По секрету всему свету - Ольга Александровна Помыткина

50, я бы женился на тебе.

Мимо проходили больные и улыбались.

— Мне все же нужно идти, — не выдержала я.

На душе у меня стало грустно, толи из-за жалости, толи из-за того, что я представила себя на его месте. Я встала и пошла в свою палату. Но несколько раз обернулась на старика, а он смотрел на меня.

В палате я села на кровать и стала думать.

«Я так сильно похудела, а ведь я крепкая дева. Я плохо ем и сильно нервничаю, переживаю. Меня раздражают голодные лица больных. Они только и делают, что едят и спят, все женщины полные. Больница напоминает старый заброшенный замок, а больные точно узники. Тело у меня постоянно напряжено. Тело так горит, что я не замечаю холода и сырости здесь, мне жарко, даже умываться холодной водой мне нравится, словно я — закаленная спортсменка. Здесь только можно умереть с тоски. И если бы не Дима, было бы хуже. Я почти выздоровела и не кашляю. Может меня скоро выпишут. А как же Дима?»

Утром следующего дня меня снова отпустили домой после процедур.

Мы вышли с Тоней на улицу. Стоял конец апреля. Солнце светило ярко, дотаивал снег. Мы подошли к остановке, чтобы уехать на автобусе.

— Как солнце сильно светит сегодня! — восхищенно проговорила я.

— Да. Сегодня отличная погода.

— Что-то автобуса нет?

— А может нас вон тот «УАЗ» довезет!? — проговорила Тоня.

— Может быть?

Мы стали останавливать машину, подняв руку. Машина остановилась, и мы сели.

Обратно я вернулась уже вечером, к пяти часам.

Сняла пальто в палате и пошла на укол.

По коридору болтался Дима.

— Привет! — закричал он, увидев меня.

— Привет. Может что-нибудь по телику будет? — спросила я тихо.

— Не знаю, у меня забрали ключ от шкафа, где стоит телик.

Телевизор был, оказывается, помещен в деревянный ящик и закрывался на ключ. Я раньше этого не знала.

Я пошла в процедурный кабинет за дозой лекарств.

Когда вышла, в коридоре уже никого не было. До позднего вечера я пробыла в своей палате.

А потом вышла в коридор и направилась в вестибюль.

Села позади незнакомых мужчин и Алексея.

Вскоре все ушли. Я была удивлена, что Алексей больше не проявлял ко мне интереса. Я предполагала, что он узнал о наших отношениях с Димой.

Тут появился Дима и сел рядом со мной. От него пахло приятным одеколоном и сам он был опрятен и красив. Мне захотелось к нему прижаться и поцеловать его. И я предложила:

— Пойдем ко мне в палату. Я одна ночую. — Я сама себе удивилась.

— Пойдем, — удивленно и радостно произнес он.

— Я пойду впереди. А ты потом приходи.

Мне и самой не верилось, что я на такое способна: командовать парадом. Еще несколько дней назад я краснела при виде его и мальчишек. Меня бросало в жар от волнения и стыда. А теперь я осмелела и обнаглела. Я почувствовала в себе силу.

Через несколько минут Дима пришел в палату. В коридоре никого не было.

«Как здесь все же сыро и холодно».

— Сейчас я выключу свет, — совершенно осмелела я.

— Ладно.

Когда в комнате стало сумрачно, мы обнялись очень нежно.

— Давай ляжем и укроемся одеялом, — предложила я.

— Вон с той кровати возьмем еще одеяло, — сказал Дима.

Мы легли и укрылись одеялом моим и сверху чужим.

«Как хорошо».

— Я всегда мерзну, но сейчас мне стало очень тепло, — выговорился он. Видишь, у меня под кофтой одна майка. А у тебя? — он полез мне под кофту.

— У меня тоже, — произнесла я, но остановила его руку, которая все же коснулась груди в лифчике.

Он вздрогнул и убрал руку. Но стал спускаться в штаны, лаская ягодицы и прижимая меня к себе все сильней.

— Ой, нос чешется, нам попадет, наверно? — прошептал он.

— Я не верю в приметы.

Дима прижал меня к себе очень крепко и целовал в губы. Потом он постарался залезть на меня сверху. Но я препятствовала этому, отодвигаясь. Я все же боялась чего-то и стала вести себя пассивно и сдержанно. Одной рукой я обнимала Диму.

Под одеялом становилось невыносимо жарко.

— Как ты думаешь, все уже спят или нет? — спросила я. — Знаешь, а я ведь ни с кем еще не обнималась и не целовалась. Хотя, я дружила с одним мальчиком, но он был очень скромный и сильно меня любил. Потом разлюбил.

Дима продолжал меня обнимать и опять сделал попытку залезть сверху. И ему это удалось.

Он стал своими ногами раздвигать мои ноги и, вдруг, дверь палаты открылась, и вошла медсестра. У нее был заспанный вид.

— Кто здесь не спит? — растерянно спросила она.

Дима в это время успел залезть с головой под одеяло. А медсестра включила свет.

Сердце у меня забилось в бешеном ритме, казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Я смотрела на женщину и тряслась от страха.

— Ты здесь с кем?

— Я одна, я уже сплю.

— Только, пожалуйста, мне не ври. Беруков Димка у тебя?

— Я одна.

Медсестра прошла на середину комнаты. Тут вошла вторая медсестра. Она посмотрела на меня растерянно и спросила:

— Наталья, что случилось?

— Да вот, наша девица сегодня не одна. Я проверила все палаты, а Берукова нигде нет. Мне мужики сказали, зайти сюда, и точно.

И тут Димка не выдержал, высунул голову из-под одеяла и произнес:

— А можно не орать на всю больницу?! Мы просто общались.

— Пойдем, Наталья. А ты — марш в свою палату. Нам здесь еще разврата не хватало.

Они вышли в коридор и закрыли за собой дверь. Дима, не глядя на меня, встал и вышел из палаты. И уже за дверью произнес:

— Да мы просто лежали и все.

Я, в растерянности, решила раздеться и лечь спать. Выключив свет, я легла под одеяло. Но тут свет включился, и вошли медсестры да женщина врач.

Наталья подошла к кровати и быстро откинула мое одеяло.

— Ага, она еще и раздетая была. Завтра сообщу в школу и родителям.

— Я только что разделась, — с обидой произнесла я.

— Да ври больше, бесстыжая.

Остальные молча смотрели на меня. Потом все ушли. А у меня побежали слезы, я с ужасом представила завтрашний день, когда об этом все будут говорить и смеяться надо мной.

«Боже! Что теперь будет! Завтра об этом узнает вся школа, я не перенесу этого позора. Как я буду в глаза смотреть всем, хоть я ничего особенного не сделала. А что скажет мама и сестры… Попросить их