Оставленные - Том Перротта

– Ну и гадина же я, – произнесла она.

Джилл смотрела на трусики – голубые, в желтый цветочек.

– Это мои?

Эйми открыла дверцу под раковиной и кинула трусики в мусорное ведро.

– Поверь мне, – сказала она, – ты их больше не захочешь носить.

* * *

Кевину нравилось танцевать, но танцевал он всегда плохо. Это из-за футбола, рассудил Кевин: он слишком напряжен в бедрах и плечах, боится оторвать ноги от пола, словно ждет, что ему вот-вот придется сдерживать натиск танцоров из команды соперника. Как результат, обычно он просто переваливался с ноги на ногу, повторяя одни и те же движения, словно дешевая заводная игрушка.

Танцуя рядом с Норой, он еще сильнее сознавал свои несовершенства. Сама она двигалась с непринужденной грацией, явно не чувствуя никаких помех между своим телом и музыкой. К счастью, неумение Кевина ее ничуть не смущало. Большую часть времени она будто вовсе его не замечала – голова опущена, лицо частично скрыто за колышущейся занавесью темных глянцевых волос, гладких, как поверхность темного водоема. В те редкие мгновения, когда их взгляды встречались, она одаривала его милой удивленной улыбкой, словно совершенно не помнила о его существовании.

Диджей ставил песни «Love Shack»[64], «Brick House»[65], композиции из альбома «Sex Machine»[66], и Нора почти все их знала наизусть. Она покачивала плечами и кружилась, скинув туфли, стала танцевать босой на деревянном полу. Самозабвение, с каким она танцевала, было тем более поразительно, что она наверняка знала, сколь пристально за ней наблюдают. Кевин и на себе чувствовал всеобщее внимание, словно он случайно ступил в ослепительно яркий луч прожектора. Это внимание не оскорбительно, думал Кевин, – взгляды на них бросали украдкой, как бы нехотя – ничего не могли с собой поделать, – но они с Норой постоянно находились под наблюдением окружающих, и оттого он тушевался все больше и больше. Со смущенной улыбкой он огляделся, словно извиняясь за свою неуклюжесть перед всеми, кто был на дискотеке.

Они протанцевали семь песен подряд, но, когда Кевин предложил Норе сделать перерыв – сам он был не прочь передохнуть, – она мотнула головой. Лицо ее блестело от пота, глаза сверкали.

– Давайте еще потанцуем.

После двух убойных песен – «I Will Survive»[67] и «Turn the Beat Around»[68] – он едва мог перевести дух. К счастью, после них зазвучала «Surfer Girl»[69] – первая медленная композиция с начала танцев. Когда раздались ее первые аккорды, наступил неловкий момент, но Нора, в ответ на вопросительный взгляд Кевина, шагнула к нему и обвила руками его шею. Он обнял ее, положив одну свою ладонь ей на плечо, другую – на талию. Она уронила голову ему на грудь, танцуя с ним, как на выпускном балу.

Кевин сделал маленький шажок вперед, потом – в сторону, вдыхая запах ее пота, смешанный с ароматом шампуня. Нора позволяла себя вести, всем телом прижимаясь к нему во время танца. Он ощущал жар ее кожи сквозь тонкую материю платья. Она что-то пробормотала, но ее слова запутались в вороте его рубашки.

– Извините, – сказал Кевин. – Не расслышал. Нора подняла голову и тихим мечтательным голосом повторила:

– На моей улице жуткая рытвина. Когда вы ее залатаете?

Часть 3

Веселые праздники

Грязные оборванцы

На вокзале Том нервничал. Он бы предпочел, чтобы они, как и прежде, путешествовали автостопом, держались проселочных дорог, на ночь ставили палатку в лесу, экономили деньги, тратя их только в случае крайней необходимости. Так они добирались из Сан-Франциско до Денвера, но потом Кристине это надоело. Она считала, что негоже ей лебезить и рассыпаться в благодарностях перед людьми, которые даже не понимают, что это им выпала большая честь сыграть даже столь малюсенькую роль в ее судьбе, перед людьми, которые вели себя так, будто это они оказывают им услугу, подвозя парочку немытых босоногих ребят, подобранных на дороге бог знает в какой глуши, хотя прямо Кристина ему этого не говорила.

До Дня благодарения оставалось всего ничего, пара дней – Том совершенно забыл про праздник, который когда-то был одним из самых его любимых, – и в зале ожидания ступить было негде. Всюду пассажиры, багаж, не говоря уже про полицейских и солдат, которых здесь почему-то было немыслимое количество. Кристина высмотрела свободное местечко – всего одно в среднем ряду – и кинулась к нему, пока никто не занял. Том поплелся следом, сгибаясь под тяжестью туго набитого рюкзака, напоминая себе, что в первую очередь должен заботиться о ее нуждах.

Скинув со спины свою громоздкую ношу – в рюкзаке находились как ее, так и его вещи, плюс палатка и спальный мешок, – он устроился у ног Кристины, будто преданный пес, повернувшись так, чтобы избежать зрительного контакта с компанией солдат, в полевой форме и берцах, сидевших прямо напротив них. Двое из них дремали, один писал эсэмэски, а вот четвертый – худощавый рыжеволосый тип с покрасневшими, как у кролика, глазами, – смотрел на Кристину. Так пристально, что Том занервничал.

Как раз этого он и боялся. Она была настолько очаровательна, что, как магнит, притягивала к себе взгляды, – даже одетая в грязное хипповское тряпье, в вязаной детской шапочке, с нарисованной на лбу огромной сине-оранжевой мишенью. Со дня ареста мистера Гилкреста прошло больше месяца, и скандальная история начала забываться, но, Том понимал, что наверняка найдется какой-нибудь навязчивый тип, который узнает в Кристине одну из сбежавших невест. Это только дело времени.

Взгляд солдата скользнул по Тому. Тот пытался игнорировать его, но парню явно было нечем заняться, кроме как сидеть и глазеть. В конце концов Тому ничего не осталось, как повернуться и встретиться с ним взглядом.

– Эй, Свинтус, – обратился к нему солдат. Судя по нашивке на его кармане, его фамилия была ХЕННИНГ. – Твоя подружка?

– Мы просто друзья, – нехотя ответил Том.

– Как ее зовут?

– Дженнифер.

– Куда едете?

– В Омаху.

– О, я тоже. – Хеннинг, казалось, обрадовался такому совпадению. – В увольнительную на две недели. Отмечу с семьей День благодарения.

Том сдержанно кивнул, намекая, что он не в настроении знакомиться и общаться с кем бы то ни было, но Хеннинг его не понял.

– И что же привело вас в Небраску?

– Мы здесь проездом.

– И откуда же?

– Из Финикса, – солгал Том.

– Жара там невероятная, да?

Том отвел взгляд в сторону, давая понять, что разговор окончен, но Хеннинг прикинулся, будто этого не заметил.

– А у вас, как вижу, проблемы с мытьем? Аллергия на воду, что ли?

О Боже, мысленно простонал Том. Опять. Когда они решили замаскироваться под хиппи, он думал, их будут доставать разговорами о наркотиках и свободной любви, но он и предположить не мог, сколько времени ему придется посвящать теме личной гигиены.

– Мы ценим чистоту, – ответил он солдату. – Просто не делаем из этого культа.

– Оно и видно. – Хеннинг бросил многозначительный взгляд на грязные ступни Тома. – Мне вот интересно. Ты вообще, как долго без душа обходился?

Если бы Том хотел ответить честно, он сказал бы, что неделю – это был его нынешний рекорд. Ради правдоподобия, они с Кристиной перестали принимать душ за три дня до отъезда из Сан-Франциско, а в дороге заходили только в общественные туалеты.

– Не твое дело.

– Ладно. – Хеннинг, казалось, развлекался. – Тогда ответь на такой вопрос. Когда ты последний раз менял нижнее белье?

Солдат, сидевший рядом с ним, лысый черный парень, так сосредоточенно набиравший текстовые сообщения, словно от этого зависела его жизнь, поднял голову от телефона и прыснул от смеха. Том молчал. На вопрос о нижнем белье с достоинством ответить не получилось бы.

– Ну же, Свинтус. Хотя бы приблизительно. Если меньше недели, будет тебе приз.

– А, может, он вообще без трусов? – предположил негр.

– Главное, чтобы душа была чиста, – объяснил Том, повторяя один из любимых лозунгов хиппи. – Внешние проявления не имеют значения.

– Для меня – имеют, – возразил Хеннинг. – Мне с тобой в одном автобусе двенадцать часов трястись.

Том понимал, что солдат прав, хотя ему этого не сказал. Последние пару дней он и сам, с беспокойством и смущением, замечал, что от них с Кристин воняет. Каждый водитель, подбиравший их на дороге, сразу же открывал в машине окна, даже если на улице было холодно или лил дождь. Внешнее правдоподобие больше никого не интересовало.

– Простите, если мы вас оскорбили, – извинился он, сквозь зубы.

– Не злись, Свинтус. Я просто так, шучу. Прежде чем Том успел ответить, Кристина легонько пихнула его в спину. Он не отреагировал, чтобы не втягивать ее в разговор. Но она снова пихнула его, на этот раз сильнее. Ему ничего не оставалось, как обернуться.

– Я умираю с голоду, – заявила Кристина, кивая в сторону кафе. – Ты не мог бы принести мне кусочек пиццы?