.

— Ахъ, прелесть какая, сказала Анюта, обращаясь къ Аринѣ Васильевнѣ, но ея уже не было, она ушла; Анюту одѣли и она сошла внизъ. Тетки ея Варвара Петровна и Лидія были тоже одѣты: Варвара Петровна въ богатомъ атласномъ платьѣ, съ наколкой на головѣ, а Лидія въ бѣломъ съ бантами. Безъ множества бантовъ Лидія никогда не обходилась.

— Ну поѣдемте.

Онѣ вышли на крыльцо, и вдругъ раздался ударъ въ колоколъ глухой, негромкій, медленный, а за нимъ еще ударъ и еще, а потомъ внезапно понесся со всѣхъ храмовъ Божіихъ великой Москвы торжественный, гудящій, сердце захватывающій гулъ всѣхъ колоколовъ; вездѣ зажглись огни и горѣли въ темномъ небѣ высокія колокольни и летѣли въ небеса ихъ высокія очертанія, точно и онѣ возносили главы свои къ высокому небу. Очарованная Анюта стояла на крыльцѣ, а возлѣ нея и лакей и швейцаръ отозвались на звонъ этотъ знаменіемъ креста. По ихъ примѣру невольно перекрестилась и Анюта.

— Иди же, пора, сказала изъ кареты Варвара Петровна.

— Минуточку одну, возразила Анюта, не будучи въ состояніи оторвать своихъ взоровъ отъ чуднаго вида и жадно слушая торжественный гулъ колоколовъ.

— Мы опоздаемъ, сказала Лидія.

Лакей помогъ Анютѣ войти въ карету, и она помчалась. Вездѣ горѣли плошки, въ домахъ сверкали огоньки; пѣшеходы, опережая другъ друга, стремились по улицамъ, кареты мчались во всѣхъ направленіяхъ. При огняхъ улицы Анюта видѣла все радостныя лица и разряженныхъ прохожихъ. А колокола гудѣли, гудѣли, и ихъ металлическіе звуки царили надъ проснувшимся великимъ городомъ. И вотъ въѣхали онѣ въ Кремль. Густыя толпы стояли около соборовъ и надъ ними продолжали гудѣть призывавшіе въ храмы Господни торжественные колокольные звоны. А внизу подъ Кремлемъ разстилалось обширное Замоскворѣчье за черною лентой Москвы-рѣки, и оно блистало огнями, и его безчисленные храмы съ высокими колокольнями горѣли на небосклонѣ; вокругъ церквей, тонувшихъ во мракѣ, то здѣсь, то тамъ появлялись живыя, движущіяся кольца огней.

— Что это такое? проговорила Анюта показывая теткамъ на эти огни. — Точно гирлянды изъ огня вокругъ церквей, будто огненныя кольца! Вотъ глядите, тутъ потухли, а здѣсь зажглись.

— Это крестные ходы вокругъ церквей, сказала Лидія Петровна; — всѣ молящіеся идутъ со свѣчами въ рукахъ. Ночь тихая — свѣчъ не задуваеть. Однако мы опоздали. Вотъ вышелъ крестный ходъ изъ Успенскаго собора.

— Кто это такой величественный старикъ идетъ, навѣрно архіерей? Всѣ разступаются предъ нимъ.

— Митрополитъ Московскій, сказала Лидія. — Вотъ и проѣхать нельзя, надо подождать. Толпа-то какая — огромное стеченіе народа.

— Ахъ, закричала Анюта, — христосуются, на площади цѣлуются, какъ прекрасно! это все родные, знакомые?

— Нѣтъ, въ Москвѣ обычай древній: народъ, когда пропоютъ; «Христосъ воскресе!» обращается къ сосѣду, кто бы онъ ни былъ, и говоритъ: «Христосъ воскресе!» и цѣлуетъ его три раза.

Карета тронулась. По высокой лѣстницѣ устланной коврами вошла Анюта за тетками въ небольшой, но дивный старинный храмъ. Онъ былъ посрединѣ раздѣленъ очень массивными столбами, а иконостасъ его блисталъ золотомъ съ почернѣвшими отъ времени ликами святыхъ. Налѣво отъ царскихъ дверей выходила изъ иконостаса позолоченная часовенька чудной работы; внутри нея сіяла и камнями и золотомъ древняя икона Божіей Матери. Анюта была поражена прелестно и богатствомъ этого храма. Стройный хоръ пѣвчихъ громко гремѣлъ надъ нею, а она, полная благоговѣнія и умиленія, стала на колѣни и мольбы свои обратила къ иконѣ Богородицы; она молилась всею душой, но вдругъ вспомнила о папочкѣ, Машѣ, братьяхъ и сестрахъ и слезы ея полились ручьемъ.

— Спаси и помилуй ихъ, пресвятая Богородица, прошептала она.

— Анюта, Анюта, что съ тобою? спросила ее Лидія видимо смущенная.

— Анна, не чуди, сказала ей Варвара Петровна недовольно, — молись какъ люди, прилично.

Это была капля холодной воды, которая отрезвила и вмѣстѣ съ тѣмъ уязвила Анюту. Она стояла прямо, неподвижная, съ холоднымъ выраженіемъ лица. Долго длилась служба. Анюта устала и Варвара Петровна, которая по своему всегда о ней заботилась, сказала Лидіи.

— Пока читаютъ часы, отведи ее въ зимній садъ, пусть отдохнетъ, но надѣнь на нее теплую мантилью: тамъ холодно и сыро.

Такого прелестнаго зрѣлища никогда еще не видала Анюта, хотя видѣла много богатыхъ домовъ. Она вошла въ пышный садъ. Огромныя пирамиды розъ, рододендроновъ, гіацинтовъ, лилій подымались изъ клумбъ и закрывали часть стѣнъ. Въ срединѣ этого сада большая клумба изъ пальмъ и широколиственныхъ растеній увеличивалась массами пунсовыхъ, розовыхъ и бѣлыхъ камелій, ярко отдѣлявшихся отъ металлической зелени листьевъ. Между клумбами извивались посыпанныя мелкимъ пескомъ дорожки.

— Будто золотыя дорожки въ волшебномъ саду, сказала Анюта взявъ тетку за руку. — Право, волшебный садъ. Чей онъ?

— Царскій, сказала Лидія; — у кого же можетъ быть такой садъ, какъ не у Царя? Сядемъ тутъ, отдохни.

Онѣ сѣли на плетеную скамейку окруженныя цвѣтами, напитавшими пронзающимъ, но восхитительнымъ своимъ ароматомъ свѣжій воздухъ.

Усталая пріѣхала Анюта домой, но не столько отъ усталости тѣлесной. какъ отъ сильныхъ ощущеній и впечатлѣній, и заснула глубокимъ дѣтскимъ сномъ.

— Княжна, вставайте. Христосъ воскресе! и голова старушки Арины Васильевны любовно наклонилась надъ ней. — А вы скажите: воистину воскресе!

— Воистину воскресе, повторила Анюта, и онѣ расцѣловались.

— Ну одѣвайтесь скорѣе, ужь девять часовъ, тетушки ожидаютъ васъ, чтобы выйти въ столовую. Тамъ собрался весь домъ; будутъ христосоваться. Вы, княжна, не смущайтесь и не брезгайте, это грѣхъ большой. Послѣдній дворникъ и прачка будутъ съ вами христосоваться и всѣхъ извольте поцѣловать по-братски. Нынче такой великій день, всѣ равны, и не предъ Богомъ только, а между собой равны. За насъ за всѣхъ, за бѣдныхъ и за богатыхъ, принялъ Онъ муки, смерть претерпѣлъ и завѣщалъ намъ любить другъ друга. Мы бы всегда должны были жить по-братски, все дѣлить, и горе и радость, но по грѣховности нашей этого не дѣлаемъ. Но крайности въ этотъ великій день соблюдемъ обычай христіанскій и, какъ поютъ нынче, обымемъ другъ друга съ любовію. Безъ любви ничто не угодно Господу. Такъ-то, дитя мое.

— Да я и у папочки всегда со всѣми христосовалась — и съ Дарьей-няней, и съ дворникомъ даже, сказала Анюта.

— Ну да тамъ было два, три человѣка, а здѣсь вся дворня — ихъ человѣкъ тридцать.

— Ахъ, какъ много!

— Да, много, и всѣ вамъ служатъ, а вы будьте привѣтливы, ласковы къ нимъ. Не брезгайте никѣмъ.

— Какъ это можно, сказала Анюта и сошла внизъ.

— Христосъ воскресе! встрѣтили ее нарядные тетки и каждая изъ нихъ одарила ее. Варвара Петровна дала ей прекрасное огромное позолоченое яйцо и на немъ былъ изображенъ Спаситель возносящійся на небо; Лидія подарила ей рабочій ящичекъ съ золотымъ наперсткомъ и все, что нужно для шитья, а Александра Петровна, любившая сама золотыя вещи, — маленькое колечко съ брилліантомъ на золотомъ тонкомъ ободочкѣ.

— Кольцо такого фасона называется супиръ. Возьми его и помни, que je soupire toujours après toi, mon coeur, сказала сентиментальная Александра Петровна и прибавила: Пора, пойдемъ въ залу, люди ждутъ.

Въ залѣ стоялъ ломившійся отъ куличей, пасокъ, всякихъ закусокъ столъ и посреди него красовался изъ бѣлаго масла барашекъ съ палочкой, на которой былъ маленькій красный флагъ. У барашка рога были раззолочены. Въ глубинѣ комнаты стояла вся многочисленная прислуга Богуславовыхъ. Кресло Александры Петровны подкатили къ хозяйскому мѣсту. Подлѣ нея стояла Варвара Петровна, за ней Лидія, а потомъ Анюта. У каждой подъ рукой стояла корзина съ красными яйцами.