Княжна Дубровина - Салиас-де-Турнемир Елизавета Васильевна

Всѣ засмѣялись, Лидія такъ и встрепенулась.

— Сестрица, воскликнула она, — всегда такъ мѣтко скажетъ! Именно щеголь съ бульвара!…

Разговоръ этотъ совсѣмъ не нравился Варварѣ Петровнѣ. Она отослала Анюту на верхъ при первой возможности, замѣчая, что нельзя пропускать уроковъ. Александра Петровна согласилась хотя и противъ воли.

— Съ тѣхъ поръ какъ эта милая дѣвочка у насъ, сказала она, — домъ сталъ веселѣе и мое здоровье лучше. Мы жили какъ въ тюрьмѣ.

— Для твоего здоровья, сказала Варвара Петровна.

— Да, вы меня живую въ гробъ положили, отвѣчала къ ужасу сестеръ Александра Петровна, — а я не хочу. Я хочу утѣшаться моею Анютой. Она вчера была лучше всѣхъ и лицомъ и манерами.

— Манерамъ выучить можно и довольно скоро, но нравъ укротить мудрено, замѣтила Варвара Петровна.

— Она стала очень послушна, сказала Александра Петровна.

— Да, она повидимому послушнѣе, но исправилась ли она — покажетъ время. Ты не сердись на меня, Саша, но я попрошу тебя не поощрять Анну, когда она судитъ и рядитъ о другихъ. Я не люблю пересудовъ.

— Анюта, сказала Александра Петровна, — дѣвочка умная, и пресмѣшно разсказываетъ и все замѣчаетъ. Въ ней нѣтъ и тѣни злой насмѣшки. Развѣ не правда, что Щегловы смѣшны; одного изъ нихъ зовутъ Атанасъ, какъ это смѣшно.

— Анюта такъ смѣшно говоритъ: этотъ Аѳанасiй и правда что Атанасъ, — глупая затѣя, сказала Лидія.

— Можетъ-быть, но привычка осуждать и смѣяться съ дѣтскихъ лѣтъ, есть порокъ, сказала недовольнымъ тономъ Варвара Петровна, — и я не хочу допускать чтобъ Анна сдѣлалась насмѣшницей.

Вскорѣ послѣ этого Варвара Петровна получила записку отъ княгини Бѣлорѣцкой о томъ, что въ слѣдующую субботу даютъ наконецъ Парашу Сибирячку и что у ней есть ложа и она проситъ отпустить съ ней Анюту. Варвара Петровна согласилась и сказала о томъ Анютѣ, которая пришла въ такой неописанный восторгъ, что тетка нашла нужнымъ ей прочитать наставленіе о томъ, что должно владѣть собою. Но Анюта прыгала, хлопала въ ладоши, цѣловала тетокъ и восклицала:

— Парашу Сибирячку! Парашу Сибирячку!

— Да отъ чего ты такъ любишь эту Парашу, спросила Лидія, что въ ней такого особеннаго?

— Ахъ! все особенное! и такъ трогательно! ужели вы не читали?

— Не случилось, сказала Лидія, которая на счетъ чтенія не ушла далеко.

— Разскажи намъ, сказала Александра Петровна, которую забавляло восхищеніе Анюты.

— Видите, начала Анюта спѣша и волнуясь, — у стараго отца, несчастнаго отца, котораго за чтото, чего онъ не сдѣлалъ, сослали въ Сибирь, была дочь; и она пошла съ отцомъ въ Сибирь, у нея не было матери. Бѣдная Параша! Какъ и у меня матери не было! и вотъ она жила съ отцомъ и такъ его нѣжно любила. Видя его несчастіе, она рѣшилась и пѣшкомъ изъ Сибири ушла одна, и все шла, шла и наконецъ пришла въ Москву. А когда она пришла въ Москву, то услышала звонъ во всѣ колокола и не знала отъ чего это такъ звонятъ, больше чѣмъ въ большой праздникъ. Она спросила и ей сказали, что молодой царь идетъ въ Соборъ короноваться. Параша бросилась въ Кремль. Ну, тутъ ужь много… всего нельзя разсказать вдругъ… Ее не пускали, ее затерли въ толпѣ, но она просила, умоляла и прошла впередъ. И вотъ вышелъ царь изъ Собора, а она бросилась къ ногамъ его и плакала и всю правду истинную ему сказала. А царь выслушалъ милостиво, простилъ отца, приказалъ воротить его изъ Сибири и наградилъ его. И жила съ отцомъ Параша счастливо. Такъ трогательно. Я плакала, когда Митя читалъ, и Агаша и Маша плакали.

— Однако какая эта Параша смѣлая! Изъ Сибири, одна и прямо къ Государю. Я бы не рѣшилась, сказала Лидія.

— Отъ чего? А я бы непремѣнно изъ Сибири пришла, еслибы папочка… сохрани Боже!… Голосъ Анюты оборвался.

— И съ Государемъ рѣшилась бы говорить, при всѣхъ…

— Конечно. Это ужь не мудрено, пришедши для этого изъ Сибири. Вотъ изъ Сибири прійти одной трудно, а правду царю сказать не мудрено. Вѣдь онъ царь и правду всегда обязанъ выслушать!

— Такъ, такъ, сказала Варвара Петровна одобрительно, — и Параша добрая дочь.

— Но вѣдь это сказка, замѣтила Лидія. — Въ сказкѣ не то что изъ Сибири, а и съ луны прійти можно. А на самомъ дѣлѣ изъ Сибири одной, пѣшкомъ придти нельзя.

— Не сказка, не сказка, закричала Анюта, — а сущая правда. Я знаю это навѣрное и папочка говорилъ.

— Дядя, поправила Варвара Петровна.

— Ну дядя, сказала Анюта нетерпѣливо и продолжала восхищаться Парашей.

— Да, это не сказка, сказала Александра Петровна, — я даже читала разсказъ этотъ по-французски, цѣлая книжка. Помнишь, ma soeur, мы читали это вмѣстѣ очень давно.

— Помню, отвѣчала Варвара Петровна, — но не піесу а разсказъ, кажется де-Местра, по-французски. Анна, поди теперь учиться, а въ четвергъ поѣдешь въ театръ смотрѣть твою Парашу и запомни, что съ нашей стороны это жертва. Ты возвратишься изъ театра позднѣе одиннадцати часовъ и можешь потревожить мою больную сестрицу.

— Я тихонько пройду заднею лѣстницей на верхъ, прокрадусь какъ тѣнь, прошмыгну какъ мышка, сказала Анюта улыбаясь.

— А карета? Вѣдь надо же въѣхать во дворъ, швейцару придется отворять большую дверь? люди будутъ ходить… это шумъ, безпокойство… но ужь такъ и быть, дѣлать нечего. Une fois n'est pas coutume! сказала Варвара Петровна.

Плохо училась Анюта несмотря на все свое стараніе. Она все думала, какъ поѣдетъ въ театръ, считала дни, плохо спала и просыпаясь по утру прежде всего вспоминала о Парашѣ и вскакивала съ постели. Такъ прошло два дня и насталъ четвергъ. Анюта ждала не дождалась, когда Катерина Андреевна войдетъ въ ея спальню. Она одѣлась, но ничѣмъ не могла заняться прилежно и считала часы и минуты. Миссъ Джемсъ напрасно выговаривала ей.

— Завтра буду учиться прилежно, обѣщаю вамъ, говорила Анюта, — а теперь не могу. Не дождусь, когда поѣду. Не сердитесь на меня.

Миссъ Джемсъ не упустила случая сказать, что должно владѣть собою, должно держать себя въ уздѣ и не хорошо пренебрегать долгомъ ради удовольствія.

— Развѣ это удовольствіе, воскликнула Анюта. — Увидѣть Парашу! это счастіе!

Миссъ Джемсъ не могла не улыбнуться и сказала:

— Какое однако вы дитя еще! А вамъ ужь двѣнадцать лѣтъ. Но полно, садитесь, я буду диктовать.

И диктантъ длился долѣе обыкновеннаго.

Насталъ часъ обѣда.

— Дайте мнѣ бѣлое платье и голубой поясъ, сказала Анюта, — я ѣду въ театръ.

— Совсѣмъ не нужно, отвѣчала Катерина Андреевна, — вы сойдете внизъ какъ всегда, а послѣ обѣда успѣете одѣться и надо спросить у тетушки какое платье она прикажетъ надѣть на васъ.

Анюта надула губы.

— Не все ли ей равно, какое платье я хочу надѣть, сказала она.

— А вотъ именно это хочу вамъ говорить запрещено, замѣтила Катерина Андреевна.

— Мало ли что запрещено, сказала Анюта разсердившись.

— Анна, Анна! протянула строго Англичанка.

«Выдумали противное имя — другое какое-то, не мое, точно не знаютъ, что меня зовутъ Анютой», подумала она про себя, но не сказала ни слова. Скоро однако ея неудовольствіе прошло; она предалась мечтамъ и съ радостію думала:

«Теперь пять. Шестой, седьмой, восьмой, считала она по пальцамъ: — черезъ три часа я буду въ театрѣ.»

Она сошла внизъ и увидѣла, что Варвара Петровна читала записку.

— Анна, сказала она, — вотъ записка отъ Вѣры Николаевны Вышеградской, помнишь ту старую даму, вдову министра. Она пишетъ, что къ ней нынче вечеромъ съѣзжаются всѣ ея внучки и проситъ меня привезти тебя.

Анюта окаменѣла.

— Она пишетъ, что у нея будетъ фокусникъ и петрушка и что она слышать не хочетъ чтобы тебя не было. Мнѣ жаль лишить тебя удовольствія ѣхать въ театръ, но театръ всегда при насъ, а у Вѣры Николаевны рѣдко бываютъ дѣтскіе вечера. Отказать ей нельзя, тѣмъ болѣе, что она звала тебя два раза, но ты кашляла, и я не могла привезти тебя.

Анюта стояла блѣдная и не вѣрила ушамъ своимъ.

— Анна, будь благоразумна, сказала мягко Варвара Петровна, — я отказать не могу старой почтенной дамѣ восьмидесяти слишкомъ лѣтъ. Тебѣ и тамъ будетъ весело, у нея угощеніе и подарки… Она задаритъ тебя, ты ей понравилась.